Давид Фонкинос - Шарлотта

И не только ее, но бесплотные тени современников гения.

Временами Шарлотта заставляла себя ездить в Ниццу.

Дед жил там совсем один,

Целыми днями сидел на стуле, перебирая воспоминания.

Как-то летом сорок второго года она увидела объявление на стене:

Новый закон предписал евреям регистрироваться в префектуре.

Вернувшись к себе в «Бель Орор», она обратилась к Марте:

Как ей поступить?

По правде сказать, Шарлотта уже приняла решение —

Она пройдет регистрацию.

Марта спросила: зачем? Ведь это полный абсурд!

Но Шарлотта не согласилась: закон есть закон.

В назначенный день она отправилась в Ниццу.

К дверям префектуры тянулась длинная очередь.

Это ее утешило: значит, все соблюдают правила.

Люди были прилично одеты, влюбленные держались за руки.

Солнце нещадно палило, ожидание затянулось.

Внезапно на площадь въехала колонна автобусов.

Все испуганно переглянулись,

Но тут же начали успокаивать друг друга:

Мол, что тут такого страшного?

А Шарлотте пришел на память ад лагеря Гюрс.

Что, если эта «невинная» перепись им угрожает арестом?

Нет ничего ужасней, чем снова туда угодить.

Говорили, что на евреев была облава в Париже,

Но разве известно, что именно там происходит,

Что творится в Германии или в Польше?

Никто ничего не знал.

Шарлотта давно не имела вестей от отца и Паулы,

Очень давно,

Ничего не знала о них.

Господи, хоть бы они были живы!

Она вспоминала о них каждый день.

И об Альфреде, ее Амадеусе, —

Ведь он не от мира сего, ему невозможно спастись.

Нет, только не это!

Ей страшно даже подумать о смерти Альфреда,

Такого не может быть!

Откуда-то вдруг появились жандармы,

В один миг они оцепили площадь,

Теперь никому не удастся сбежать.

Шарлотте все ясно: это ловушка.

Как могла она быть настолько наивной,

И она, и все остальные?!

Ведь на них ополчился весь мир,

Так с чего же сегодня должно быть иначе?!

Прозвучал приказ: садитесь в автобусы!

Все бросились к полицейским с вопросами:

Куда нас везут?

В чем мы провинились?

Спокойствие вмиг превратилось в панику.

Жандармы, стараясь ее погасить,

Держались невозмутимо:

Это просто обычный контроль.

Вам не о чем беспокоиться.

Вот так… заходите спокойно в автобус.

Как только рассядетесь, вам принесут питьевую воду.

Шарлотта села в автобус вместе с другими,

Думая лишь об одном – о своих рисунках.

А вдруг она не вернется?

Что с ними будет?

К счастью, она доверяла Марте,

Знала: Марта их сохранит.

Но все-таки… все-таки…

Они ведь еще не закончены,

Они далеко не закончены.

Можно ли было воображать, что впереди много времени?

Она же изгнанница, беженка,

Отверженная, зачумленная.

Если в этот раз обойдется, ей нужно закончить работу

Как можно скорее.

Это ужасно, если она не успеет ее завершить.

Один из жандармов поднялся в автобус.

Его взгляд упал на Шарлотту,

Он пристально посмотрел на девушку.

Почему?

Что во мне такого особенного? – спросила себя Шарлотта.

Ничего…

Я ничего плохого не сделала.

Тогда почему…

Почему он так смотрит?

В чем дело?

Сердце Шарлотты бешено заколотилось,

Того и гляди она потеряет сознание.

Что с вами, мадемуазель?

Она не в силах ответить.

Он коснулся ее плеча

И сказал, желая ее успокоить:

Не волнуйтесь, все обойдется.

Он обратился к ней лишь потому, что нашел хорошенькой.

Вставайте, идите за мной!

Шарлотта оцепенела от ужаса,

Не может пошевелиться.

Наверное, он развратник,

Как тот, в лагере Гюрс, что насиловал девушек каждую ночь.

Да, конечно, именно так.

Иначе зачем бы он выбрал ее?

В автобусе все остальные – мужчины.

Он хочет ее изнасиловать,

Да, это так,

Не иначе.

Однако же взгляд у него такой мягкий,

Он, похоже, не очень уверен в себе.

На висках у него заблестели мелкие капельки пота.

Он настойчиво повторил: выходите, мадемуазель!

И добавил еще: пожалуйста!

Шарлотта не знала, что ей и думать.

Молодость парня и вежливый тон слегка ее успокоили,

Но можно ли верить сейчас хоть кому-то из них?

Наконец она встала и покорно пошла за ним следом.

Сойдя с подножки, он тихо шепнул ей: идемте!

Еще несколько метров, они уже за углом,

И вдруг он сказал ей: теперь уходите,

Идите быстрей, не оглядываясь.

Шарлотта застыла на месте, и он повторил: быстрее!

И тут до нее дошло:

Он попросту хочет ее спасти.

Она не знала, что ей сказать в благодарность,

Да и некогда подбирать слова,

Нужно спешить.

И Шарлотта пошла —

Медленно, а потом ускоряя шаг.

На какой-то улочке Ниццы она наконец оглянулась.

Позади – уже никого.

Шарлотта вернулась в отель, и теперь все пошло по-другому:

Она жила в лихорадочной спешке,

Нужно было работать, не тратя времени даром.

Рука Шарлотты не знала усталости:

Десятки страниц одних только текстов.

Она должна написать историю всей семьи,

Пока еще не слишком поздно.

Последние иллюстрации сделаны явно наспех,

Как будто автор не рисовал, а в панике мчался куда-то.

Эта безумная гонка меня потрясает:

Вторая часть книги – творчество на краю бездны.

Загнанная, истощенная, Шарлотта не думала о себе.

Губила, сжигала себя. До конца.

Одно из писем Шарлотта завершила такими словами:

Я вжилась в роли всех персонажей пьесы.

Исходила все их дороги.

Так я стала самой собой .

Особенно поражает меня последний ее рисунок:

Шарлотта изобразила себя на морском берегу.

Она видна со спины,

На спине мы видим название: «Leben? Oder Theater?» [27]

Так, на самой себе, она завершила книгу, чьим сюжетом была

ее жизнь.

Этот образ имеет странное сходство с одной из ее фотографий:

Шарлотта пишет картину на самой вершине горы,

Которая возвышается над Средиземным морем.

Она с недовольным видом глядит в объектив,

Словно фотограф ворует частицу ее вдохновения,

Миг ее жизни, посвященный союзу с природой.

Шарлотта как будто сливается с травами и цветами

Под чарующе ясным небом,

Чье сияние напоминает последнюю фразу Гёте.

Поэт, в преддверии смерти, воскликнул: больше света!

Ибо, чтоб умереть, нужен сияющий свет.

Час за часом она сортировала рисунки,

Наводя порядок в своей истории,

Нумеруя созданные недавно картины,

Добавляя последние музыкальные иллюстрации.

Все это уместится в три пакета,

На которых Шарлотта напишет: Property of Mrs Moor [28],

Ибо ее работа должна отойти к Оттилии,

Если самой ей придется бежать, если ей суждено умереть.