Тим Тарп - Захватывающее время

В одну из пятниц после уроков я выхожу из школы, и тут меня окликает Деррик Рэнсом.

– Эй, Саттер, тебя ищет Маркус.

– Маркус? И зачем я ему?

– Пусть он сам скажет.

Мне не нравится выражение на лице Деррика. Уж слишком оно радостное, такое, что почти злорадное.

– Ну, – говорю я и не останавливаясь иду к парковке, – ему придется потрудиться, чтобы найти меня.

– Почему?

– А я вчера уехал в Лихтенштейн.

Обычно я не размышляю над тем, что зло может сцапать меня своими черными скрюченными лапами, но в тот день на работе я не могу не думать о Маркусе. Неужели он все же узнал, как мы с Кэссиди пили в четверг? Или, что еще хуже, неужели у Кэссиди хватило ума рассказать ему о том разе, когда у нас едва не дошло до секса? Оба варианта Саттермену не сулят ничего хорошего.

Я видел, что происходит, когда ревность отравляет душу. Сразу вспоминается Денвер Куигли. Ему достаточно увидеть, как Алиса Норман болтает с каким-нибудь чуваком, и он уже надирает тому задницу. До Алисы, когда мы были в средних классах, он едва не прикончил Кертиса Филдса за прогулку с Дон Уомсли по Двенадцатой улице. А ведь Куигли не встречался с Дон и недели. Я имею в виду, эта девчонка выбрасывала парней, как использованные тампоны. В этом весь Куигли, он накидывается, как разъяренная горилла, даже на тех, кто недавно был ему другом.

Складывая рубашки, я в голове прокручиваю фильм, в котором я играю главную роль Саттера Дикаря Кили, чемпиона мира по кикбоксингу. В этом фильме я пружинисто двигаюсь по рингу, уворачиваясь от ударов, и с быстротой гепарда наношу Маркусу жестокий удар в челюсть – кииииии-я!

Но это не помогает. Я никогда в жизни не ходил на занятия по кикбоксингу, а Маркус такой высокий, что мне придется напрягаться изо всех сил, чтобы нанести удар куда-нибудь повыше пряжки ремня.

Всего этого достаточно, чтобы привести в уныние даже меня, а я никогда не унываю. Этим я всегда гордился. Носил это качество, как почетную медаль Конгресса. Но в последнее время… не знаю… не понятно это… та же темная трещина, что появилась у меня, когда Кэссиди рассказала мне, чего она хочет от меня, а я не обратил на ее слова внимания, иногда доползает и до желудка. Только сейчас я скорее чувствую себя так, будто проспал, когда высшая сущность рассказывала мне, что я должен делать со своей жизнью, а сейчас уже поздно спрашивать, о чем была речь.

Время от времени над дверью звякает колокольчик, и я каждый раз резко поворачиваю голову – ничего не могу с собой поделать, – чтобы посмотреть, кто пришел. После третьего раза Боб спрашивает, не жду ли я кого, и я говорю ему правду ему и разъясняю ситуацию.

– Значит, я плохой, если захотел погулять с моей бывшей девушкой? – спрашиваю я. – Неужели мне за это полагается в глаз?

Боб задумывается на секунду. Вам бы он понравился. Он относится к людям так, словно их жизнь что-то значит, словно человек стоит того, чтобы ради него напрячь извилины.

– Нет, – отвечает он. – Ты, Саттер, не плохой. Ты хороший парень. Но ты плохо уяснил для себя понятие последствий.

Я вынужден признать, что он прав. Но я и носил это всегда как почетную медаль Конгресса.

После половины восьмого колокольчик перестает звонить – еще один долгий вечер, – однако перед самым закрытием на парковку заезжает машина. Фары выключаются, но из нее никто не выходит. Что это за машина, не «Таурус» ли Маркуса, я из магазина определить не могу.

В восемь мы запираем двери и выключаем свет. Машина все еще там. Обычно я ухожу первым, а Боб остается, чтобы заполнить кое-какие бумаги, но сегодня я никуда не спешу.

Боб говорит:

– Если хочешь, я выйду с тобой.

Этот вариант не для меня, он, скорее, для первоклашек. Однако было бы неплохо, если ли бы он понаблюдал из окна, чтобы успеть предотвратить неприятности до того, как Маркус начнет размахивать кулаками.

– Ладно, – говорит он. – Шаркни ногой, если тебе понадобится, чтобы я вышел. Если все в порядке, просто помаши рукой.

Ничего не происходит, пока я иду к своей машине. Но когда подхожу – вот он, Маркус, выцарапывается из своего «Тауруса».

– Эй, Саттер, на пару слов.

– Э-э, конечно, только у меня мало времени. Через тридцать секунд я должен быть на большом полицейском банкете. Если опоздаю, за мной пришлют машину.

Ни тени улыбки.

Чтобы слегка разрядить атмосферу, я с беспечным видом приваливаюсь к боку машины. Маркус не следует моему примеру, он возвышается надо мной, на несколько опасных дюймов вторгаясь в мое личное пространство.

– Что у вас с Кэссиди? – Маркус не любит ходить вокруг да около.

– В каком смысле?

Я думаю: «Черт, мы с Кэссиди даже не дошли до секса, а у меня уже проблемы».

– Я слышал, ты у меня за спиной встречался с ней по четвергам.

Выяснять, откуда он это узнал, – сейчас это плохая тактика, поэтому я говорю:

– Ага, мы просто гуляем. Мы же друзья, знаешь ли.

– Знаю. Мне только интересно, насколько близкие.

Боб все еще стоит у окна, но я пока не разобрался в ситуации, чтобы подать ему какой-то сигнал – ногой или рукой.

Я смотрю Маркусу прямо в глаза.

– Мы с ней добрые друзья, чувак. Наша дружба крепка. И то, что у нас с ней нет отношений, ничего не меняет.

Он отводит глаза, и мне вдруг открывается истина. Он приехал сюда не для того, чтобы прикончить меня. Он здесь, потому что ему больно. Неуверенность в себе поразила могущественного Маркуса Уэста в самое сердце. Неожиданно вся ревность улетучивается, и я понимаю, что сейчас ситуацией владею я. Я могу либо вонзить нож поглубже ему в сердце, либо вытащить его. Я в своем репертуаре: выбираю второе.

– Послушай, Маркус, мы с Кэссиди всегда будем дружить. Тут такое дело: мы с ней друзья, но встречаюсь я с другой.

– Да, но все знают, что ты бросил бы Эйми Файнки, если бы мог вернуться к Кэссиди.

– Может, кто-то так и думает, – говорю я, немало раздосадованный, – но все это потому, что они не знают Эйми. Она моя девушка, а Кэссиди твоя. Дело закрыто.

– Не знаю. – Его голос – приятный баритон – дрожит. Я не верю своим глазам: он вот-вот расплачется.

– Именно так и обстоят дела, – уверяю я его. Разве можно раздражаться на того, кто так жалобно смотрит тебе в лицо? – Послушай, между мной и Кэссиди ничего нет, мы просто приятно проводим время вместе, выпускаем пар. – Ясно, я не упомянул о том, что мы с тоской вспоминаем былые дни.

Маркус смотрит на свои руки, нервно теребя ключи от машины.

– В этом-то и проблема. Зачем ей другой парень, чтобы приятно провести время? Почему не со мной? Я хочу быть тем, с кем ей весело.

Я поворачиваюсь к Бобу и машу ему рукой.

– Послушай, Маркус, ты и в самом деле можешь быть этим парнем. Ну, в том смысле, что нет причины, почему она не может хорошо проводить время и с тобой, и со мной, с нами обоими, но по-разному.