Андреа Басфилд - Неверная. Костры Афганистана

И, наверное, был прав.

Сандвичевый бизнес Пира Хедери не принес никаких денег, и старик, забросив его, превратил половину магазина в склад компакт-дисков. Успех, на удивление, был фантастический, и теперь я не расхаживал по Вазир Акбар Хану, рекламируя «каксы», а просматривал фильмы перед продажей, чтобы к старику не явились с визитом из департамента порока и добродетели.

Это была лучшая работа из всех, что я имел.

Джамиля нововведению тоже радовалась, поскольку могла теперь хоть каждый день мечтать на работе о Шарук Хане, что, правда, порою страшно выводило из себя Пира Хедери.

– Этот человек прекратит когда-нибудь петь? – возопил он однажды, ибо даже Пес отказался войти в магазин, где звучала музыка.

Джамиля звук выключила, но фильм смотреть не перестала. Ведь ее – если я хоть что-то знал о Джамиле – в первую очередь интересовало в Шарук Хане вовсе не его пение.

Чтобы добраться до магазина Пира Хедери, мне приходилось теперь проезжать через полгорода, но у меня был велосипед, и поэтому я по-прежнему работал у старика. К тому же, закончив свои дела в интернет-кафе, к нему заезжал обычно Шир Ахмад и забирал меня домой.

Как я и предполагал, их совместный с Хаджи Ханом бизнес шел хорошо, так хорошо на самом деле, что Шир Ахмад уже водил собственную машину, в доме у нас появился генератор, а у матери на кухне – холодильник.

По афганским меркам мы стали довольно богатыми людьми. Но к Пиру Хедери мне ходить все равно нравилось, потому что, помимо прочего, это давало мне возможность повидаться с Джеймсом и Рейчел, которые теперь жили вместе в нашем старом доме и притворялись женатыми. «Приличий ради, да и готовить она умеет», – так объяснил мне Джеймс.

Врун он был еще тот.

Я-то знал, что на самом деле он хочет на ней жениться. Рейчел рассказала, что всякий раз, когда он напивается – а это случалось уже не так часто, как в те времена, когда мы жили вместе, – он встает на колени и делает ей предложение.

– Почему бы тебе однажды не взять и не сказать «да»? – спросил я.

– Знаешь, Фавад, – ответила она, повернувшись ко мне и подмигнув, – однажды я именно так и сделаю.

Я виделся с Джеймсом самое малое раз в неделю и поэтому знал все новости и о Мэй, уехавшей из Афганистана из-за будущего ребенка.

– Мальчик! – однажды воскликнул Джеймс, когда я привез ему фильм, который он просил, «Четыре свадьбы и одни похороны», – наверняка то была еще одна часть плана по заманиванию Рейчел замуж.

– Какой мальчик?

– Дитя любви Мэй, Джери и Филиппа! – засмеялся он, подняв меня над головой и чуть не уронив, поскольку это было до того, как он начал развивать мускулы.

– Они хотят назвать его Спанди, – поведал Джеймс. – Что ты об этом думаешь?

Я задумался и тщательно взвесил все хорошие и плохие стороны того, что именем моего лучшего друга назовут мальчика, который, скорее всего, будет иметь нездоровые пристрастия, не достигнув и пяти лет.

– Не стоит, – сказал я наконец. – Идея, конечно, неплохая, и все такое, но Спанди был хорошим мусульманином, и память его может быть обесчещена. Пусть лучше назовут ребенка Шарук.

– Шарук. – Джеймс кивнул. – Ладно, напишу им и скажу, что ты против Спанди, но Шарук тебя порадует.

– Да, очень, – согласился я.

Потом представил, как взбеленилась бы Джамиля, узнай она об этом, и мне стало еще смешнее.

Джамиля была выше меня уже на целую голову и все больше думала о такой чуши, как губная помада, но мы по-прежнему оставались с ней друзьями.

К счастью, ей стало житься намного лучше в последнее время – отец уже не оставлял на ее лице столько синяков. Я заподозрил было, что он боится испортить ее красоту, поскольку думает все-таки продать дочь однажды, но Джамиля ответила, что наркотики начали действовать скорее на его разум, чем на кулаки. И что большую часть времени он имени своего не помнит – где уж там помнить о детях, которых нужно побить?

И хотя никто ничего не говорил об этом, у меня сложилось такое впечатление, будто Пир Хедери собирается завещать Джамиле свой магазин, потому что жена Пира начала вдруг давать ей уроки счетоводства.

Меня это сначала обижало немного – ведь в математике я был ничуть не хуже Джамили, да и кто, в конце концов, нашел ей работу у него в магазине?.. Но потом, видя, сколько радости это ей приносит, я успокоился. К тому же мне предстояло на самом деле унаследовать когда-нибудь интернет-кафе Шир Ахмада – а нет, так я мог сделаться журналистом, как Джеймс.

Его работа казалась мне лучшей из всех возможных, не считая просмотра фильмов, ибо я долгое время с большим интересом наблюдал за деятельностью Джеймса и пришел к выводу, что, будучи журналистом, можно почти весь свой рабочий день проводить в постели.

В последнее время в постели проводил почти все свое время еще один человек, и это была моя мать.

Я знал, конечно, что все силы у мамы отбирают мои брат и сестра, подрастающие у нее в животе, только никому не мог о них рассказать, ибо это было бы неуважением к матери. Дети в Афганистане просто появляются, а уж откуда они берутся – о таких вещах хороший мусульманин не говорит. Поэтому, не считая Шир Ахмада, единственным человеком, который знал о маминых новостях, была моя тетя. Сама уже нянчившая новое дитя.

Как ни странно, на этот раз она принесла в мир девочку, отчего по ночам мне стали сниться кошмары – ведь в один прекрасный день меня могли попросить жениться на ней.

Правда, она была довольно смышленой – для младенца и для девочки, и глаза у нее, по крайней мере, смотрели в одном направлении. Как и нынешние глаза Джахида.

За моей спиной он пошел и поговорил о своем блуждающем глазе с доктором Хьюго, и, поскольку тот уж никак не мог прописать ему в качестве лекарства немного покоя, он послал его к другому врачу, который знал, как лечить блуждающие глаза. И Джахид после нескольких встреч с ним получил наконец свое лекарство – ужасающих размеров очки, за стеклами которых глаза его казались большими, словно блюдца. Но Джахид все равно был счастлив, потому что впервые в жизни, глядя на окружающие его предметы, видел их не в тройном количестве.

– А потом я разберусь и с зубами, – сообщил он мне.

– Как ты с ними разберешься? – спросил я, сомневаясь, что даже сам Аллах сумел бы привести их в порядок.

– Я читал об этом в Интернете. В Америке у всех искусственные зубы, и у меня такие будут.

– Думаешь, ты сможешь себе это позволить?

– У меня есть деньги – копил на свадьбу, – тихо признался он. – Но теперь, когда глаза в порядке, осталось только улыбку исправить, и девушки сами будут за мной гоняться, мечтая узнать, каков на вкус Джахидов петушок!

С этими словами он двинул в мою сторону бедрами, что, при его ленивой ноге, выглядело отнюдь не так сексуально, как ему, вероятно, казалось.