Би Фэйюй - Лунная опера (сборник)

То была беспощадная затяжная война. Супы, сладости, сон и кипяток – вот четыре составляющих, воздержание от которых обеспечивает нормальный вес. Другими словами, еда и сон стали двумя главными пунктами на пути решения проблемы лишнего веса. И первое, что сделала Сяо Яньцю, она взяла под контроль свой сон. Ночной отдых она ограничила до пяти часов, остальное время суток она не позволяла себе не только лежать, но даже сидеть. Следующим ее ограничением стал прием пищи. Сяо Яньцю наложила запрет на еду питье и тем более – на употребление кипятка. Она перешла исключительно на дыни, арбузы и овощи, помимо которых, уподобившись алчной Чанъэ, жадно глотала лекарства.

Первый этап диеты принес немедленный результат, ее вес обвалился так же стремительно, как акции на бирже. Плоти в ней поубавилось, однако теперь неожиданно больше стало лишней кожи. Она складками обвисла на всем теле, напоминавшем теперь найденный кошелек, в котором на ощупь невозможно было обнаружить никаких сбережений. Лишние куски кожи несколько дезориентировали Сяо Яньцю, она заключила, что форма у человека превышает содержание. Этот факт произвел на нее странное, отвратительное и даже комично-жестокое впечатление. Хуже всего дело обстояло с лицом, дряблая кожа сделала Сяо Яньцю удивительно похожей на вдову. И, глядя в зеркало, Сяо Яньцю, подобно вдове, убивалась в рыданиях и отчаянии.

Но настоящий кошмар ждал ее впереди. Диета принесла Сяо Яньцю ожидаемый эффект, но теперь целыми днями она находилась в каком-то полубессознательном состоянии, естественно, причиной этого было недостаточное питание. Сил с каждым днем становилось меньше. Сяо Яньцю мучили головокружения, слабость, нервозность и тошнота, ее постоянно клонило в сон, к тому же, даже разговаривая, она все чаще начинала задыхаться. Когда завершился этап работы над вокально-декламационной частью «Побега на Луну», подготовка спектакля перешла на мучительную стадию общих репетиций-разводок. Физическое недомогание Сяо Яньцю все росло, голос утратил прежнюю основательность, уверенность и теперь не всегда ее слушался. Начались проблемы с дыханием, Сяо Яньцю ничего не оставалось, как петь сильным, но фальшивым голосом, что не лучшим образом отражалось на голосовых связках. Раз за разом создавалось ощущение, что арии поет совершенно другой человек.

