Э. Джеймс - Пятьдесят оттенков свободы

– Просто сделай так, как тебе говорят, Ана.

Я испытываю соблазн снять с себя всю одежду, но потом вспоминаю синяки и понимаю, что ничего у меня не выйдет.

Неохотно киваю.

– Ладно. – И намеренно преувеличенно надуваю губы.

Он улыбается.

– Я принесу тебе ланч.

– Будешь готовить? – удивляюсь я.

Он, к его чести надо сказать, смеется.

– Разогрею что-нибудь. Миссис Джонс наготовила целую кучу еды.

– Кристиан, давай я. Я прекрасно себя чувствую. Уж если я хочу секса, то стряпать точно смогу. – Я неуклюже сажусь, стараясь не морщиться от боли в ребрах.

– В постель! – Глаза Кристиана вспыхивают, и он указывает на подушку.

– Присоединяйся ко мне, – бормочу я, жалея, что не одета во что-нибудь более соблазнительное, чем спортивные штаны и майка.

– Ана, ложись давай. Быстро.

Я сердито смотрю на него, встаю и даю штанам бесцеремонно упасть на пол, при этом сверля его сердитым взглядом. Он откидывает одеяло, и уголок его рта весело подергивается.

– Ты слышала, что сказала доктор Сингх. Она сказала – отдых. – Голос его мягче.

Я забираюсь в постель и в расстройстве складываю руки.

– Лежи, – говорит он, явно довольный собой.

Я недовольно хмурю брови.

Куриное рагу миссис Джонс, без сомнения, одно из моих любимых блюд. Кристиан ест вместе со мной, сидя со скрещенными ногами посреди кровати.

– Это было очень хорошо разогрето. – Я улыбаюсь, и он улыбается в ответ. Я наелась до отвала, и меня клонит в сон. В этом и состоял его план?

– Ты выглядишь усталой. – Он убирает мой поднос.

– Я и правда устала.

– Хорошо. Спи. – Он целует меня. – Мне надо поработать. Я буду здесь, если ты не против.

Я киваю, безуспешно борясь со сном. Кто бы мог подумать, что куриное рагу может быть таким утомительным.

За окном, когда я просыпаюсь, сумерки. Бледный розоватый свет заливает комнату. Кристиан сидит в кресле, наблюдая за мной, его серые глаза светятся в угасающем свете.

Он сжимает какие-то бумаги, лицо мертвенно-бледное.

О господи!

– Что случилось? – тут же спрашиваю я, садясь и не обращая внимания на протестующие ребра.

– Уэлч только что ушел.

Черт.

– И?

– Я жил с этим подонком.

– Жил? С Джеком?

Он кивает, глаза широко открыты.

– Вы родственники?

– Нет. Слава богу, нет.

Я подвигаюсь и откидываю одеяло, приглашая его ко мне в постель, и, к моему удивлению, он не колеблется. Сбрасывает туфли и забирается в кровать. Обняв меня одной рукой, сворачивается и кладет голову мне на колени. Я потрясена. Что это?

– Я не понимаю, – бормочу я, теребя его волосы и глядя на него. Кристиан закрывает глаза и хмурит брови, словно пытается вспомнить.

– После того как меня нашли со шлюхой-наркоманкой, но прежде, чем я стал жить с Карриком и Грейс, я находился на попечении штата Мичиган. Временно жил в приемной семье. Но я ничего не помню о том времени.

У меня голова идет кругом. Еще одна приемная семья? Это новость для нас обоих.

– Как долго? – шепчу я.

– Месяца два. Я не помню.

– Ты говорил об этом со своими родителями?

– Нет.

– Быть может, стоит. Возможно, они могли бы заполнить пробелы.

Он крепко обнимает меня.

– Вот, – он вручает мне бумажки.

Оказывается, это две фотографии. Я протягиваю руку и включаю прикроватную лампу, чтобы как следует рассмотреть их. На первом снимке – обветшалый дом с желтой дверью и большим остроконечным окном в крыше. У него еще крыльцо и маленький дворик. Ничем не примечательный дом.

На втором фото запечатлена семья, на первый взгляд обычное семейство «синих воротничков» – муж с женой, как мне кажется, и их дети. Взрослые оба одеты в застиранные синие футболки. Им, должно быть, за сорок. У женщины зачесанные назад светлые волосы, а у мужчина подстрижен под «ежик», но они оба тепло улыбаются в камеру. Мужчина обнимает за плечи недовольную девочку-подростка. Я смотрю на каждого из детей: двое мальчиков-близнецов лет по двенадцати, оба с рыжими волосами, широко улыбаются в камеру; еще один мальчик, поменьше, рыжевато-русый, сердито насупился; а за ним прячется сероглазый малыш с медными волосами. С большими испуганными глазами, одетый в разномастную одежду и сжимающий грязное детское одеяльце.

О господи.

– Это ты, – шепчу я, и сердце мое подскакивает к горлу. Я знаю, что Кристиану было четыре года, когда умерла его мама. Но этот ребенок выглядит меньше. Должно быть, он сильно недоедал. Я заглушаю всхлип, когда на глазах выступают слезы. Ох, мой милый Пятьдесят Оттенков!

Кристиан кивает.

– Да, я.

– Уэлч привез эти фотографии?

– Да. Я ничего этого не помню. – Голос его ровный и безжизненный.

– Не помнишь? Что же тут удивительного, Кристиан? Ты же был еще совсем маленьким. Тебя это беспокоит?

– Но я помню какие-то куски до этого и после. Когда познакомился со своими мамой и папой. Но это… как какой-то огромный провал.

Сердце мое переворачивается, и до меня доходит. Мой муж, который любит все держать под контролем, любит, чтобы все было на своих местах, вдруг узнает, что кусок мозаики отсутствует.

– Джек есть на этой фотографии?

– Да. – Глаза Кристиана по-прежнему плотно зажмурены, и он цепляется за меня, как за спасательный круг.

Я пропускаю его волосы сквозь пальцы и разглядываю старшего мальчика, зло, дерзко и надменно глядящего в камеру. Да, вижу, что это Джек. Но он всего лишь ребенок лет восьми-девяти, за враждебностью скрывающий свой страх. Мне в голову приходит мысль.

– Когда Джек позвонил мне сказать, что Миа у него, он заявил, что будь все иначе, это мог бы быть он.

Кристиан прикрывает глаза и передергивается.

– Вот подонок!

– Думаешь, он делал все это, потому что Греи усыновили тебя, а не его?

– Кто знает? – Тон Кристиана горький. – Плевать я на него хотел.

– Возможно, он знал, что мы встречаемся, когда я пришла на собеседование по поводу работы, и с самого начала планировал соблазнить меня. – Желчь подступает к горлу.

– Сомневаюсь, – бормочет Кристиан, открыв глаза. – Он начал собирать информацию о моей семье только примерно через неделю после того, как ты начала работать в SIP. Барни знает точную дату. И, Ана, он переспал со всеми своими помощницами и записал это на пленку. – Кристиан закрывает глаза и снова крепко сжимает меня.

Подавив охвативший меня трепет, я пытаюсь припомнить разговоры с Джеком, когда начинала работать в SIP. В глубине души я знала, что он дерьмо, но не обращала на свое чутье внимания. Кристиан прав: я не забочусь о собственной безопасности. Мне вспомнился наш спор из-за того, что я собралась с Джеком в Нью-Йорк. Бог ты мой, а ведь он вполне мог тогда изнасиловать меня и записать это на пленку. От этой мысли меня тошнит. И тут я некстати вспоминаю снимки сабмиссивов Кристиана, которые он хранит.