Кэтрин Бу - В тени вечной красоты. Жизнь, смерть и любовь в трущобах Мумбая

Калу одинаково боялся и полиции, и Ганеша Анны. Он понимал, что находится между двух огней. Ему все время вспоминался фильм «Клятва любви», в котором юный хулиган из трущоб тоже попал в ловушку и от отчаяния решил отравиться. Но тут на помощь явилась великолепная Мадхури Дикшит [86]и спасла героя от гибели. Калу регулярно пикировался с девушками, приходившими к колонке за водой, и хорошо знал всех их. Они с Сунилом понимали: маловероятно, что в трущобах вдруг появится некая новая и прекрасная дива типа Мадхури, которая поможет ему выбраться из того тупика, в котором он оказался. Чем ждать такого чуда, лучше было подобру-поздорову убраться из Мумбаи. Тем более, что отец Калу, не питавший особо теплых чувств к сыну, все же предлагал тому переехать к нему.

Отец и старший брат мальчика были опытными слесарями-водопроводчиками и кочевали по разным городам в поисках заказов. Но у них была собственная хижина в одном из трущобных районов недалеко от Мумбаи. Этот район расположился на склоне холма, так что дома практически висели в воздухе. Калу часто со слезами вспоминал, каким чужим и лишним он чувствовал себя в отцовском доме. Потом он перебрался в Аннавади, где ему было лучше, хотя здесь приходилось спать под открытым небом.

– Мое детство кончилось в одночасье, когда умерла мать, – сказал он как-то Сунилу. – Отец и брат никогда меня не понимали.

Но лучше уж вернуться к непонимающим тебя родственникам, чем жить в постоянном страхе, что тебя прикончит либо полиция, либо наркодилеры. Отец и брат как раз собирались подрядиться на строительство какого-то объекта в гористой местности неподалеку от Карджата, что в двух часах от Аннавади. Калу с детства знал слесарное дело, и на строительстве должна была найтись работа и для него.

Сунилу было жаль, что его друг уезжает. Без него в Аннавади станет совсем тоскливо. Кто теперь будет артистично вращать бедрами, изображая сцены из «Ом Шанти Ом»? Даже за сменой причесок Калу было интересно наблюдать: они менялись в соответствии с его кинопредпочтениями. Недавно он отрастил волосы до плеч, как у безумного парня-студента, которого играл Салман Хан в старой ленте «Все отдаю тебе».

У воров, вроде Калу, статус в социальной иерархии трущобных жителей был выше, чем у мусорщиков. С уходом Калу Сунила будут более уверенно относить именно к последней категории. Принадлежащие к ней люди настолько всеми презираемы, что ни один прохожий, если что случится, не протянет тебе руку помощи и бросит тебя умирать одного на дороге.

За несколько дней до своего ухода Калу сказал Сунилу:

– Мое настоящее имя Дипак Рай. Но никому его не сообщай. А еще знай, что мое божество – Ганпати [87].

Он считал, что и Сунил должен поклоняться этому слоноголовому богу, устранителю любых препятствий. Для того чтобы убедить его в этом, Калу даже повел маленького мусорщика в дальнее паломничество в храм Сиддхивинаяк, расположенный в центре Мумбаи примерно в пятнадцати километрах от Аннавади.

Вопрос, каким святым и божествам поклоняться, очень волновал многих уличных мальчишек. Некоторые говорили, что Саи Баба [88]помогает быстрее, чем толстый Ганпати. Другие утверждали, что если Шива откроет свой третий глаз, то сможет испепелить их обоих. Мать Сунила умерла слишком рано и не успела научить сына, каким богам поклоняться. А сам он не мог решить, кто из них наиболее могущественный, а потому колебался в выборе покровителя. Так или иначе, опыт наблюдения за ребятами из Аннавади позволил ему сделать важный вывод: тот факт, что мальчик поклоняется богам, вовсе не означает, что боги в ответ будут печься о нем.

Как-то днем мать Абдула пришла в колонию Донгри. Она насквозь промокла под дождем; под глазами у нее залегли темные круги. Абдул вышел из барака. Он был мрачен. Голова его была опущена; перед собой он катил, как мяч, упругий комок грязи. Зеруниза приехала, чтобы забрать его домой. Судья решил, что этот парень вряд ли сбежит до слушаний в особом суде, разбирающем дела с участием несовершеннолетних. Поэтому его отпустили, но со строгим условием: он должен отмечаться в Донгри каждый понедельник, среду и пятницу, чтобы служители Фемиды были уверены, что обвиняемый не скрылся.

Абдул прошел вслед за матерью по длинному зловонному холлу, в котором теснилось множество детей, пересек внутренний двор и вышел на улицу. Дождь почти кончился, и сквозь облака просвечивало бледное солнце, стоявшее уже совсем низко над горизонтом.

– Ну, когда будут разбирать мое дело? – поинтересовался он. – И на какой день назначено слушание с участием отца?

– Неизвестно, – ответила Зеруниза. – Но ты не беспокойся. Положись на бога и молись. Теперь у нас есть адвокат, который знает, что говорить. И тогда все закончится, потому что судья узнает, на чьей стороне правда.

– Узнает, где правда, – отозвался Абдул с сарказмом. Как будто истину так уж легко узнать! Неужели чьи-то слова сделают ее для всех очевидной? Он решил сменить тему.

– Как отец?

– Лекарств в тюрьме на Артур-роуд нет, и там так тесно, что невозможно спать. Ах, на него страшно смотреть – лицо совсем посерело. Но Кекашан говорит, что в ее камере не так все плохо. Она много молится за всех нас. Она считает, что все эти тридцать три несчастья посылает Аллах, чтобы испытать нас.

– Почему ты первым делом вызволила меня, а не отца? – спросил он. – Это несправедливо. Он должен был вернуться домой первым.

С тяжким вздохом Зеруниза поведала ему о всех друзьях и родственниках, которые отказались помочь им и выступить поручителями за Карама. И о том, как ей пришлось унижаться перед семьей предполагаемой невесты Абдула.

– Для всех окружающих наши беды – так, мелочи, развлечение. Повод поболтать, когда одолевает скука, – мрачно сказал Абдул. – Теперь мы точно знаем, что всем на нас наплевать.

Воцарилось долгое молчание. Потом он спросил у матери, как идет бизнес.

У Мирчи дело не шло. Все мусорщики переметнулись к тамилу, владевшему залом игровых автоматов.

Абдул издал странный звук, будто громко икнул. Конечно, он так и думал. Родители готовили Мирчи к иному поприщу, почище, чем сортировка мусора. Даже сам Абдул понимал, что Мирчи нужно заниматься чем-то другим.

– Ладно, – сказал он после паузы, приложив палец к подергивавшейся нижней губе.

Это только кажется, что дела совсем безнадежны. Он начнет все сначала, будет трудиться еще более упорно, чем прежде, и постарается не выходить из себя из-за того, что придется терять три дня в неделю на дорогу в Донгри и обратно. В награду за решение следовать пути праведности, указанному наставником в колонии, судьба пошлет ему дополнительный доход и благосостояние. Он приложит все силы, чтобы больше никогда не оказаться в участке на допросе. Он ни за что не будет покупать краденый мусор.