Сяо Яньцю и представить себе не могла, что выставит себя в роли настоящего шута, да еще и перед таким количеством людей. Когда она начала разбирать с Чуньлай одну из арий, ее голос вдруг прокололся, иначе говоря, сорвался. Для любого человека, который своим пением зарабатывает хлеб насущный, нет ничего хуже такого позора. Этот голосовой срыв оказался просто нечеловеческим, то был скрип стекла о стекло, визг взбудораженного хряка, седлающего свиноматку. По правде говоря, такой прокол не ахти какая невидаль, у многих актеров такое случалось, однако Сяо Яньцю – это все-таки Сяо Яньцю. Она не могла выдержать обращенных на нее взглядов, которые были подобны даже не ножам, а яду, и яд этот без кровопролития и боли хотел заполучить тебя живьем. Сяо Яньцю решила спасти свое положение. И сделать это ей нужно было прилюдно. Она как могла сохраняла невозмутимый вид и дала знак начать с того же места. Она сделала две попытки, но голос не желал ее слушаться. В горле у Сяо Яньцю неимоверно саднило, по нему словно карабкались тысячи червяков, ей хотелось прокашляться. Однако Сяо Яньцю сдерживала себя что было мочи и, плотно сжав зубы, пыталась подавить кашель глубоко в глотке. Сидевший рядом Бинчжан поднес ей стакан с чаем, при этом он нарочито непринужденно сказал присутствующим: «Надо бы попить, пусть немного попьет». Сяо Яньцю к стакану не притронулась, она ни за что не хотела этого делать. Она только взглянула на своего партнера, играющего роль Хоу И, и заявила: «Попробуем еще раз». На этот раз прокола не произошло, не дойдя до намеченной высокой ноты, она остановилась сама. Сяо Яньцю тяжело выдохнула, ситуация для нее сложилась тупиковая. Никто не осмеливался не то чтобы подойти и сказать ей что-нибудь, никто даже не мог посмотреть на Сяо Яньцю. А она изо всех сил старалась удержать ситуацию, которая все больше и больше выходила из-под контроля. Когда человек не в силах быстро спасти неприятное положение, в котором оказался, то сколько бы он ни старался выкарабкаться, его будет ждать обратный эффект. Сяо Яньцю переводила взгляд с одного на другого, а окружавшие ее, точно сговорившись, делали совершенно отстраненный вид, будто ничего не произошло. Но иногда в таком поведении гораздо быстрее угадываются тайные мысли, понимание без слов будет похуже, чем если бы все презрительно тыкали в тебя пальцем. Для очередной попытки исправить положение у Сяо Яньцю уже просто не осталось храбрости. Бинчжан, держа в руках чай, громко объявил: «Уважаемая Сяо Яньцю простудилась, на сегодня репетицию заканчиваем, да-да, заканчиваем». Сяо Яньцю со слезами на глазах уставилась на Бинчжана, она понимала, что он-то думал сделать как лучше. Но как же ей хотелось сейчас схватить его за шиворот и разок-другой врезать как следует.

В зале, где проходила репетиция, сразу стало пусто, остались только Сяо Яньцю и Чуньлай. Чуньлай тоже не осмеливалась посмотреть на свою наставницу, наклонившись, она делала вид, что собирает вещи. Сяо Яньцю долго наблюдала за Чуньлай: как же красив ее силуэт, а скулы и подбородок излучают блеск, словно сделаны из фарфора. С рассеянным видом Сяо Яньцю раз за разом задавалась вопросом: ну почему не ей самой выпала такая судьба? Чуньлай выпрямилась. Заметив, что с нее не сводят пристального взгляда, она испугалась. Вдруг Сяо Яньцю попросила ее подойти. Застывшая Чуньлай не тронулась с места. Сяо Яньцю снова обратилась к ней:

– Чуньлай, исполни тот отрывок, который только что пела я.

