Зулейка Доусон - Форсайты

– Старший кашевар и посудомой, – объявила Сисили, и они с Селией вновь залились смехом.

– Никакого, – ответил Сентджон, величественно игнорируя смех.

– Как никакого? – Уинифрид ужаснулась при мысли, что его могли сделать сержантом. – О чем ты говоришь?

– Вы слышали, тетя. Мне не присвоили чина, потому что меня не взяли. Признали негодным для строевой службы.

Смех сразу оборвался. Уинифрид прижала ладонь ко рту. Что, если Ангел Смерти все-таки парит где-то рядом? Сентджон обернулся к ним с печальным достоинством.

– Боже мой! Милый, ты болен? Сядь же, сядь!

Сисили и Селия сразу встали – то есть настолько сразу, насколько у них получилось, – и потащили его к дивану. Сисили предложила ему свою подушку, но он благородно отказался.

Сентджон глубоко вздохнул, откусил печенье и объяснил:

– Четвертая категория. Вот куда меня отнесли.

– А…

– Я был просто убит, можете мне поверить.

Сентджон милостиво позволил утешать себя.

– Ну, еще бы, милый! Но они обнаружили, чем ты болен?

– … … … и … … – произнес Сентджон на безупречной латыни запись, которую вручил ему военный врач.

– Ах! Бедный мальчик. Это звучит так страшно! Но все-таки, что с тобой?

Три женщины не спускали глаз с Сентджона, пока он, вздохнув еще раз, доедал печенье. Какой он мужественный, какой спокойный! Он расскажет, когда соберется с силами. Они нетерпеливо ждали его ответа.

И наконец дождались.

– Плоскостопие, вывернутость колен, расстройство слуха.

На несколько секунд воцарилось гробовое молчание. Первой его нарушила Селия, словно стараясь сдержать кашель. Сисили не обладала ее выдержкой и сдавленно хихикнула. Селия предостерегающе махнула ей, но начало было положено, Уинифрид не выдержала первой, и все трое захлебнулись смехом.

– Бедненький Сентджон, – еле выговорила Сисили, – тебя же даже в местную оборону не возьмут с такими недугами…

– Ну почему же? – возразила Селия. – А практиковаться в стрельбе по мишеням?..

Новый взрыв смеха. Сентджон остался невозмутим и достал портсигар, чтобы окутаться дымовой завесой, пока они не придут в чувство. А с Селией Кардиган он найдет случай посчитаться. Но тетушка словно бы вспомнила о приличиях и принялась его утешать:

– Ну, ничего, милый. Ты ведь можешь стать организатором противовоздушной обороны, как Джек.

Хм! Слишком мало, слишком поздно! Сентджон не желал утешиться так легко. Он щелкнул зажигалкой и затянулся.

– Немедленно погаси! – вскрикнула Селия.

Сентджон внезапно ощутил, что восстановить достоинство пока невозможно, и взял еще печенье.

Миллер доложила о мистере Роджере Форсайте, и тот с порога обозрел сцену в гостиной Уинифрид.

– Не понимаю! Я всегда опаздываю. Почему такое веселье?

Миллер не знала, а те, кто знал, не были расположены объяснять. Роджер сел на табурет у рояля и поставил портфель на его крышку.

Вскоре все пришло в норму. Глаза были утерты, горла прочищены, затребован и подан свежий чай.

– Ну, Роджер, – сказала Уинифрид, – что у тебя нового?

Селия и Сисили снова завелись, но ненадолго, так как обе устали смеяться, и вскоре умолкли, переводя дух. Селия прижала руку к боку. Сентджон презрительно фыркнул и затянулся сигаретой.

– Ничего особенного. Марта и девочки выполняют поручения добровольческой службы. А я буду дежурить по противовоздушной обороне…

Роджер заметил, что его молодой кузен бросил ядовитый взгляд на Селию Кардиган.

– Я же ни слова не сказала, – возмутилась она. – Можно еще чаю? После печенья смеяться никак не следовало.

Роджер отнес ее чашку тетке, принес ей полную и вернулся, чтобы взять свою.

– Наверное, это очень интересно, дорогой.

– Да, вполне. Мы ведь не просто патрулируем, а оказываем первую помощь, принимаем противопожарные меры, регулируем движение транспорта и еще многое.

Он перехватил еще один взгляд Сентджона, который сказал ядовито:

– Сплошное веселье! – С этими словами Сентджон встал и решительно чмокнул тетушку в щеку.

– Как, ты уже уходишь?

Но он твердо решил уйти, полагая, что на Грин-стрит его не ждет ничего, кроме нового раздражения.

– Боюсь, мне пора, тетя. Заглянул в промежутке между кислородной подушкой и курсом искусственного дыхания. Огромное спасибо за чай!

Храня вид человека, на котором лежит проклятие, обрекающее его всегда отсутствовать, когда происходит что-то увлекательное, Сентджон на пороге оглянулся с улыбкой великомученика на устах и ушел.

Уинифрид понадобилось секунды две, чтобы вспомнить, о чем они разговаривали.

– Ах да! Ну, если по ночам будут дежурить такие сильные, надежные люди, как вы с Джеком, это большое утешение. Даже если обойдется без налетов, в городе столько домов стоят теперь пустые, как тебе известно, а полиция не может быть сразу везде. Летти Мак-Эндер с Рождества не возвращается на Беркли-сквер, а свекровь Флер сказала мне, что почти не бывает у себя на Маунт-стрит.

– Да, – согласился Роджер, – у нас то же самое. И Флер, разумеется, сама скоро уедет.

– Не думаю. На субботу и воскресенье она с удовольствием ездит в Липпингхолл, но в будние дни у нее много дел в Вестминстере.

– Но я думал, она расстается с Вестминстером.

– Роджер, милый, – спросила Уинифрид, – почему ты так решил?

Проницательные глаза Роджера на мгновение сузились. Он явно сказал лишнее и, взглянув по сторонам, убедился, что помощи ждать неоткуда. Сисили с Селией шептались о чем-то своем, и все внимание Уинифрид было сосредоточено на нем. Выхода не оставалось.

– Потому что она поручила мне купить для нее дом в Суррее.

У Уинифрид напряглась шея. Племянница ни словом не заикнулась о том, что думает переехать, поэтому она сказала:

– Не говори глупости, Роджер!

– Боюсь, это правда, тетя. Мне не следовало об этом упоминать, но это правда.

– Но она мне ничего не говорила.

Роджер сочувственно поднял брови.

– В Суррее, ты сказал? А где в Суррее?

– Где-то под Ричмондом, если не ошибаюсь.

Уинифрид нахмурилась. Не самый удачный выбор местности. Дом, который Сомс построил для своей первой жены, был под Ричмондом.

Роджеру хотелось загладить свой промах. Он порылся в портфеле.

– Раз уж я проговорился, то вот описание. Посмотрите.

Уинифрид взяла очки для чтения и прочла восхваления агента по продаже недвижимости полувслух, полу про себя.

– «…прекрасный семейный дом, оригинальной постройки. Построен в тысяча восемьсот восемьдесят седьмом году, спланирован вокруг внутреннего крытого двора, что обеспечивает максимум полезного пространства и освещения. Великолепный вид на Ричмонд и окрестности…»

Против обыкновения это были не преувеличения, а точное описание дома, который она не видела десять с лишним лет – со времен Всеобщей забастовки, как ей припомнилось, – и совсем о нем забыла.