Джеймс Клавелл - Гайдзин. Том 1

– Я ничего не могу ему приказывать. Он уедет, когда захочет уехать; ради всех святых, у нас ведь сейчас сезон бурь. Он поступает разумно, оставаясь здесь, – разве что в Гонконге произойдет нечто крайне важное.

– Причин найдутся десятки, все ведь решается там, здесь ему, по сути, делать нечего.

Хоуг пожал плечами.

– Я согласен, что Гонконг был бы лучше. Я планировал вернуться вместе с пакетботом, но после вчерашней ночи, думаю, я подожду еще несколько деньков, понаблюдаю его.

– Пожалуйста, заберите его вместе с собой на пакетбот.

– Я уже предложил ему это и получил в ответ довольно невежливое «нет». Забудьте об этом, Джейми, нет ничего плохого в том, что он отдохнет здесь подольше, а тяжелый переезд по морю сильно повредил бы ему, возможно, даже убил бы. Кстати, я слышал, в следующий вторник может состояться еще один бал с Ангельскими Грядками в качестве почетной гостьи.

– Малкольм ничего не говорил мне об этом.

– Устраиваемый под покровительством посла Сератара, человека сомнительной знатности, отца всех французов. Ну что ж, мне пора. Держите меня в курсе, если Малкольм обратится к вам с подобной просьбой еще раз, посоветуйтесь сначала со мной, частным образом.

– Хорошо. Спасибо, доктор.

Позже постучал Варгаш.

– Сеньор, А Ток говорит, что тайпэн хочет вас видеть.

Поднимаясь по лестнице, Джейми вдруг почувствовал, как у него неприятно сжался желудок: он попробовал представить себя на месте Малкольма.

– Сеньор Макфей! – крикнул Варгаш снизу в лестничный проем. – Извините меня, но только что прибыли самураи из Тёсю, по поводу заказа на ружья, сеньор.

– Я сейчас же вернусь.

Макфей постучался и открыл дверь.

– Хеллоу, тайпэн, – мягко произнес он. Струан сидел в кровати, опершись на подушки, глаза его смотрели странно, на лице застыла тусклая улыбка. – Как ты сегодня?

– Ты виделся с Хоугом?

– Да.

– Хорошо, тогда ты знаешь, что я остался ею очень доволен и… в общем, спасибо, Джейми. Она ужасно помогла, хотя… – Струан нервно усмехнулся, – хотя финал меня крепко встряхнул. Потрясающее тело. Все было просто здорово, однако не думаю, что мне понадобится повторный сеанс, пока я не поправлюсь по-настоящему. Она определенно… э… протолкнула запруду на реке. – Снова короткий нервный смешок. – Я даже не представлял, Джейми, сколько силы может таиться в такой крохе и сколько… ну, ты понимаешь, neh ?

– Конечно. Так все прошло как надо?

На секунду Струан замешкался, потом твердо ответил:

– Да, даже еще лучше… я хочу, чтобы ты удвоил ей плату.

– Непременно. – Макфей уловил в его голосе подспудную тревогу, и сердце его раскрылось ему навстречу. Ему было ясно: что бы ни случилось на самом деле, сделка Малкольма с Сидзукой была тайной. Если он хочет, чтобы так оно все и оставалось, прекрасно. Не мое это дело. Что сделано, то сделано. Просто еще один секрет добавится ко всем остальным. – Я рад, что все прошло хорошо.

– Лучше, чем хорошо. Девушка говорила что-нибудь?

– Только то, что она… э… прилежно трудилась всю ночь, чтобы, ну, стараясь, чтобы тебе было хорошо.

Раздался жизнерадостный стук в дверь, и в комнату вплыла Анжелика, вся цветущая, живое воплощение здоровья, в новом шикарном наряде: бледно-лиловом платье, зонтик от солнца, шляпка с перьями, перчатки, легкая шаль на плечах.

