Джеймс Клавелл - Гайдзин. Том 2

– Да это я просто так спросил, старина. – Цветущий здоровяк застегнул пуговицы на ширинке и поддернул ремень повыше только затем, чтобы он тут же сполз назад, под округлое брюшко. – Так чего же там, етитный дух, стряслось? – Он ткнул пальцем в газету. – Чего такого этот в-три-господа-бога-мать растреклятый Неттлсмит написал, что у тебя шары из котомок повыкатились?

– Да все то же самое, – поморщился Макфэй, скрывая истинную причину. – В своей передовице он заявляет, что наш флот почти готов, армия натачивает штыки и десять тысяч сипаев плывут из Индии нам на подмогу.

– Чушь собачья, все до последнего слова!

– Да. В добавление к этому, наш чертов губернатор занимается своим обычным делом, то есть атакует сзаду экономику Гонконга. Неттлсмит перепечатал передовую статью из «Таймс», где восхваляется план сжечь дотла все наши опиумные плантации в Бенгалии и засадить их чаем – пустячок, который вызовет сердечные припадки по всей Азии, – словно чьи-то вкусовые пупырышки могут удовлетвориться этим пойлом из Дарджилинга! Эти тупые ублюдки прикончат сразу и нас, и британскую экономику. Ладно, мне надо бежать, увидимся попозже, на собрании.

– Эти уж мне собрания, черт бы их побрал! Пустая трата времени, ети его в кудель, – фыркнул Ланкчерч. – Вот ведь правительство, ети его в кудель! Надо нам на эти етитные баррикады лезть, как лягушатникам, чтоб им повылазило. А Эдо обстрелять чтоб немедленно! У Крошки Вилли на такое дело никогда не встанет, кишка тонка, а что до этого етитного Кеттерера… – Он продолжал сквернословить еще долго после того, как Джейми ушел. Прохожие поблизости озабоченно хмурились, слыша его, потом убыстряли шаг, направляясь к редакции.

Малкольм Струан поднял голову, когда Джейми постучал в его дверь. Он сразу же увидел газету.

– Хорошо. Я как раз собирался спросить, принесли ли ее уже.

– Я захватил с собой один экземпляр. Синичка чирикнула мне на ухо, что следует это сделать.

– А-а. – Малкольм усмехнулся. – Письмо мое напечатали? Оно там?

– Ты мог бы и рассказать мне об этой затее, тогда я смог бы придумать способ смягчить удар.

– Успокойся, ради Бога, – добродушно ответил Малкольм. Он взял газету и раскрыл отдел, где печатались письма. – Нет никакой беды в том, чтобы занять высокоморальную позицию. Опиум аморален, как и торговля оружием. А тебе я не сказал потому, что хотел удивить и тебя тоже.

– Что ж, тебе это несомненно удалось! Это распалит каждого торговца здесь и по всей Азии, и это в конечном счете ударит по нам; нам нужны друзья не меньше, чем мы нужны им.

– Согласен. Но почему мое письмо должно в итоге ударять по нам? А! – Его письмо стояло первым и было озаглавлено: «БЛАГОРОДНЫЙ ДОМ» ЗАНИМАЕТ БЛАГОРОДНУЮ ПОЗИЦИЮ! – Хороший заголовок, мне это нравится.

– Извини, но мне – нет. Оно непременно ударит по нам, потому что всем известно, что мы вынуждены использовать эти товары или нам конец. Ты тайпэн, но ты не можешь… – Джейми замолчал. Малкольм смотрел на него с безмятежной улыбкой. – Как нам теперь быть с ружьями для Тёсю, ради всех святых? Мы получили за них деньги, хотя ты и согласился передать ружья другому, Ватанабэ, для князя Какого-то там – заказ, который ты увеличил до пяти тысяч?

– Всему свое время. – Малкольм оставался спокойным, хотя это и напомнило ему, что его мать отменила этот заказ, который он, едва лишь узнав об этом, вновь возобновил с самой быстрой почтой, какая только была в его распоряжении. Глупо с ее стороны, она ничего не понимает в японских делах. Ладно, еще несколько дней, и мы ее обуздаем. – А пока что, Джейми, нет никакого вреда в том, чтобы занять моральную позицию, поддерживаемую всем обществом, – беззаботно произнес он. – Времена меняются, и мы должны меняться вместе с ними, тебе так не кажется?

Макфэй часто заморгал.

– Ты хочешь сказать, что это все уловка? Чтобы сбить с толку наших противников?

– Меняться вместе со временем, – радостно повторил Малкольм. Его пространное письмо поддерживало идею постепенного отказа от торговли опиумом и оружием, в точности как того хотел адмирал, и было полностью созвучно решительному настрою последнего, а также новому плану, предложенному правительством для Азии: Немедленно должны быть изысканы пути перевода нашей торговли на самую прочную и безупречную основу, к вящей славе Ее Величества королевы, да благословит ее Господь, и нашей Британской империи. «Благородный Дом» с гордостью встает во главе… написал он помимо других, столь же цветистых выражений, и подписался: Тайпэн дома Струанов , как это делали его дед и отец в своих письмах в прессе. – Мне показалось, я весьма удачно все изложил. А тебе?

– Да, мне тоже, – кивнул Макфэй. – Меня ты несомненно убедил. Но если все это лишь… – Он собирался сказать «вранье», но кому врать и зачем? – Но если все это лишь уловка, то зачем она? Более неудачного момента и не придумаешь. На тебя непременно набросятся на собрании.

– Пускай набрасываются.

– Все подумают, что ты сошел с ума.

– Пусть думают. Через несколько недель они забудут об этом, да и в любом случае мы будем в Гонконге. – Малкольм просиял, у него было отменное настроение. – Не волнуйся, я отдаю себе полный отчет в том, что делаю. Окажи мне услугу, пошли записку адмиралу, я бы хотел повидать его перед обедом. И Марлоу, когда он прибудет на берег. Они ведь оба ужинают с нами в восемь, не так ли?

– Да, оба приняли приглашение. – Макфэй вздохнул. – Стало быть, ты собираешься держать меня в неведении относительно всех «почему» и «зачем»?

– Не волнуйся, все идет прекрасно. Теперь поговорим о вещах гораздо более важных: сегодня мы должны определиться по нашему заказу на шелка на следующий год. Проследи, чтобы Варгаш привел все книги в порядок. Я хочу побеседовать с менялой о звонкой монете и фондах как можно скорее – не забывай, завтра Анжелика и я проведем весь день с Марлоу на борту его «Жемчужины». – Он был готов прямо сейчас пуститься в пляс, но ноги и живот болели у него сегодня сильнее, чем обычно. Ладно, подумал он, завтра мой великий день, я почти дома, и тогда все могут катиться к черту.

Джейми находил поведение Малкольма странным, совершенно не понимая его. Каждый новый корабль из Гонконга привозил каждому из них новое, еще более бранное письмо от Тесс Струан, и все же последнюю неделю с небольшим Малкольм чувствовал себя совершенно раскованно и был таким же, как до Токайдо: веселым, умным, внимательным и целиком посвящал себя делам, несмотря на то что боли продолжали мучить его и передвигался он по-прежнему с большим трудом. И потом надо всем висел непредсказуемый исход дуэли, назначенной на среду, то есть на послезавтра.

Трижды Макфэй встречался с Норбертом Грейфортом, пытаясь миром уладить дело – он даже прибег к помощи Горнта, – но тот оставался непреклонен: