Андреа Басфилд - Неверная. Костры Афганистана

Хаджи Хан бросил из-под своих густых бровей взгляд на Джорджию. Я заметил напряжение в этом взгляде и понял, что Хаджи Хан сам знает, как рискует, напоминая ей о том, что практически убил их ребенка.

– Здесь ты можешь отдыхать и любоваться чудесным видом на горы, и мысли твои будут оставаться светлыми, – добавил он, и Джорджия улыбнулась, в ответ Хаджи Хан тоже улыбнулся, и, поскольку оба они улыбались, это заставило улыбнуться и меня.

Пока все шло очень хорошо, и я подумал, что, если этот новый дом, обещающий так много, даже детей, не сумеет удержать Джорджию в Афганистане, то ее уже ничто не удержит.

– Ну, и что же ты об этом думаешь? – спросил наконец Хаджи Хан.

Джорджия огляделась по сторонам:

– Я думаю, это прекрасно, Халид, но…

– Пожалуйста, Джорджия, – быстро перебил он и нахмурился, и в глазах у него появилась печаль. – Не торопись говорить «но». Разреши мне сначала показать тебе еще кое-что.

Он направился к выходу и, едва выйдя за дверь, снова заговорил:

– Посмотри, от дороги до самой реки тут будет сад – твой сад. Мы построим вокруг него стены, чтобы не заглядывали нескромные глаза, и посадим самые красивые розы – здесь, – он указал на левую сторону будущего сада, – и здесь, – он показал направо, – и здесь, – он показал прямо перед собой. – И целый день со всех сторон ты будешь окружена цветами и красотой…

Джорджия медленно огляделась, представляя себе, видимо, мысленно сад, сияющий красотою под солнцем, и каково ей жилось бы в этом месте, в окружении цветов в саду и вечной весны в доме.

Хаджи Хан тем временем отошел в сторону от нас, низко опустив голову и сцепив руки за спиной.

Он и впрямь старался, это всякий бы понял, и мне казалось, я почти чувствовал ту надежду, что переполняла сейчас его сердце. Если Джорджия любила его на самом деле, не было на свете силы, которая могла бы заставить ее отказать ему, в этом я не сомневался. Но когда я заглянул ей в лицо, то в глазах ее увидел тревогу.

Джорджия смотрела куда-то вдаль, подняв руку, чтобы защититься от солнца.

– Черт! – воскликнула она вдруг, и я посмотрел туда же, куда она, и заметил что-то темное и шевелящееся на крыше дома неподалеку.

Повернулся к Джорджии, но ее рядом уже не было – она летела к Хаджи Хану, крича ему:

– Ложись!

Он только взглянул на нее, как она уже толкнула его собственным телом и повалила, и он едва успел, падая, развернуться и подхватить ее, и тут над нашими головами защелкали и засвистели пули.

Я бросился на землю. В тот же миг открыли огонь и телохранители Хаджи Хана, и уши заложило от невообразимого грохота.

Перепуганный до смерти, я приподнял голову, ища взглядом Джорджию, – и увидел ее, лежавшую на земле в объятиях Хаджи Хана. Одежда ее была в крови, и Хаджи Хан, прижимая ее голову к своей груди, пытался докричаться до охранников, паливших вокруг из автоматов.

– Машину сюда! – требовал он, но за грохотом стрельбы его голоса почти не было слышно.

– Джорджия! – крикнул я и, вскочив, бросился к ней.

Как только я подбежал, Хаджи Хан схватил меня и с силой пригнул к земле.

– Ложись, Фавад! – крикнул он. Глаза у него были расширены от боли, и по плечу сбегала красная струйка крови.

– Джорджия, – прошептал я. Подполз к ней ближе и обхватил ее лицо своими руками.

Ее жизнь красной рекой вытекала из тела, лицо, в брызгах крови, становилось на глазах все белее. Я чувствовал, как она дрожит у меня под руками, словно вкруг нее задул вдруг ледяной ветер зимы.

Верить в это я не хотел, и зажмурился что было силы, и взмолился Богу что было силы, но я знал, что она умирает. Мы ее теряем.

– Пожалуйста, Джорджия, пожалуйста, – попросил я, – времени совсем мало, а ты должна произнести слова… должна поверить в Бога!

Вокруг по-прежнему летали пули – свистели и щелкали над нашими головами и впивались в землю сада, которая ждала роз Хаджи Хана.

Я слышал, как где-то позади меня он отдает охранникам приказы и опять требует машину, но видел я только лицо Джорджии, услышавшей мой голос, ее темные глаза, обратившиеся ко мне.

У нас была всего одна возможность, одна-единственная, а время утекало так быстро…

– Джорджия, поверь, пожалуйста, – прошептал я, и слезы покатились из моих глаз, и лицо ее затуманилось. – Ты должна поверить, иначе пропадешь. Джорджия!

– Фавад, – моего лица коснулось тепло ее дыхания, но голос был так слаб, что мне пришлось приблизить ухо к ее губам, – Фавад, не волнуйся… я верю, правда, верю.

– Этого мало, – прикрикнул я на нее, потому что не до вежливости мне было – на вежливость времени не оставалось… истекали последние секунды. – Ты должна произнести слова, Джорджия! Пожалуйста, произнеси слова!

И, когда на ее губы упали мои слезы, я увидел, как она собирает все свои последние силы и взгляд ее, обращенный на меня, становится твердым.

– Ля илляха… – сказал я, отбрасывая влажные волосы с ее лица и вновь приближая ухо к ее рту.

– Ля илляха… – повторила она.

– Иль-Алла… – сказал я.

– Иль-Алла…

– Мохаммед-ур-Расулляха.

– Мо… Мохаммед-ур-Расулляха.

Нет Бога, кроме Аллаха, и Мохаммед – пророк Его.

И, когда, подняв облако пыли, рядом с нами остановилась машина Хаджи Хана, глаза ее закрылись, и Джорджии не стало.

Летом в Хелманде был убит предводитель талибов мулла Дадулла. Это была мерзкая гадина, которая давала деньги всяким инвалидам и психам, чтобы они совершали в нашей стране самоубийственные взрывы. А еще он убил тысячи хазарейцев – просто потому, что не любил их. И когда он получил наконец по заслугам, люди даже верить в его смерть отказывались, и губернатору пришлось распорядиться, чтобы тело его показали по телевизору, и все убедились, что это правда.

Меня больше всего удивило то, что у него была всего одна нога.

– Казалось бы, одноногого человека можно поймать гораздо быстрее, – сказал я Джеймсу, когда тот отослал свою статью в Англию по компьютеру.

– Фавад, целых пять с половиной лет никто не мог найти муллу Омара – малого росточком в шесть футов и четыре дюйма, одноглазого и разъезжающего на мотоцикле. Так чему удивляться? А Усама бен Ладен, если верить слухам, таскал с собой по Вазиристану аппарат для почечного диализа. Да его, скажу тебе, догнал бы и Стивен Хокинг!

– Кто такой Стивен Хокинг?

– Один умный человек в инвалидном кресле, который общается с людьми через компьютер.

– Правда? Как профессор Чарльз Хавьер из «Людей-Икс»?

Джеймс опустил на пол штангу, которую силился поднять к груди, – это был один из последних его планов по завоеванию руки Рейчел, – и, уперев руки в бедра, уставился на меня.

– Ты, мой мальчик, многовато смотришь телевизор, – сказал он, тяжело дыша.