Чуньлай сглотнула – как она могла отважиться на это после того, что случилось? Она попыталась было отказаться. Но Сяо Яньцю никак не отреагировала, вместо этого она подвинула стул и уселась на него. Чуньлай пришла в замешательство, но, учитывая настрой наставницы и не имея никакой возможности увернуться, она взяла себя в руки, встала перед Сяо Яньцю и вошла в образ. Сидя на стуле, Сяо Яньцю внимательно следила за Чуньлай и слушала, как она поет. Вскоре ее внимание рассеялось, мельком она посмотрела в зеркало на стене, отражение беспощадно, словно на авансцену, выдвинуло ее вместе с Чуньлай. Волей-неволей Сяо Яньцю стала сравнивать себя с Чуньлай. Какой же старой она выглядела на ее фоне, можно даже сказать, безобразной. Ведь прежде и она была такой же, как Чуньлай, и куда все подевалось? Как ни жестоко это звучало, всякие состязания были бессмысленны. Она не могла мериться силами ни с другими, ни со своей собственной молодостью. Если хочется понять выражение «горы – не преграда для реки, которая все равно будет течь на восток», то его постепенно пояснит зеркало. Уверенность ускользала от Сяо Яньцю, точно стекающая вниз вода, для которой не существовало преград. Она вспомнила, как сначала обрадовалась новости о том, что может вернуться на сцену, но радость эта оказалась мимолетной, словно облако, и теперь от нее не осталось и следа. Сяо Яньцю покачнулась, казалось, что она готова была пойти на попятную, но не могла решиться. Хотя многое у Чуньлай еще нуждалось в шлифовке, в целом эта девочка могла превзойти ее уже в ближайшем будущем. Ведь она такая юная, у нее впереди еще столько лет. Вдруг Сяо Яньцю ощутила какое-то тягостное чувство, раз за разом душу застилала волна печали и боли. Она поняла, что завидует. А ведь считалось, что именно из-за зависти она двадцать лет терпела лишения, хотя на самом деле тогда она не завидовала Ли Сюэфэнь. Никогда в жизни она этого не испытывала, однако сейчас, в присутствии своей ученицы, она не могла взять себя в руки. Осознав свою зависть, она впервые испытала всю силу этого чувства и даже увидела кровопролитие. Сяо Яньцю яро ненавидела себя, она не могла позволить себе завидовать. Решив наказать себя, она что было силы впилась в ногу ногтями, чем сильнее она вонзалась, тем больше терпела, чем больше терпела, тем сильнее вонзалась. Странно, но пронзительная боль принесла ей чувство облегчения. Она поднялась с места, решив посвятить появившееся время репетиции с Чуньлай. Расслабляться, пусть даже самую малость, она считала непозволительным. Сяо Яньцю встала напротив Чуньлай. Она передавала ей свою технику из рук в руки, от движений талии до выражения глаз, шаг за шагом она направляла и корректировала ее. Сяо Яньцю во что бы то ни стало хотелось воплотить в Чуньлай саму себя двадцатилетней давности. Солнце село за горизонт. На окно падала огромная тень платана, поглаживая стекло, она докучала откровенной болтовней своей листвы. В зале становилось все темнее и тише. Они забыли включить свет и наедине друг с другом продолжали репетировать уже в сумерках. Раз за разом они отрабатывали каждое движение, не обходя вниманием ни один из суставов пальцев. Лицо Сяо Яньцю находилось всего в каких-то нескольких сантиметрах от лица Чуньлай, глаза которой так сверкали, что в темноте зала излучали удивительный свет, это было так пленительно-красиво. И вдруг Сяо Яньцю почудилось, что напротив нее стоит она сама, только двадцать лет назад, стройная и изящная. Сяо Яньцю растерялась, все происходило словно во сне, зыбкое видение напоминало отражение Луны в воде. Только что увиденное ускользало, оставляя чувство полной неопределенности. Сяо Яньцю остановилась и, присматриваясь, накрыла Чуньлай своим рассеянным, затуманенным взглядом. Чуньлай не могла понять, что творилось с ее наставницей, а потому она тоже, наклонив голову, уставилась на Сяо Яньцю. Та обошла Чуньлай сзади, одну руку подложила ей под локоть, а другой зажала в своих пальцах кончик поднятого мизинца Чуньлай. Оказавшись у левого уха Чуньлай, Сяо Яньцю практически уткнулась своим подбородком ей в щеку. Чуньлай ощутила влажное дыхание наставницы. Сяо Яньцю отпустила руки и неожиданно заключила Чуньлай в свои объятия. Движения ее были порывисты, крепко стиснув Чуньлай, Сяо Яньцю уперлась своей грудью ей в спину, прижав лицо к шее у затылка. Ошеломленная, Чуньлай не смела двинуться с места, застыв в своей позе, она даже боялась дыхнуть. Но уже через мгновение ее дыхание прорвалось наружу, она жадно глотнула воздух, и Сяо Яньцю ощутила, как мягко толкнулись груди Чуньлай о ее сцепленные руки. Медленными успокаивающими движениями она начала поглаживать Чуньлай: словно выплеснутая на стекло вода медленно растекалась во все стороны. Когда же пальцы Сяо Яньцю достигли поясницы Чуньлай, та наконец вышла из ступора и, не осмеливаясь кричать, тихо взмолилась: «Прошу вас, не надо».