Давид Фонкинос - Шарлотта

В тот вечер Франциска заснула.

Потом среди ночи внезапно встала.

Альберт, проснувшись, следил за женой,

А та подошла к окну.

Хочу посмотреть на небо, сказала она, чтоб успокоить мужа.

Как часто она говорила Шарлотте, что в небе все краше,

чем на земле,

И добавляла: когда я туда попаду, я тебе напишу

и все-все расскажу.

Потустороннее стало ее наваждением:

Разве тебе не хочется, чтоб твоя мама стала ангелом?

Ведь это было бы так чудесно, не правда ли?

Но Шарлотта молчала.

Ангел…

Одного ангела Франциска знала: это ее сестра.

У той хватило мужества свести счеты с жизнью,

Уйти из нее безмолвно, никому не сказав ни слова.

Вот оно в чем – совершенство жестокости:

Смерть восемнадцатилетней девушки,

Смерть упования.

Франциска верила: в ужасе смерти есть своя иерархия.

Самоубийство женщины-матери – высшая степень этого акта.

Такому в семейных трагедиях отводится первое место.

Кто посмеет оспорить его величие?!

Однажды ночью Франциска встала

Бесшумно, почти не дыша.

На сей раз Альберт не проснулся.

Франциска пробралась в ванную,

Нашла пузырек с опием и залпом выпила все.

Хрип разбудил наконец ее мужа,

Он бросился в ванную: дверь была заперта,

Франциска не отвечала.

Горло горело огнем, грудь жгла нестерпимая боль,

А смерть все не шла.

И паника мужа оскверняла ее расставание с жизнью.

Но услышала ли это Шарлотта,

Или девочка крепко спала?

Альберт наконец-то взломал дверь ванной.

Чудом ему удалось к жизни вернуть Франциску —

Доза яда была недостаточно велика.

Но теперь ему стало ясно:

Призрак смерти – уже реальность.

Утром Шарлотта спросила, где мама.

Не нужно ее беспокоить, ответили ей.

Ночью маме вдруг стало плохо.

Впервые Шарлотта отправилась в школу, не повидавшись с мамой,

Не поцеловав ее на прощанье.

Франциска будет в меньшей опасности в доме родителей,

Так подумал Альберт.

Оставшись одна, она неизбежно покончит с собой,

Вразумить ее невозможно.

И Франциска вернулась в свою девичью комнату,

В мир своего детства,

Туда, где была так счастлива вместе с сестрой.

В родительском доме Франциска почувствовала себя бодрее.

А мать пыталась скрыть свои страхи:

Старшая дочь решила покончить с собой после гибели младшей —

Неужто это возможно?

Значит, смерть неизбежна?

И она начала искать помощи всюду, где только можно,

Вызвала друга семьи, видного невропатолога;

Тот заверил, что это всего лишь легкий, совсем не опасный психоз,

Избыток эмоций, чрезмерная возбудимость, и более ничего.

Шарлотта, не находя себе места, скучала по матери.

Где мама?

Она заболела гриппом, это очень заразно.

Вам сейчас лучше не видеться.

Мама скоро вернется домой.

Обещанья Альберта звучали не очень-то убедительно.

Он невольно винил больную жену,

Видя смятение дочери.

Однако же навещал каждый вечер Франциску.

Там его ждал ледяной прием.

Родители были уверены: это он виноват в болезни их дочери.

Дома почти не бывает, день и ночь торчит на работе.

Франциска пыталась покончить с собою в отчаянии

От вечного одиночества.

Вот и нашелся виновный!

А в смерти ее сестры тоже я виноват?! —

хотел воскликнуть Альберт,

Но он сдерживался.

Не глядя на судей, шел в спальню к жене

И у постели больной предавался воспоминаньям,

Все еще питая надежду на благополучный исход.

Франциска, взяв мужа за руку, пробовала улыбнуться.

Наступали минуты покоя, призрак былой любви,

Краткие проблески жизни меж черными мыслями.

К Франциске решили приставить сиделку.

Ей нужен уход – так было сказано посторонним,

Но цель-то, конечно, другая – неусыпный надзор.

Дни Франциски тянулись под пристальным наблюдением,

О Шарлотте она и не вспоминала,

Словно дочери не было больше на свете.

Если Альберт приносил ей детский рисунок,

Отворачивалась к стене.

Грюнвальды вечером ели в просторной столовой.

Туда заглянула сиделка и на минутку присела.

Внезапно мать посетила кошмарная мысль:

Франциска в спальне одна, а окно не закрыто…

И, пронзив женщину яростным взглядом,

Мать поспешно вскочила и кинулась в комнату дочери.

С порога она увидала мелькнувшее тело,

Крикнула что есть мочи, но поздно, уже не поспеть.

Внизу раздался глухой звук падения…

Мать, дрожа, устремилась к окну:

На мостовой в луже крови лежала Франциска.

Шарлотта молча встретила страшную весть

О том, что безжалостный грипп унес ее мать.

Она размышляла над словом «грипп».

Такое короткое слово – и все уже кончено…

Правду она узнáет лишь через многие годы,

Да и то в атмосфере всеобщего хаоса.

А сейчас она утешала отца,

Говоря ему: это не страшно,

Мама давно меня предупреждала.

Теперь она стала ангелом.

Она ведь всегда мечтала оказаться на небесах.

Альберт не знал, что ответить дочери.

Ему хотелось бы думать так же,

Но жестокая правда была налицо:

Жена его бросила одного,

Одного, с их маленькой дочерью.

Воспоминания не давали Альберту покоя:

Франциска еще жила в каждой комнате, в каждой вещи,

Воздух квартиры был тот же, которым дышала она.

Может быть, переставить мебель или уж все разорить дотла?

А лучше и вовсе съехать отсюда.

Альберт заговорил об этом с Шарлоттой, но дочь отказалась.

Ведь мама ей обещала прислать письмо,

Как только окажется на небесах, —

Значит нужно остаться здесь.

Иначе мама нас не найдет, ответила ему девочка.

Она ждала каждый вечер, часами ждала писем от мамы,

Сидя на подоконнике, высматривая почтальона.

Небосвод был мрачен, угрюм.

Может быть, из-за этого мамина весточка к ним не находит дороги?

Так протекали дни, а новостей все не было.

Шарлотта решила пойти на кладбище,

Там ей был знаком каждый камень.

Она подошла к могиле матери:

Не забывай: ты обещала мне все рассказать!

А писем все не было.

Не было ничего.

Это молчание невыносимо.

Отец пытался урезонить Шарлотту:

Мертвые не могут писать письма живым,

И это, может быть, к лучшему.

Мама счастлива там, где она сейчас,

В облаках она будет играть на небесном рояле.

Говорил, сам не зная что,

У него все спуталось в голове.

Наконец и Шарлотта уже поняла, что писем с небес не будет,

И смертельно обиделась на Франциску.

Теперь ей пришлось привыкать к одиночеству.

Шарлотта не разделяла чувства отца, —

Тот уходил в себя, с головой погружался в работу,

Что ни вечер сидел в кабинете, уткнувшись в книги.