Эндрю Шон Грир - Лишь

«Самый храбрый человек из всех, кого я знаю». Что Фредди хотел этим сказать? Для Лишь это загадка. Назовите хоть один день, хоть один час, когда Артуру Лишь не было страшно. Заказать коктейль, вызвать такси, провести урок, написать книгу. Он боится всего этого и почти всего остального. Но странное дело: когда всё одинаково страшно, одно не труднее другого. Кругосветное путешествие не труднее покупки жвачки. Дневная доза смелости.

Какое облегчение – пройдя таможенный контроль, услышать свою фамилию: «Сеньор Лишь!» Его встречает бородатый мужчина лет тридцати в черных джинсах, футболке и кожаной куртке, как у рок-звезды.

– Я Артуро, – говорит Артуро, протягивая волосатую руку. Это и есть «местный автор», который будет сопровождать его следующие три дня. – Для меня честь познакомиться с человеком, знавшим школу Русской реки.

– Я тоже Артуро, – говорит Лишь, сердечно пожимая протянутую руку.

– Да. Вы быстро прошли таможню.

– Я дал тому мужчине взятку, чтобы он нес мои вещи. – Лишь показывает на низенького мексиканца в голубой форме с усами а-ля Сапата [13] Лидер мексиканской революции 1910–1917 гг. Носил пышные развесистые усы. , который стоит, подбоченясь, чуть в стороне.

– Нет, это не взятка, – качает головой Артуро. – Это propina . Чаевые. Он носильщик.

– А, – говорит Лишь, и усатый мексиканец улыбается.

– Вы уже бывали в Мексике?

– Нет, – быстро отвечает Лишь. – Нет, не бывал.

– Добро пожаловать в Мексику, – устало бормочет Артуро, вручая ему папку с буклетами; на лбу у Артуро – глубокие складки, под глазами – лиловые прожилки, в волосах – проседь, которую Лишь сперва принял за блеск бриолина. – Должен с прискорбием сообщить, – говорит Артуро, – что вам предстоит очень долгий путь по очень медленной дороге… к месту вашего покоя.

Он вздыхает, ибо изрек вечную истину. Лишь догадывается: ему попался поэт.

Все самое интересное в школе Русской реки Артур Лишь пропустил. Без него эти знаменитые мужчины и женщины шли с молотами на статуи своих богов, поэтов с бонго и художников-абстракционистов, без него одолели перевал между шестидесятыми и семидесятыми, этой эрой быстрой любви и кваалюда [14] Другое название – метаквалон. Снотворное средство, популярный клубный наркотик в США в шестидесятых и семидесятых. (как к месту эта лишняя ленивая гласная!), без него купались в лучах славы и спорили в хижинах на берегу Русской реки, что к северу от Сан-Франциско, без него пили, курили и трахались, без него разменяли пятый десяток. Без него сами стали прообразами для статуй – во всяком случае, некоторые из них. Но Лишь на праздник опоздал; его взгляду предстали не юные бунтари, а постаревшие, раздувшиеся гордецы, тюлени, сонно плескавшиеся в воде. Они казались ему реликтами прошлого; он не понимал, что в интеллектуальном плане они в расцвете сил: Леонард Росс, и Отто Хэндлер, и даже Франклин Вудхауз, написавший Лишь в стиле ню. Он до сих пор хранит в рамке стихотворение, где каждое слово вырезано из потрепанного томика «Алисы в Стране чудес», – подарок на день рождения от Стеллы Барри. Ему довелось услышать пару отрывков из хэндлеровской «Патти Херст» на старом пианино во время грозы. Увидеть черновик россовских «Плодных усилий любви» и наблюдать, как тот вычеркивает целую сцену. И они всегда были к нему добры, даже несмотря на скандал (или именно из-за него?): ведь Лишь увел Роберта Браунберна у жены.

Но, возможно, пришло время восхвалить и схоронить [15] Из монолога Антония в пьесе У. Шекспира «Юлий Цезарь»: «Друзья, сограждане, внемлите мне. / Не восхвалять я Цезаря пришел, / А хоронить» (пер. М. Зенкевича). их, ведь почти все они умерли (а Роберт доживает свой век в одной сономской клинике – это всё сигареты, детка; раз в месяц они разговаривают по видеосвязи). Так почему бы это не сделать Артуру Лишь? В такси он с улыбкой взвешивает в руках рыжеватую, как декоративная собачка, папку с красным шнурком вместо поводка. Маленький Артур Лишь сидит на кухне с женами и попивает разбавленный джин, пока мужчины шумят в гостиной. И спасся только я один, чтобы возвестить тебе [16] Иов 1:15. . Завтра на сцене университета: знаменитый американский писатель Артур Лишь.

Из-за пробок дорога до отеля занимает полтора часа; задние огни машин сливаются в потоки лавы, подобные тем, что рушили древние поселения. Наконец в салон врывается запах зелени; они проезжают через Parque Mе́xico , где раньше было столько открытого пространства, что Чарльзу Линдбергу [17] Американский летчик, в 1927 г. совершивший первый одиночный беспосадочный перелет через Атлантику. В 1932 г. был похищен и убит его полуторагодовалый сын. Эта история легла в основу «Убийства в Восточном экспрессе» А. Кристи. Одно время имел нацистские симпатии. якобы удалось посадить там самолет. Теперь: по дорожкам прогуливаются стильные молодые мексиканские парочки, а на одной лужайке десять собак разных пород учатся лежать смирно на длинном красном одеяле.

– Да, стадион в центре парка назван в честь Линдберга, – говорит Артуро, поглаживая бороду, – известного отца и известного фашиста. А вот мы и приехали.

Лишь с восторгом обнаруживает, что гостиница называется «Обезьяний дворец». Это настоящее царство искусства и музыки: в вестибюле висит огромный портрет Фриды Кало с сердцем в каждой руке. Под ним проигрывает перфоленту со Скоттом Джоплином [18] Скотт Джоплин (1868–1917) – темнокожий композитор и пианист, автор 44 регтаймов. пианола. Артуро что-то говорит на скорострельном испанском грузному мексиканцу с блестящими, как платина, волосами, и тот поворачивается к Лишь:

– Добро пожаловать в наш скромный дом! Мне сказали, вы знаменитый поэт!

– Нет, – говорит Лишь. – Но я знаком со знаменитым поэтом. Нынче, похоже, этого достаточно.

– Да, он знал Роберта Браунберна, – траурным голосом объявляет Артуро, сцепив руки замочком.

– Браунберна! – восклицает хозяин гостиницы. – Для меня он лучше, чем Росс! Когда вы познакомились?

– О, давным-давно. Мне был двадцать один год.

– Вы уже бывали в Мексике?

– Нет-нет, не бывал.

– Добро пожаловать в Мексику!

Кого еще пригласили на это жалкое сборище? Анонимный позор он еще выдержит, но вдруг здесь окажется кто-то из его знакомых?

Артуро так виновато на него смотрит, будто разбил дорогую его сердцу безделушку.

– Сеньор Лишь, мне так жаль, – говорит Артуро с таким видом, будто разбил его любимую вазу. – Кажется, вы не говорите по-испански, правильно?

– Правильно, – отвечает Лишь. Как же он устал и какая же тяжелая эта папка с буклетами! – Долгая история. Я выбрал немецкий. Чудовищная ошибка юности, но я виню в этом родителей.