Зулейка Доусон - Форсайты

«Между стременем и землей, она что-то потеряла…»

А что нашла? Флер ехала без неприятных случайностей и несчастных случаев. Ближе к городу она проезжала мимо пустых автобусов, выезжающих из своих депо, ранние фургоны и торговцы начинали новый день. Что он ей готовит? Она переехала Вестминстерский мост и подъехала к Саут-сквер, когда полный свет засиял над просыпающимся городом и его зевающими жителями.

Дверь ей открыла Тимс, и по ее лицу Флер сразу поняла, что все еще хуже, чем тогда, когда звонил Майкл.

– Ох, мадам! – воскликнула Тимс, едва ее увидев, и вцепилась в свой передник. – Они повезли ее в больницу, доктор Риардон и хозяин. Ох, мадам!.. Доктор думает… может быть, менингит!

На Харли-стрит, где по натертым коридорам бесшумно двигались сестры в белых крахмальных облачениях, Майкл сидел один в небольшой комнатке, неотрывно глядя на стенные часы. Они тоже шли беззвучно, ни единым тиканьем не выдавая, что стрелки передвигаются по циферблату. Все было приглушено и как бы подвешено, само время повисло в воздухе, словно темные тяжелые листья большого цветка в горшке – единственного, кроме Майкла, и тоже безмолвного обитателя комнатки. Только жесткое кожаное кресло судорожно поскрипывало, когда Майкл клал ногу на ногу, а потом снимал. Он перестал расхаживать, припомнив, как расхаживал по такому же полу, когда в этой самой больнице рождалась его дочь, сейчас больная, он даже не смел подумать – чем. Видеть, как ребенка, завернутого в одеяло, укладывают в карету «скорой помощи» еще до утренней зари, – очень страшно, а если ты отец – просто невыносимо. Теперь, стреноженный в этой голой и чистой комнатке, Майкл чувствовал, что вынес бы ожидание, если бы мог помочь ей. Но он не мог; и начал пытать собственную совесть. Что еще он мог бы сделать? Какой симптом ему следовало увидеть, а он его проглядел? Педиатр сказал, что болезнь, которой больна Кэтрин, даже они, медики, часто принимают за грипп. Тем не менее Майкл искал, в чем его грех; именно этим был он занят, когда открылась дверь, и, подняв глаза, он увидел Флер. Вид у нее был напряженный и невыспавшийся. Едва ли прошло два часа с тех пор, как он позвонил в Уонсдон, – значит, она летела как ветер.

– Пока ничего нового, – ласково сказал он, подходя к ней и отвечая на горький вопрос в ее глазах. – Она в инфекционной палате. – Он взял обе ее руки в свои и, расцепив бессознательно сцепленные пальцы, положил их себе на пояс. Натужно улыбнувшись, он прибавил: – Они просто очень осторожные. А делают они все, что могут, это я знаю.

Майкл ощутил, как она вздрогнула, когда он так сказал, и снова сцепила пальцы, убрав их с его талии, опустила глаза под бледными веками. Она себя осуждает? Вот уж совсем не надо! Как всегда, он полностью снимал с нее все грехи. Никто бы не сказал, что лучше было действовать по-другому, даже врачи. Они вместе подошли к креслу и уселись бок о бок на неподатливую кожу.

Майкл, ожидавший, что общая тревога непроизвольно сблизит их и, когда они рядом, они притулятся друг к другу или заплачут, опечалился, заметив, что странно отчужден от Флер. Что-то в ней такое было… Что-то стальное в ее бледности, какой-то отказ от утешения, непонятный отказ. Нет, она просто заткнула ему рот! Когда он это понял, в нем стала расти еще большая печаль, словно под кожу ввели медленный наркотик, он видел, что, проживи они вместе хоть пятьдесят лет, он все равно никогда не узнает своей жены, не подойдет к ней ближе, чем сейчас.

