Зулейка Доусон - Форсайты

– Но ты же была счастлива в консерватории, правда? – спросила Джун.

Только Энн заметила тень, скользнувшую по лицу ее бабушки, все еще удивительно красивому, при этом упоминании ее молодости в Париже. Но почему? Причиной ведь никак не могла быть музыка.

– Да, Джун, ты, разумеется, права! – Ее улыбка была мягкой, но глаза оставались непроницаемыми. – Но ты позволишь мне быть доброй и пожелать Энн моего счастья стократно?

Джун не нашла ответа. Вошел слуга, и Ирэн сказала:

– Ну, если мы все готовы, то и ужин готов.

С той же улыбкой она обернулась к Вэлу, который тут же предложил ей руку, и они первыми направились в столовую. Джон повел свою старшую сестру, а Джонни вторую свою тетушку. Энн пошла за ними, пританцовывая, заложив свободные руки за спину, а в пустой гостиной остался портрет ее матери, словно принимая невидимых гостей.

Если бы за столом их было шестеро, а не семеро, ужин, наверное, прошел бы менее оживленно, то есть если бы обитательница Чизика осталась дома.

Джун была в отличной форме, и еще не подали главного блюда, как она успела несколько раз больно наступить на ногу то одному, то другому.

Разговор начался словно бы на вполне безобидную тему – Ирэн спросила у Холли про ее работу младшей медицинской сестры в сельском медицинском пункте.

– Страшно интересно, хотя с тех пор, как мы с Джун прошли курс для Трансвааля, все ушло далеко вперед.

– Рада слышать, – сказала Джун, и ее ложка застыла над супом. – Помнишь эту «стерильность», которой они от нас требовали? Я уверена, на месте от нее никакого толка не было.

– А вот новые медикаменты, Джун, спасут тысячи жизней, я не сомневаюсь.

– Чему, полагаю, способствует отсутствие тропических болезней в глуши Суссекса… Э-эй!

Вэл прекрасно знал, что Холли не любит, когда он поддразнивает Джун, и пинок в лодыжку под столом был совершенно лишним напоминанием.

– Расскажи нам о своих усилиях что-то делать для обороны, милый Вэл.

– Мне казалось, ты намеревался пойти в войска местной обороны, когда их организуют? – полуспросил Джон.

– Да, хотел, но раздумал.

– Почему же?

– Решил, что моя нога не выдержит учений даже и без винтовки. К тому же я посмотрел вчера на нашу команду. Парочка дряхлых генералов чистит свои дробовики в ожидании. Такая жуткая компания… ветеранов.

Вэл уже собрался опять пожаловаться, как уже жаловался Холли, что первые добровольцы местной обороны оказались «жутким сборищем старух», но носок ее туфли снова его предостерег.

– Ведь это же так вроде и задумано? – спросил Джон, заметив, что происходит под столом. – И ты сам ветеран!

– Попался, Вэл, ну, признайся! – сказала его жена.

– Ну, ладно, ладно. – Вэл смущенно улыбнулся. – Но я что-то не вижу твоей пожарной каски, старина.

– Да. Однако, возможно, дойдет и до этого. Ничего другого у меня пока не выходит.

– А где ты пробовал?

Для Джона это было больным местом. В ту войну он был слишком молод для армии, а для этой оказывался слишком старым, но тем не менее он твердо решил внести свою лепту. Однако, как выяснилось, всякие инструкции и ограничения были словно нарочно придуманы, чтобы помешать ему. Он старался не смотреть на противоположный конец стола, где сидела его мать: по нескольким причинам он еще не говорил с ней об этом.

– Я предложил свои услуги в Мастонбери, но ничего не получилось.

Сразу же, как раздались сирены, предупреждавшие о первом воздушном налете – пусть тревога и оказалась ложной, – Джону пришло в голову, что свое умение летать он может использовать с большей пользой, чем для предотвращения нашествия мошки или жуков-короедов. Никому не сказав, он побывал на базе ВВС в Мастонбери и с тех пор втайне болезненно переживал полученный отказ.

– Как? Даже не в резерв? – спросил Вэл. – Ты же еще не так стар!

– Не в том дело. «Бронируемые профессии»!

– Но у тебя же есть управляющий на ферме, – возразил Вэл.

– Я им это сказал. Бесполезно.

Джон мог бы добавить, что, учитывая ухудшение ситуации в Европе, он твердо решил повторить свою попытку в надежде на благоприятные для него перемены. Вслух он сказал:

– Я даже указал, что они могли бы использовать меня как летного инструктора.

– И тебе все равно отказали? Нет, они там помешались.

– Мне процитировали Королевский устав и порекомендовали обратиться в отдел вспомогательного воздушного транспорта в Уайт-Уолтеме. Перегонять самолеты с заводов на базы и тому подобное.

– И ты ездил туда, Джон? – спросила его мать.

Она всегда знала, когда он что-то скрывал. Между бровей Джона залегла морщина, словно он защищался от безмолвного обвинения в ее темных глазах. «Львиные морщинки», как их называл кто-то в давние времена.

– Собираюсь, – ответил он. – Но, возможно, я опоздал. Они составили списки летчиков с частными дипломами в конце прошлого лета, когда… когда мы уезжали.

«Львиные морщинки» стали глубже, словно он только сейчас осознал, что заперт в клетке. И, снова нечаянно повторяя слова той, другой тени из прошлого, он добавил:

– На этот раз я должен сделать хоть что-то.

– Ты не виноват, милый, что в ту войну был слишком молод, – сказала Ирэн.

– И очень об этом жалею. Все, кроме меня, внесли свой вклад. Вэл воевал, Джун и Холли были медсестрами, а…

Джон не договорил: «а Джолли отдал жизнь». Старая привычка Форсайтов умалчивать сохранилась в обеих ветвях семьи, распространилась и на следующее поколение, касалась она и этой короткой жизни, внезапно оборванной, и многого другого. Поэтому ни Джонни, ни Энн ничего не знали о своем погибшем дяде.

Но старые тайны, как свидетельствует история, не остаются нераскрытыми. Во всяком случае, Джун уже ринулась в прорыв.

– Я рада, что в тот раз ты был слишком молод! И слава Богу, что дети тоже пока еще слишком молоды… Вот все, что я могу сказать, – договорила она, тряся от избытка чувств головой на тонкой худой шее. Все за столом решили, что она выговорилась, но она добавила: – Только подумать, будь Джолли на год-два моложе…

Джон взглянул на Холли, сидевшую между детьми, – ее подбородок чуть дернулся, а потом его взгляд встретился со взглядом матери. Вэл уставился в тарелку.

Джун ничего не заметила. И всем оставалось только ждать неизбежного вопроса, который и задал самый молодой за столом:

– Джолли? Кто это?

– Как! Ты не знаешь? – спросила Джун у племянника и обвела стол укоризненным взглядом, выставив подбородок. – Эти вечные семейные тайны! – вскричала она. – Никогда не понимала, к чему они. Только делают все хуже! Правда никогда никому не вредит!

– Чужая правда не вредит, – негромко сказала Ирэн.

Джун перехватила еще один непроницаемый взгляд своей старинной подруги на том конце стола и закусила губу. Джонни повторил вопрос – и он, и Энн теперь ждали ответа с нетерпением.