Array Коллектив авторов - Много добра, мало зла. Китайская проза конца ХХ – начала ХХI века

В этот день она обычно готовилась, нагревала чан воды, обтиралась и поджидала из школы мужа, который, как обычно, опьяненный страстью, тащил ее в постель. Долгое ожидание становилось особенно тягостным, каждая такая церемония начала учебы становилась праздником для них обоих. В этот день учитель Аймо пылал, как огромный факел, а она была как прекрасный, только распустившийся цветок. Она всегда с особым нетерпением ожидала дня накануне начала учебы, подобно сливе мэй, жаждущей капель весеннего дождя. Такой она была в молодости, не изменилась и постарев. Но молодое дерево радостно зацветает после первого дождя, а дряхлое под дождем только жалобно стонет. Цветение – это радость в чистом виде, а в стонах к радости порой примешана и горечь бессилия.

До прихода мужа женщина помазала у себя между ногами слюной, она с досадой заметила, что там у нее совершенно сухо и слюна быстро высыхает. В последние два года она прибегала к этой секретной уловке, чтобы на время увлажнить почву, которую будет возделывать учитель Аймо. Она полагала, что муж пребывает в неведении об этой хитрости, и эта мысль доставляла ей радость. Но ей все равно не удавалось избавиться от скованности, она неотступно следила за тем, как змеевидная дорожка устремляется в ложбину между холмиками. Дорожка углубилась между холмов и пропала, остался только хвостик, задержавшийся у входа в ее дом. Как только учитель Аймо появлялся в начале дороги, ей нужно было бежать в дом, раздеться и ждать. Вот уже много лет все происходило в этой последовательности, раньше она притворялась, что занята делами, став старше, перестала. Отказ от притворства указывал, с одной стороны, на то, что с возрастом в ней угасли игривость и кокетство, с другой – что к празднику надо готовиться как следует. Так накануне Нового года женщины готовят много вкусного.

Учитель Аймо подмел в двух классных комнатах, аккуратно расставил парты, еще раз протер доску. Она была совсем старой и облупленной, как ее ни три, все равно выглядит грязной. Понадобилась влажная тряпка: вода поистине обладает чудесными свойствами, покрытая белесыми пятнами доска вновь стала гладкой и черной. Стоя у доски, учитель повернулся к пустому классу и собрался было начать урок, но замялся, потому что теперь его учеником должен был стать больной аутизмом Дуаньдуань. Честно говоря, у него никогда не было таких учеников, как же с ним заниматься? Учитель поразмыслил, и решил вести вводный урок по обычной методике. «Неважно, болен он или нет, он мой ученик, и надо отнестись к работе с ним серьезно», – подумал Аймо, после чего запер школу и направился домой.

Он летел как на крыльях. Много лет подряд деревенские кумушки пристально наблюдали за этими возвращениями учителя Аймо. Им казалось, что в это время он как никогда притягателен, спина прямая как струна, руки ритмично движутся вдоль тела, женщины воображали, как красиво он смотрелся бы скачущим на лошади. От таких мечтаний уши краснели, а сердце замирало, мы и представить не могли, что в этот момент он тоже грезит о нас. Его наполняла энергией воображаемая любовная сцена, он несся как стрела по узкой дорожке, захваченный выдуманным сюжетом, чтобы быстрей оседлать возлежащую на постели заждавшуюся женщину; наконец из тучки пролился бы дождик и увлажнил землю [66].

Они всегда предавались любви в полной тишине. Возможно, они просто не догадывались, что голос сможет усилить удовольствие, подбавить, так сказать, огня. А может быть, потому, что Аймо был учителем и считал необходимым сдерживаться, а его жена, как матушка-наставница, предпочитала блюсти себя. Во время любовных утех они стискивали зубы так плотно, что на губах проступали капельки крови. Подступи к горлу удушье, они все равно не издали бы ни звука.

Вот почему когда Дэн Кайхуа с сыном подошла к их дому, она и не догадывалась о том, что происходит внутри. Женщина принесла подарок учителю Аймо, завтра ее сын должен пойти в первый раз в школу, но неизвестно, сможет ли он учиться. А сколько беспокойств она доставит учителю! Надо поднести подарок, чтобы сгладить неловкость положения.

Дуаньдуань был привязан к ее талии веревкой длиной с вытянутую руку матери. Мальчик иногда становился настолько тихим, что не слышно было даже его дыхание. И сейчас он был именно таким, а его мать, пережившая в последнее время столько невзгод, тоже стала молчаливой, она предпочитала лишний раз промолчать. Именно поэтому они так тихо вошли во двор дома учителя.

В прихожей никого не было, Кайхуа поставила корзину и за руку повела сына внутрь. До нее донесся звук шумного дыхания матушки-наставницы похожий на свист кузнечных мехов. Судя по частоте дыхания, она была сильно взволнована, воздух с трудом вырывался из легких, казалось, у нее в горле застрял тряпичный кляп. Вероятно, матушка лежала на кровати и тяжело дышала. Кайхуа хотела принести из кухни чашку горячей воды, но, не найдя термоса, передумала.

Она и не представляла, что увидит такую сцену! Кайхуа вовсе не была несообразительной, но в этот раз она растерялась. Вместо того чтобы тут же выйти из комнаты, она застыла на пороге, пока, двое на кровати от испуга не спрятались под одеяло. У нее между ног повлажнело, и Кайхуа не могла сдвинуться с места. Так заброшенная земля жаждет, чтобы пахарь, обрабатывающий другой кусок, взборонил и ее.

Женщина все не уходила, а двое в постели не решали высунуться из-под одеяла. Строгий голос учителя донесся из-под толстого покрывала, было слышно, что он очень рассержен:

– Сказал же тебе, завтра приводи Дуаньдуаня в школу записываться!

Матушка-наставница зашлась под одеялом кашлем, как будто в спальню ворвалась не Кайхуа, а порыв ледяного ветра, который продул ее до костей, ее бедное больное горло вновь терзал сильный приступ.

Дуаньдуань вдруг тоже раскашлялся, он был похож на попугая, который подражает хозяину: кашлянул несколько раз и затих. Звуки, издаваемые сыном, вывели Кайхуа из оцепенения, возбуждение, охватившее тело, прошло. Она взяла мальчика на руки и вышла, а Дуаньдуань вдруг выдал:

– Матушка-наставница, кхе-кхе!

За всю свою жизнь он заговорил только два раза, когда обругал своего отца на закате дня и обозвал мать, рассматривая муравья у себя под ногами, больше не произнес ни одного нормального слова. Только что услышанное потрясло Кайхуа не меньше, чем постельная сцена с участием учителя. Выходит, что она дважды испытала шок в доме Аймо.

Затем женщину охватила радость: Дуаньдуань наконец заговорил! В прошлые два раза его реплики звучали совсем невпопад, а на этот раз слова были связаны с происходящим вокруг, это же невиданный прогресс! Для матери только что услышанное было таким же нежданным подарком, каким становится цветение засохшего дерева для заботливого садовника.