Донна Тартт - Маленький друг

“Он даже не знает, как меня зовут”, – убеждала она себя. Ну, то есть это она так думала. Но если бы о Гарриет написали в газете, Эди вряд ли бы тут сидела, преспокойно разгадывая кроссворд.

“Он хотел меня утопить”, – думала она. Вряд ли он станет об этом распространяться.

Наконец Гарриет набралась духу и спросила:

– Эди, а кто это там был, на первой полосе?

Эди непонимающе уставилась на нее. Перевернула газету.

– А, этот-то, – сказала она. – Он кого-то убил. Прятался от полиции в старой водонапорной башне, но потом не сумел оттуда выбраться и чуть не утонул. То-то, думаю, он обрадовался, когда его вытащили, – Эди скользнула взглядом по снимку. – Жили такие, Рэтлиффы, на другом берегу реки, – сказала она. – И, по-моему, одно время в “Напасти” работал старик, которого звали Рэтлиффом. Мы с Тэтти его до смерти боялись, потому что у него передних зубов не было.

– А что они с ним сделали?

– С кем?

– Ну, с тем, который в газете.

– Он сознался в убийстве брата, – Эди снова принялась решать кроссворд, – и к тому же его разыскивали за хранение наркотиков. Так что, уж думаю, в тюрьму посадили.

– В тюрьму? – Гарриет помолчала. – Это в газете написано?

– Он оттуда выйдет – и оглянуться не успеешь, это уж будь спокойна, – сухо сказала Эди. – Таких, как он, только поймают, как смотришь – а его уже снова выпустили. Ты что, есть не хочешь? – спросила Эди, заметив, что Гарриет так и не притронулась к завтраку.

Гарриет прилежно принялась жевать рис. “Но если он жив, – думала она, – значит, я никого не убивала. Я ни в чем не виновата. Или виновата?”

– Вот так. Молодец. Обязательно надо поесть перед тем, как врач будет тебя смотреть, хотя я уж не знаю, что он там собирается проверять, – сказала Эди. – Но если кровь будут брать, то и голова может закружиться.

Гарриет старательно ела, склонившись над тарелкой, но мысли у нее в голове так и метались в разные стороны, будто запертые в клетке животные, и одна мысль была до того ужасной, что Гарриет, не сдержавшись, выпалила:

– А он заболел?

– Кто? Этот мальчишка-то? – сердито спросила Эди, даже не подняв головы от кроссворда. – Ох, не верю я во всю эту чушь, будто преступники, мол, больные люди.

Кто-то громко постучал в дверь палаты, и Гарриет так дернулась, что чуть не опрокинула поднос.

– Здрасте, я доктор Бакстер, – мужчина протянул Эди руку. Выглядел он молодо – моложе доктора Бридлава, но волосы у него на макушке уже начали редеть. В другой руке он держал старомодный докторский саквояж, на вид – очень тяжелый. – Я невролог.

– А-а, – Эди подозрительно оглядела его обувь – кроссовки на толстой подошве с голубыми замшевыми полосочками, в таких ходили старшеклассники из школьной команды легкоатлетов.

– Странно, что у вас тут дождя нет, – сказал врач и принялся рыться в саквояже. – Я когда рано утром выезжал из Джексона…

– Знаете, – поспешно перебила его Эди, – вы первый, кого нам тут не пришлось целый день ждать.

Она все никак не могла оторвать взгляда от его кроссовок.

– Когда я выходил из дома, – продолжал врач, – в шесть утра, по всему центральному Миссисипи было объявлено штормовое предупреждение. Вы и не представляете, какой у нас дождь лил, – он расстелил на столе серую фланелевую тряпочку, на ней, аккуратно, рядком, разложил фонарик, серебристый молоточек и какую-то черную штуковину с циферблатами.

– Мне по такой непогоде к вам пришлось добираться, – сказал он. – Боялся даже, как бы с полпути возвращаться не пришлось.

– Надо же, – вежливо сказала Эди.

– Повезло, что вообще доехал, – говорил врач. – Возле Вайдена дороги так размыло.

Тут он повернулся к Гарриет и увидел ее лицо.

– Господи! Чего ты на меня так смотришь? Больно я тебе не сделаю, – он оглядел ее, захлопнул саквояж.

– Знаешь, как мы поступим? – сказал он. – Сначала я задам тебе парочку вопросов.

Он снял с крючка на кровати ее медкарту, внимательно ее изучил – в тишине дыхание его казалось очень громким.

– Согласна? – Он посмотрел на Гарриет. – Вопросов-то ты не боишься, нет?

– Нет.

– Нет, сэр, – Эди отложила газету.

– Вопросы будут очень простыми, – сказал врач и присел на краешек кровати. – Еще скажешь, вот бы мне и в школе на экзаменах такие простые вопросы задавали. Как тебя зовут?

– Гарриет Клив-Дюфрен.

– Молодец. Сколько тебе лет, Гарриет?

– Двенадцать с половиной.

– Когда у тебя день рождения?

Он попросил Гарриет сосчитать до десяти в обратном порядке, попросил улыбнуться, нахмуриться, высунуть язык, попросил следить глазами за его пальцем, не двигая при этом головой. Гарриет послушно все выполняла – пожимала плечами, дотрагивалась пальцем до носа, сгибала и разгибала колени – стараясь дышать размеренно и казаться невозмутимой.

– А вот это – офтальмоскоп, – сообщил врач Гарриет. От него ощутимо попахивало алкоголем, но Гарриет не понимала, откуда идет запах – то ли от рук, то ли изо рта, а может, его лосьон после бритья был с таким резким спиртовым душком. – Страшного в нем ничего нет, я просто направлю сильную вспышку света на твой зрительный нерв, чтобы узнать, не повышено ли внутричерепное давление…

Гарриет, не отрываясь, глядела в одну точку. В голову ей пришла неприятная мысль: если Дэнни Рэтлифф жив, как же ей теперь уговорить Хили держать язык за зубами? Как только Хили узнает, что Дэнни не умер, наплевать ему будет на какие-то там отпечатки, он сможет болтать обо всем сколько влезет, не боясь электрического стула. А в том, что Хили захочет все разболтать, Гарриет даже не сомневалась. Придется найти способ, чтобы заставить его молчать.

Слово свое врач не сдержал, осмотр становился все более неприятным: врач засунул Гарриет в рот какую-то палочку, да так, что ее чуть не вырвало, провел ватным шариком по ее глазным яблокам, чтобы она заморгала, постучал молоточком по локтю, уколол иголкой в нескольких местах, чтобы проверить чувствительность кожи. Эди, скрестив на груди руки, стояла возле кровати и внимательно за ним наблюдала.

– Надо же, такой молодой, а уже врач, – сказала она.

Врач ничего не ответил. Он продолжал колоть Гарриет иголкой.

– А здесь чувствуешь? – спросил он.

Он уколол ее в лоб, потом в щеку, Гарриет, зажмурившись, рассерженно отдергивала голову. Ну, хотя бы от пистолета она избавилась. Хили никак не докажет, что это она его попросила пистолет забрать. Положение, конечно, отчаянное, но если так подумать, доказательств никаких – только слово Хили против слова Гарриет.

Но он же замучает ее расспросами. Ему ведь все-все захочется выведать – обо всем, что случилось на водонапорной башне, – и что ей тогда ему отвечать? Что Дэнни Рэтлифф остался безнаказанным, что она не исполнила задуманного? Или того хуже – что она ошиблась, что она не знает, кто на самом деле убил Робина, и что, может быть, никогда и не узнает?