– Здравствуй, моя любовь, привет, Джейми, как вы сегодня себя чувствуете? О, Малкольм, я так довольна, что вижу тебя. – Она наклонилась к кровати и нежно поцеловала его. – О, cheri, как я по тебе скучала.

Едва открылась дверь, сердца у обоих мужчин чуть не выскочили из груди. Макфей ужасно занервничал, глаза его тут же пробежались по постели и по всей комнате, отыскивая пресловутые признаки. Но все выглядело чисто и аккуратно, белоснежные простыни и наволочки, менявшиеся ежедневно. – Всё эта струановская чистоплотность, доходящая порой до полного абсурда, подумал он; нет, ведь это надо: каждый день – свежая рубашка! Смех да и только, более чем достаточно менять ее раз или два в месяц; с другой стороны, он знал, что эта привычка была заведена еще Дирком Струаном, а все, что ни делал тайпэн, становилось законом для Тесс Струан и, следовательно, для всей ее семьи. Малкольм был свежевыбрит, в чистой ночной рубашке, окна были распахнуты навстречу морскому бризу, который бесследно уносил с собой запах духов. Он задышал спокойнее, потом услышал, как Анжелика сказала: «Я виделась с доктором Хоугом», – и обоих мужчин опять едва не хватил удар.

– Милый мой бедняжка, – продолжала она почти без остановки, – он сообщил мне, что ты провел скверную ночь, несчастный ты мой, и не сможешь пойти сегодня на вечеринку к сэру Уильяму, поэтому я подумала, что загляну к тебе просто так и посижу с тобой до обеда.

Еще одна обворожительная улыбка, покорившая их обоих, и девушка расположилась в высоком кресле. Струан лежал, слабея от любви к ней, и душу ему переворачивало чувство вины. Я, должно быть, сошел с ума, когда захотел, чтобы какая-то шлюха заменила мне любовь моей жизни, подумал он, купаясь в ее щедро изливавшейся теплоте, борясь с искушением выплеснуть всю правду о Сидзуке и молить ее о прощении.

Ночь началась совсем неплохо. Сидзука, улыбаясь, разделась и прижалась к нему, лаская и возбуждая его. Он тоже, играя, касался ее, испытывая гордость и нетерпение. Занять привычное положение, лежать сверху и двигаться было больно и неудобно, поэтому он остался сидеть в кресле, и все уже понемногу начинало получаться, как вдруг перед его внутренним взором возникло лицо Анжелики, и ее присутствие, как волна, захлестнуло его с головой, незваное и нежеланное. Вся его мужская стать вмиг исчезла, и сколько Сидзука ни старалась, сколько ни старался он сам, вернуть ее не удавалось.

Они отдохнули и попробовали снова; боль теперь стала ужасной, и на нее накладывался отчаянный, бессильный гнев и потребность доказать, что он мужчина. Новые ласки, новые попытки – она была хорошо обучена и умело пользовалась своими руками, губами, телом, однако ничто не затрагивало в нем тех струн, которые в разной степени пробуждает в нас вожделение и похоть, но особенно любовь с ее необъяснимой тайной. Кроме того, что бы она ни делала, ни ему, ни ей не удавалось прогнать призрак Анжелики. Или победить боль.

В конце концов она сдалась; ее юное тело лоснилось от пота, и она тяжело дышала от долгого напряжения всех сил.

– Гомэн насай , Тайпэн, – прошептала она, потом еще раз и еще, извиняясь перед ним, но в душе пряча ярость и чуть не плача от его бессилия, ибо раньше ей всегда удавалось добиваться результата; она ждала, что он в любую минуту пошлет за слугами, которые побьют ее и вышвырнут из дома за то, что она не смогла вызвать в нем желание; так поступил бы на его месте любой цивилизованный человек. Но больше всего остального ее терзал вопрос: как она объяснит свое поражение маме-сан. Призываю Будду в свидетели: во всем виноват он, этот мужчина, а не я!