Диана Чемберлен - Ребенок на заказ, или Признания акушерки

– Что значит – «с дочерью»?

– Ее дочь очень больна, и Анна находится с ней в больнице.

– Может, она… может, моя дочь… она знает, что Анна Найтли в детской больнице?

– Я говорила об этом. Но я не думаю…

– А где эта больница? Она в округе Колумбия?

– На Мичиган-авеню. Но…

Дженни действовала быстро. Она потянулась между мной и Эмерсон и показала мне адрес на своем айфоне.

– Поняла, – сказала я женщине. – Пожалуйста, позвоните мне, если что-нибудь о ней узнаете.

Я повернулась к Дженни.

– Ты найдешь дорогу?

– Да.

Прижав к губам телефон, я задумалась.

– В больницу она бы не поехала, – сказала я. – Ты знаешь, как она к ним относится. Я не могу себе представить…

– Может быть, нам все-таки обратиться в полицию? – спросила Эмерсон.

Я покачала головой.

– Пока еще рано, – сказала я. – Пока мы не испробовали все остальные средства ее найти.

Я не хотела, чтобы полиция встревала между моей дочерью и мной. Я не хотела, чтобы кто-нибудь оказался между нами.

Анна

Вашингтон, округ Колумбия

Я много-много раз видела этот момент во сне, но не так, как это происходило сейчас. Мне снилась девочка. Иногда совсем маленькая, только начинающая ходить. Иногда девяти– или десятилетняя. Реже именно такого возраста: шестнадцатилетняя. Этот возраст вполне соответствовал реальности. Но во всех моих снах была одна подробность, которая сейчас отсутствовала: мгновенное признание этого ребенка или подростка моей дочерью. Моей Лили. Ребенка, которого я носила под сердцем. Сидя в маленькой комнате для отдыха с Грейс – она казалась мне больше похожей на Грейс, чем на Лили, – слушая ее голос, настолько тихий, что мне пришлось к ней низко наклониться, я всматривалась в ее прелестное личико сердечком. Она показала мне письмо, ее руки дрожали, когда она доставала его из рюкзака. Она рассказала мне о самоубийстве акушерки.

Я прочитала письмо, но все еще была полна недоверия. Меня втягивали в какую-то аферу. Вокруг поисков донора было много шумихи. Брайан и я были слишком откровенны, рассказывая об исчезновении Лили, пытаясь привлечь внимание и сочувствие к положению Хейли. Мы позволили говорить и писать о наших переживаниях, приукрашивать их. А теперь кто-то сфабриковал это письмо, нашел девушку, придумал эту историю – все, чтобы затуманить мне мозги. Но зачем? Неужели кто-то думал, что у меня есть деньги? Если они так думали, то очень ошибались.

Где была инстинктивная связь между матерью и ребенком, которую я ощущала в моих снах? Девушка совсем не походила на меня. Ни на Хейли, ни на Брайана. Глаза у нее были большие и карие, но форма совсем другая. «Как ты смеешь разбирать этого ребенка по частям?» – говорила я себе. Я чувствовала, что она отстраняется от меня, уходит в себя, словно догадываясь о моей двойственности.

– Когда ты родилась? – спросила я, решившись поймать ее на чем-нибудь.

– Первого сентября 1994 года.

– Правда?

Она достала из рюкзака бумажник, руки ее дрожали чуть меньше, чем несколько минут назад. Она вытащила водительские права и протянула их мне. Я взглянула на дату. Сентябрь, 1, 1994. Все совпадало. Слишком хорошо совпадало. А может быть, права поддельные? Я не могла определить различие.

Я снова посмотрела на нее. Я боялась позволить себе надеяться. Так боялась! Я уже переживала разочарования. Может быть, эта девушка и была Лили. Но я не думала, что сейчас же надо сделать анализ ДНК. Я думала о ее костном мозге. Такая реакция ужаснула меня саму, но я не могла отказаться от этой мысли, от этого чувства. Я не была готова считать ее своей дочерью, скорее я видела в ней предмет потребления. Способ спасти жизнь дочери, которая была по-настоящему моя.

– Твои родители знают, что ты здесь? – спросила я. Если она та, за кого себя выдает, кто-то должен был о ней беспокоиться.

– Мой отец умер, – сказала она. – Моя мать – женщина, которая думает, что она моя мать, – не знает, что я здесь. Она вообще еще ничего об этом не знает. Ее подруга все это выяснила, но ей не сказала.

Ее история становилась настолько запутанной, что я начинала думать, что это, наверно, правда. Никто не мог сочинить такого.

– Твоя мать может предположить, где ты находишься?

– Я… возможно, она думает, что я в Чэпл-Хилл с моим другом. С моим бывшим другом.

– Ты должна немедленно ей позвонить и сказать ей, где ты, – сказала я.

– Но она ничего об этом даже не знает. – Вид у нее стал испуганный. – Она не знает, что я не ее дочь.

– Все равно ты должна дать ей знать, где ты находишься.

Девушка облизнула губы.

– Хорошо, – ответила она, не сделав даже попытки достать телефон.

– Послушай, – сказала я. – Все это во многом очень странно. Я не знаю тебя, ты не знаешь меня и… если бы ситуация была другая, мы бы не спеша познакомились друг с другом и выяснили, действительно ли ты моя дочь. Но сейчас моя дочь – я чуть было не сказала, моя настоящая дочь, – Хейли очень больна. У нее лейкемия. Она – чудесная девочка и ей нужна пересадка костного мозга, чтобы у нее был шанс выжить. Это ее единственный шанс. Донорами могут быть только определенные люди, и мы до сих пор не могли найти такого человека. – Голос у меня срывался. Иногда, к моему удивлению, эмоции брали надо мной верх. – Есть такая возможность, всего лишь возможность, что сестра может оказаться подходящим донором. – Я почувствовала, что веду себя жестоко. Кто бы ни была эта девочка, она на такое не рассчитывала. Но мне было все равно. Я хотела, чтобы ее обследовали. Мне нужно было знать, не могла ли она волей случая, какого-то невообразимого случая, оказаться необходимым нам донором, независимо от того, была она сестрой Хейли или нет.

Грейс судорожно сглотнула, и я увидела, что она боится. Я чувствовала, что совершаю дурной поступок, но не могла удержаться. Хейли медленно умирала.

– Я бы хотела, чтобы ты познакомилась с Хейли, если вы обе этого пожелаете, – сказала я. – А потом ты сможешь решить, согласна ли ты на этот анализ, чтобы узнать, являешься ли ты подходящим донором. Это всего лишь соскоб с внутренней стороны щеки. Абсолютно безболезненно. Только если ты захочешь. Твоя мать должна будет дать согласие. – Я глубоко вздохнула. Девушка держала руки на коленях, сцепив их в тесный узел. – Я не знаю, что происходит, Грейс, – сказала я, – но иногда все случается по какой-то причине, и это бывает очень трудно объяснить.

Услышав эти слова, она подняла голову, и я увидела, что они имеют для нее значение.

– Ты веришь в это? – спросила я. – Что всему есть причина?

Она кивнула.

– Я хочу в это верить, – сказала она, хотя ее глаза, так не похожие на глаза Хейли, выдавали сомнение. Но она сказала это так прочувствованно и нежно, что я была тронута, и мое отношение к ней смягчилось.