Аньес Ледиг - Мари в вышине

– Почему?

Почему? Почему? Не самый простой вопрос, теперь придется объяснять ей почему!..

– Потому что ты слишком много выпил? Мама всегда уговаривает Антуана оставить машину, если он немного слишком выпил. Но это нечасто. И глупо, потому что я люблю, когда он остается. Мне так спокойней.

В этот момент зашла Мари с молоком прямо с дойки.

– Он ведь может с нами позавтракать, мама? Скажи «да»! Скажи «да»!

– Надо у него спросить, козочка моя.

– Ты поешь с нами? Скажи «да»! Смотри, я уже тебе тарелку поставила!

Мы быстро переглянулись с ее мамой, и этого было достаточно. Малышка уже отрезала мне кусок свежевыпеченного хлеба, спрашивая, что я больше люблю – горбушку или мякиш. Сюзи без устали хлопотала вокруг меня, а я смотрел на ее мать.

Никаких кругов от усталости под глазами. Как она умудряется?! Утром я не слышал, как она встала. Надеюсь, я не храпел. Во всяком случае, моя корова продолжала танцевать чарльстон.

Стоило Мари появиться в комнате, и мои нейроны начали потихоньку протирать глаза, как вчерашние коровы, когда почувствовали дразнящий запах корма.

Я был голоден.

Энтузиазм, с которым Сюзи встречала каждое появление Оливье, начал меня беспокоить. А вдруг, несмотря на статус крестного, которым мы наделили Антуана, ей не хватает отца? А вдруг она увидела в этом пришельце некоего идеального отца, пусть даже не настоящего? А вдруг я начну думать так же? Что мы скажем Сюзи, когда она подрастет достаточно, чтобы спросить, откуда она взялась? Конечно правду, но ситуация сильно осложнится. Наша конструкция слегка покачивается под ветром. Или же Сюзи с жаром раскачивается на ней.

Хватит об этом, Мари. Дело сделано. Остается принимать все как есть. И будь что будет.

Оливье явно с трудом приходил в себя. И тем не менее он трижды попросил добавки хлеба. Сюзи попыталась последовать его примеру, но мой взгляд остановил ее порыв. Это не очень хорошо для желудка. Если он весь день промается животом на своем диване, меня это не очень волнует, а вот если Сюзи – дело другое.

Он уехал сразу после завтрака. Я проводила его до машины, предварительно отослав Сюзи, которая вилась вокруг, как оса вокруг плошки с медом. Она трижды попрощалась с ним, повиснув на шее. Я послала ее собрать яйца, Альберт увязался за ней.

Он поцеловал меня в щеку и надолго задержал руку на моей щеке. Это было странно – в точности такой же жест, как у Антуана накануне. Но, конечно же, смысл они вкладывали совершенно разный.

Антуан знает меня лучше, чем я сама. Это даже раздражает. После роз, приглашения и трудного отела он предсказал мне, что я влюблюсь.

В это утро рука Оливье сдвинула крышку. Я хотела выждать, но слишком много на себя взяла.

Да и что может сделать время с такого рода чувствами?

Ничего.

В один прекрасный день осознаешь, что уже слишком поздно. Думаешь о нем чуть чаще, сердце стучит в висках, и не только в висках.

Откровения, которые я выслушала накануне, возымели тот же эффект, как если бы я потерла серебряную чашу, потемневшую от времени. Ее настоящую ценность понимаешь, когда она начинает сверкать, и желание напиться из нее становится все более очевидным. Меня не особенно мучила жажда после Жюстена, этого низкопробного позолоченного фуфла китайского производства. Привлекательный внешний вид и грошовая сердцевина – стоит лишь потереть. Я твердо решила еще немного потереть Оливье, чтобы удостовериться в качестве товара.

А может, права Сюзи, детьми движет инстинкт. Когда узнаешь слабости Оливье, он кажется еще более привлекательным. Она обнаружила боязнь пауков, я – тяжелое детство.

Знаю, что большинство женщин видит идеального мужчину мужественным и сильным.

А я люблю обездоленных, уязвимых и трогательных.

Что не мешает им обладать мощным торсом, от которого бабы отпадают, как мухи.

Но я-то не муха. Мух я вижу в сыроварне – они гибнут, потому что слишком глупы, чтобы не слетаться на синий свет.

Они хотят поиграть в Звездные войны , а в результате – Бзззззз .

Теперь я с недоверием отношусь к свету.

Если только меня не влечет темная сторона.

Все воскресенье я просидел дома. Я снимаю маленькую студию на первом этаже, вровень с землей, с крошечным садиком. На террасе солнце весь день. Неплохо было бы проехаться на велосипеде, но мой живот был категорически против. Я остался валяться на солнышке со своими карандашами, альбомом для рисования и коровой на майке. Я думал о Мари, а мой желудок – о той краюхе. И все нарисовал: ее лицо, руки, дочь, ферму, собаку, даже коров, храпящих на сене. Я повернут на зарисовках. Если однажды я умру знаменитым, как фараон, и меня похоронят вместе с моими тетрадями, археологи через две тысячи лет смогут восстановить всю мою жизнь.

Знаменитым, как фараон! Можно подумать! Мне и роль короля Артура не больно-то удалась.

Когда мы встретимся в следующий раз? Представления не имею. Мы расстались, ни о чем не договорившись. Я чувствую, что ей нужно время. Этот поганец действительно сделал ей больно. Может, отсюда и такой характер. А вчера вечером она была сама мягкость. Тот тип оказался просто жалкой скотиной – и в любви, и в бегстве.

В конечном счете, у нее не плохой характер, а просто характер, необходимый, чтобы противостоять обидчику, в частности такому, каким был я в наши первые встречи. Наверняка она многих осаживала. Миленькая, но недотрога, с почти мужским характером – бархатная плоть, стальной костяк. Лично мне очень нравится.

Возможно, из-за рыцарей-катаров.

А возможно, потому, что она пытается разобраться в моей собачьей жизни и видит меня как облупленного. То, что за крепостными стенами. Я впервые кому-то доверился. Впервые кто-то бескорыстно ждал меня и ему была интересна моя жизнь, а не только мое тело (которое само по себе, разумеется, предел мечтаний). Но ведь есть во мне что-то хорошее?! Вчера вечером ей плевать было на это тело и на то, как я способен его использовать. Она хотела лучше узнать меня. И своими вопросами заставила меня разоблачиться. Сегодня у меня такое чувство, будто я всю жизнь существовал в виде негатива. А она проявила настоящую фотографию, на глянцевой бумаге. И я, у которого всю жизнь было плачевное представление о собственной личности, вдруг начал находить в себе кое-какие достоинства. Или мой кризис сорокалетнего возраста обещает протекать гладко и приятно?

Я вернулся туда в следующую среду. Знал, что Сюзи будет дома и обрадуется мне. Приехал я сразу пополудни, встретил меня Альберт и сразу потребовал ласки. Дверь кухни была распахнута во двор. Я постучал о косяк, исподтишка заглянул внутрь, проверяя, нет ли кого. Дом вроде пуст.