Зулейка Доусон - Форсайты

Когда же для ответа встал Артур Гринвуд, замещавший заболевшего Этлии – лидера лейбористов, – пока он открывал папку, наступило мгновение тишины. Сидевший возле Майкла маленький Лео Эймери вскочил и крикнул:

– Говорите за Англию, Артур!

Этот крик был подхвачен на всех скамьях, и у Майкла к горлу поднялся комок.

Гринвуд решительно заявил, что его крайне тревожит эта проволочка. Под рокот одобрения он напомнил договорные обязательства Англии относительно Польши, уже больше суток находящейся в состоянии войны. Майкл увидел, как Чемберлен, сидевший прямо под ним, заерзал и начал перешептываться с сэром Кингсли Вудлом. А зал окутала внезапная тишина, длившаяся, пока Гринвуд не закончил:

– Так сколько же мы готовы медлить в момент, когда Англия и все, что знаменует Англия, вместе с мировой цивилизацией находится под страшной угрозой?

Тут повсюду послышались одобрительные возгласы, возле Майкла тоже, и его голос слился с остальными.

Чемберлен категорически отверг обвинение в слабости, но по окончании заседания стало известно, что многие члены кабинета взбунтовались. Они потребовали – и получили – еще одно заседание на Даунинг-стрит.

Моросил дождь, и Майкл поднял воротник. Он возвращался домой затемно, освещая себе дорогу карманным фонариком – зажигал его на секунду и тут же гасил. Шла вторая ночь затемнения, и, хотя он всегда считал, что дойдет от парламента до дому с завязанными глазами, теперь ему то и дело приходилось останавливаться на перекрестках и ориентироваться, будто он был иностранным туристом, впервые попавшим в Лондон. Знакомые здания и предметы представлялись его не свыкшимся с темнотой глазам то больше, то меньше своих реальных размеров. Скромные дома словно уходили в небо, широкие тротуары сузились втрое – раза два он чуть не вывихнул лодыжку, оступившись с края. «Вот-вот! – думал он. – Мы все успеем погибнуть под автобусами, прежде чем Гитлер доберется до нас!»

На углу их площади (во всяком случае, он полагал, что это их площадь) он споткнулся обо что-то у каких-то ворот. Майкл опустил руку и коснулся холодной мокрой шкуры, включив фонарик, увидел дохлую собаку. Ее мертвые глаза тускло поблескивали в слабом луче света, ошейника на ней не было. Бедняга! Первая жертва войны. Он осторожно стащил собаку на канализационную решетку. Если повезет, ее утром уже не будет.

Достигнув безопасной гавани своего крыльца, Майкл сунул руку в карман за ключом. И тут, словно откуда-то упала фосфорная бомба, площадь вся озарилась. Он взглянул на небо. Молния! Воздух затрещал статическим электричеством. И тут же над головой загрохотал гром, сокрушая небо, возвещая бурю, достойную Ветхого Завета.

«Ибо прежнее небо миновало…» [58] – сказал себе Майкл, оглянулся на буйство стихий и быстро закрыл за собой дверь.

Не успел он еще снять плащ, как в его объятиях оказалось теплое тело в мягкой накидке. Флер! Она же ненавидит грозы!

– Ах, Майкл! Обними меня покрепче!

Он с неизъяснимой радостью обвил ее руками, а она прижалась к его плечу.

– Э-эй! Давай-ка назад в постельку. Гроза скоро кончится, старушка. Дежурные по противовоздушной обороне срочно напомнят Господу, что соблюдать затемнение обязательно.

В спальне они устроились рядом: Флер закуталась в одеяло, а Майкл сел возле на край кровати. При каждом ударе грома (такой способен поднять мертвецов из могил) она все больше сжималась в комочек, все глубже утыкалась ему в плечо. Майклу хотелось, чтобы гроза продолжалась до утра, однако после нескольких напряженных минут (из-за понуканий дежурных или без них) она унеслась дальше, чтобы грохотать над другими районами, сотрясать другие окна и пугать других людей.

В странном жутковатом затишье, которое сменило раскаты грома, Майкл почел себя обязанным разжать руки. Флер, вновь обретя обычное спокойствие, молча отодвинулась от него, потом спросила:

– Значит, уже?

Он знал, что она говорит не о грозе.

– По-видимому.

– Когда?

– Премьер-министр как будто выступит завтра утром с речью. По радио.

– Отлично, – сказала она просто.

Майкл соскользнул с кровати и разделся в более привычной тьме своей гардеробной.

– И что дальше? – осведомилась под конец Флер, когда Майкл подробно рассказал обо всем, чему был свидетелем в палате общин. Они лежали, повернувшись к окну, которое Флер открыла, когда небо прояснилось. Ее голова покоилась на его плече. В небе вновь плыла луна, полинявшая после душа. По ее диску скользили последние обрывки туч.

– Я бы рад был ответить, если бы знал ответ! Но никто ни в чем до конца не уверен. Остается шанс, что Гитлер блефовал, и стоит нам лишь сделать этот шаг, как все кончится ничем.

– Или всем. – Ей приходилось слышать выражение «тотальная война», повторявшееся шепотом.

– Боюсь, это не исключено, хотя вероятность не так велика в данный момент. Можно без опаски поставить на то, что все закончится к Рождеству.

От последнего Флер отмахнулась, покачав головой. Казалось, она поставила все, что ей принадлежало, куда с большим риском. Когда в жизни она поступала иначе?..

– И будут воздушные налеты?

– Не исключено…

Майкл ощутил быстрое движение. Это было как пощечина. Она, несомненно, ждала от него чего-то определенного, пусть самого скверного, но ему действительно нечего было ответить, кроме заезженного «поживем – увидим». Да и в любом случае, он знал, что не в ее натуре ждать.

– Собственно… их ждут с минуты на минуту, – решил он признаться. Позже можно будет рассказать ей о радиолокации, о береговых укреплениях. Пока же он добавил только: – Тут старик Андерсон не подкачал: во всяком случае, у нас есть бомбоубежища на такой случай.

Ни с какой другой женщиной Майкл не был бы так откровенен. Он отодвинул руку, когда она перевернулась на спину и уставилась в потолок. На ее лицо упал лунный луч, и он увидел огоньки в ее глазах. Они разгорелись и придали ее лицу новую решимость. Видимо, это она и хотела услышать.

– Дети останутся в Липпингхолле, – сказала она ровным голосом, словно диктовала список покупок. – Финти может отправиться туда с Кэт завтра же.

Она умолкла. Майкл почувствовал в ней новое напряжение и понял, что она обдумывает новые обстоятельства, отбирая все имеющее прямое или косвенное отношение к ней.

– Я, наверное, понадоблюсь для чего-нибудь тут, – заговорила она снова, и он услышал в ее голосе жадную настойчивость. – Ты не мог бы подыскать для меня что-нибудь, Майкл? Что-нибудь настоящее?

О Господи! – она решила твердо!

– Милая, если это то…

– Да, это то, чего я хочу. На этот раз мне необходимо делать что-то нужное, или я помешаюсь. Киту и Кэт всегда очень хорошо у твоей матери, а я должна остаться тут, где будет происходить самое главное.