Array Коллектив авторов - Много добра, мало зла. Китайская проза конца ХХ – начала ХХI века

Перевод О. П. Родионовой

Оуян Цяньсэнь

Речка Дуаньхэ, Отсеченная, на самом деде никакая не отсеченная и несет воды еще очень долго – сколь долго, никто не знает, главное, путь ей еще неблизкий.

Старик Ма Девятый погрузил шест в синеву вод, нанизывая на него отливающие жемчужным блеском капли, и лодка с полукруглым черным навесом из бамбука заскользила, покачиваясь и рассекая похожие на цветки лотоса облака.

Про название речки ему рассказали в детстве деревенские старики. Повзрослев, он понял, что на самом деле никто ему ничего не рассказывал, он и сам знал почему. Воды реки выходят наружу бурным потоком из расселины в скале у подножия большой горы, эта расселина внушает страх, уж очень напоминает разинутую пасть огромного крокодила. Наверное, река текла во мраке слишком долго, под пологом небес она тут же меняет цвет на небесную синеву. Словно вырвавшись на свободу, прозрачная бирюза потока азартно и весело играет волнами, которые теснятся и обгоняют друг друга. Поток принимает очертания ущелья, а через пять ли [68] на восток вновь скрывается в глубокой пещере у подножия горы, которая тоже похожа на пасть гигантского крокодила. Ущелье это зовется Дуаньгу, от него пошло и название деревеньки Дуаньчжай из нескольких десятков дворов в трех ли от него.

На здешнем наречии «дуаньчжай» звучит, как и «дуаньцзай», – «оставить бездетным», но с выражением «дуаньцзы цзюэсунь», «остаться без потомства», это никак не связано, потому что женщины из Дуаньчжай могли нарожать полный дом детей любому, кто брал их в жены.

Дуаньчжай лежит на востоке карстового плоскогорья, которое простирается на тысячу ли. Здесь, на красноземе, непрерывной чередой встают невысокие холмы, они застыли в веках целой флотилией лодок с поднятыми парусами. Дуаньчжай расположен в самом конце этой флотилии, в трех ли на восток, – высокая гора, ущелье Дуаньгу, глубокая расщелина, по которой течет река, а если пройти по ущелью на восток еще полсотни ли, взору откроется величественная горная цепь Улин. Чего только нет в непроходимых лесах! Но вот уже двести лет, как братья Ма покинули деревню Хэйваньчжай, чтобы обосноваться в этой приютившейся на клочке краснозема деревушке, и вернуться уже не вернулись. Женщины рода Ма могли уходить в дом мужа, равно как Хэйваньчжай могли покидать лишь женщины рода Лун.

В каком колене предков деревню рода Ма стали именовать Дуаньчжай – неведомо. У мужчин рода Ма созвучие этого названия с «дуаньцзай» вызывало панический страх. В результате они с женами производили на свет детей одного за другим, как помешанные.

А краснозем родит скудно. Вокруг все больше оголенная горная порода, а на разбросанных тут и там клочках земли слой краснозема тонкий, и деревца на нем невысокие, расти они хоть тысячу лет. Эти участки земли в несколько десятков му разбросаны по впадинам и извивам гор, и им давно уже не прокормить расплодившийся за несколько поколений род Ма. Вот предки дуаньчжайских и установили за правило: всем после третьего по старшинству в семье жить в Дуаньчжае не позволялось.

Дуаньчжайские давно хотели поменять название деревни, однако ни одно новое не прижилось, и чужаки привычно называли их по-старому. Жители деревушки перестали задумываться над сменой названия еще и для того, чтобы сыновья и внуки, уехавшие в другие края на заработки, могли найти родные места, когда приедут на побывку.

Ма Девятый, единственный из девятых по старшинству, остался жить в деревне по очень простой причине: из старших у него была лишь одна сестра.

Ему шел уже шестой десяток, он сгорбился, морщинистое лицо напоминало торчащий из краснозема валун – обветренный, омытый дождями. Перекрестные узоры от эрозии на нем, похожие на шрамы от меча, могли образоваться не за день-два и не за год-два, они формировались десятилетиями, столетиями, тысячелетиями. Ведь для камня десять тысяч лет – что для человека день, верно?

Под ударами весла разлеталось отражавшееся в воде небо, скользящая вперед лодка рассекала облака. Ма Девятый не улыбался, но из полуоткрытого рта вырвалась пара смешков, через щербины в когда-то белоснежных, а теперь желтовато-черных зубах с шипением вылетал воздух, отчего смешки эти походили на всхлипывания.

Если не считать детство, когда он еще не понимал, что к чему, за прошедшие годы Ма Девятый никогда не смеялся. А все из-за Старшого Луна. Заправлявший в Хэйваньчжае Старшой Лун в живых его оставил, но жизнь Ма Девятого проходила больше по ночам. Чтобы понять, почему Ма Девятый, простой житель Дуаньчжая, порвал отношения с внушительным и воинственным Луном, нужно рассказать об отце Ма Девятого, которого звали Лао Дао – Старина Нож.

Дело было семьдесят пять лет назад. Лао Дао решил померяться искусством владения ножом с человеком по прозванию Лао Лан – Старина Волк. А слова у Лао Дао с делом не расходились. Ножом он владел отменно, бил без промаха. Этим он и славился, в этом у него была вся жизнь.

Черные вихры, как щетина дикого кабана, свирепый взгляд на загорелом, цвета старой бронзы, лице – настоящая гора мускулов. Всякий раз, когда его начинали расхваливать, Лао Дао поднимал бровь и, поигрывая мышцами, выплевывал толстыми губами: «Ничего особенного, всего лишь мастерство».

Это выражение он выучил в единственной хэйваньчжайской частной школе почтенного Фэна. В устах Лао Дао, с его внешностью, это смиренное речение тысячелетней древности [69]звучало заносчиво.

Лао Лан тоже славился в тех краях мастерским обращением с ножом, ловкостью и точностью, да и смельчак был отчаянный, на ходящих по земле зверей охотился без ружья. Как-то раз встретил дымчатого леопарда и сразил его парой ножей: одним попал в горло зверя, другой вонзился в сердце. Густобровый, большеглазый, Лао Лан тоже мог похвастать выпирающими загорелыми мускулами, которые блестели как зеркало.

Прозвание свое Лао Лан получил не зря: завидев его, женщины спешили скрыться. А тут он и вовсе разошелся: надо позволить себе такое – тронуть Мэй До, женщину Лао Дао, первого клинка в округе. Ясное дело, чьей еще могла быть первая красавица в тех краях? И как еще расценить подобную дерзость Лао Лана? Только как вызов Лао Дао.

Родители Лао Дао умерли, когда ему было четырнадцать, остался у него лишь старый пятилетний пес. Когда Лао Лан умыкнул возлюбленную Лао Дао, именно этот пес и вытащил из зарослей травы за штаны не успевшего натянуть их Лао Лана, этакое неопровержимое доказательство.