Прошел час, заглядывали разные сестры, предлагали им чаю или кофе и заставали их все в той же позе – вместе и все же совсем отдельно друг от друга. Одна рука Флер неподвижно покоилась в ладонях Майкла, но ни он, ни она не двигали и пальцем, словно она забыла, что это ее рука. Прошло еще полчаса, дверь опять открылась, и в ней появился врач.

– Леди Монт?

Флер напряглась, Майкл встал, не выпуская ее руки и готовясь быть сильным за двоих… если понадобится!

Врач шагнул в комнату – небольшой опрятный человек с розовым лицом, наделенный тем особым лоском, который как-то естественно возникает у преуспевающих медиков. В уголках его рта секунду-другую играла неосознанная улыбка, потом – развеялась, не достигнув глаз. Он повернул к ним свою опрятную спину и с каким-то невероятным тщанием закрыл дверь.

«О Господи! – подумал Майкл. – Вот так они и сообщают, что все кончено, – благоразумно оставляя весь мир за дверьми!»

Врач повернулся к ним и подошел, аккуратно, мрачно, серьезно, как похоронных дел мастер. Майкл почувствовал, что ладонь Флер повлажнела в его руках, – и крепко ее сжал.

– Ваша дочь, – начал он, глядя на Флер, и опять на его губах забрезжила неубедительная улыбка, – ваша дочь очень серьезно больна. Если бы ваш муж не действовал так быстро, сомневаюсь…

Майкл ощутил, как рука Флер сжалась в тугой кулачок. Он понял, что она уязвлена – как смеет этот человек быть к ней снисходительным! – и почувствовал, что его так и подмывает вышибить из медика эту улыбку, эти слова. Но сдержался и задал свой вопрос:

– Это менингит?

– Да. Наш первоначальный диагноз правилен…

Удавить его! Он почти доволен!

– …и полисульфамид был тем более эффективен, что его начали давать очень рано. Реакция пациентки…

При этом потоке слов сдержанность Майкла окончательно рухнула. Нет, что за фигляр! Сейчас не время для самодовольной речи, им нужны простые факты!

– Она вне опасности?

– Ребенок в очень тяжелом состоянии, – но, по-моему, мы можем спокойно сказать, что худшее позади.

– Слава Богу!

– И вашей рассудительности, сэр. Можете считать, что вы, по всей вероятности, спасли жизнь вашей дочери.

– Я бы хотела остаться здесь, – сказала Флер, и это были первые ее слова, словно она вернулась откуда-то, из дальних мест.

– Разумеется. Для вас найдется комната, если пожелаете.

Врач попрощался с ними и ушел, с таким же невероятным тщанием открыв и закрыв за собою дверь.

Через несколько минут и Майкл оставил Флер в этой голой комнатенке. Они все обговорили: Флер пробудет в клинике, пока Кэт не позволят перевезти домой; он пришлет горничную со всем необходимым. Все было очень деловито и сдержанно, пока он не подошел поцеловать ее на прощание, и, за секунду до того, как их губы встретились, на ее лице внезапно проступили ее чувства. В этот миг, до того как Майкл закрыл глаза, ему показалось, что он видит в глазах Флер отчаянную мольбу о прощении. Потом, когда после простого поцелуя он опять отодвинулся от жены, ее лицо было вновь закрыто для него.

Когда он уходил, она сидела в уголке кресла – такая осунувшаяся, что Майкл подумал: вряд ли она будет выглядеть лучше, даже если переоденется.

Проходя через приемный холл, скорее похожий на фойе небольшой гостиницы, Майкл заметил в уголке человека приблизительно своего возраста. Оба его локтя упирались в подлокотники кресла, а голову он обхватил руками. Лицо закрывали пальцы, так вцепившиеся в волосы, словно он боялся, что иначе голова упадет на пол. Глубокая скорбь читалась в каждом изгибе его тела, хотя сидел он молча и неподвижно.