Шармейн Уилкерсон - Черный торт

Настал черед Кови встать на борд Гиббса. Мужчины откровенно пялились на нее, пока она, миновав узкую полоску песка, пробивалась через буруны и взбиралась на борд. Кови на всю жизнь запомнит, какие чувства переполняли ее, когда она впервые утвердилась на доске для серфинга. В памяти навсегда останется и ликующий возглас Гиббса, предшествовавший ее падению, и мысль, что она, Кови, испытывает восторг не только от самого серфинга, но и от сознания того, что Гиббс наблюдает за ней.

Не забыть ей и чувства удовлетворения, охватившего ее, когда при следующей встрече на берегу взрослые серферы-растаманы лишь приветливо кивнули им, продолжая заниматься своими делами.

Кови не говорила Банни о том, что она занимается серфингом с Гиббсом. В конце концов придется что-то сказать, и Банни в ответ улыбнется: «О-о, правда?» Однако Кови знала, что та будет ревновать. Она поняла это, заметив, какими глазами Банни украдкой смотрит на Гиббса. Ее догадку подтверждали и другие наблюдения: вот Банни будто случайно прикасается к ее лицу, помогая ей натянуть резиновую шапочку; вот кладет голову ей на колени, когда они после плавания отдыхают на пляже, дожидаясь, пока солнце высушит их купальники. Кови не хотела причинять Банни боль. Та была ее лучшей подругой. Для Кови это означало все. Но Банни этого было мало.

– Класс! – прокричал Гиббс, когда Кови выбежала из воды после того первого заезда на борде. А чуть позже, когда они сидели на полотенце, собираясь съесть ананас, купленный у разносчика, заявил: – У тебя настоящий талант, девочка-дельфин.

– О-о, что ты делаешь? – спросила Кови.

– А что? – удивился Гиббс.

Одной рукой он придерживал ананас, положив его на бедро и вспарывая ножом сбоку.

– Ты пытаешься убить этот ананас? Зачем ты его так разрезаешь? Дай-ка сюда. – Кови взяла ананас и поставила его на полотенце верхушкой кверху. – Говоришь, ты из этой страны? Не верю.

– Ну, это всего лишь перочинный ножик, он маленький.

– И в таком случае это первая твоя проблема.

– Что? По-твоему, я должен бродить по берегу с огромным кинжалом на тот случай, если наткнусь на ананас?

Кови поджала губы, но потом они оба рассмеялись, и Гиббс повалился на песок. Кови старалась не пялиться на его торс, сверкающий на солнце. Придерживая ананас, она принялась срезать с него кожуру, обнажая желтую мякоть с темными вкраплениями. Потом она разрезала плод по диагонали, понемногу выковыривая из него ножом эти вкрапления. С маленьким ножом Гиббса времени на это ушло порядком. И Кови была этому рада.

– Скажи, – начал Гиббс, – что ты собираешься делать после окончания школы? Будешь давать уроки плавания, как Банни?

– Ну, прежде всего я хочу выиграть эту гонку через бухту и, да, хочу продолжать плавать. Еще планирую поступить в университет. Может быть, сумею уехать в Англию. Возможно, займусь математикой. Я хорошо считаю, как мой папа.

Кови заметила промелькнувшее на лице Гиббса выражение. Она догадывалась, о чем он подумал. Так думает о ее отце большинство людей.

– А ты? – поинтересовалась Кови.

– Я точно поеду в следующем году в Лондон. Собираюсь изучать юриспруденцию, – ответил Гиббс.

Кови почувствовала, как сильно забилось ее сердце. Они оба могут оказаться в Британии…

– Юриспруденцию? – переспросила Кови. – Ты имеешь в виду преступников и все такое?

– Я больше подумываю о правах человека. Понимаешь, иногда права людей нарушаются. Как в моей семье.

– Правда? А что случилось?

– У моего отца была ферма, ты это знаешь. Но ее отобрали. Вот почему нам пришлось переехать.

– Я думала, какая-то крупная компания купила землю у твоего отца.

– Во всяком случае, так это называлось. У папы не было выбора. Они заплатили столько, сколько сочли нужным. Потом заставили всех съехать. Целую деревню.

Кови молча смотрела на Гиббса. Она не знала, что так бывает.

Он взял у Кови кусочек ананаса.

– Если поедешь в Лондон, то вернешься сюда, как думаешь? – спросила она.

– Не «если», а «когда».

Всякий раз, встречаясь с Кови, Гиббс настойчиво повторял, что для его будущего главное – это уехать с острова. Об остальном он подумает потом. В какой-то момент он перестал говорить только о своем будущем и начал говорить о жизни вместе с Кови.

Мы , стал он говорить. Мы.

Гиббс, плечи которого были столь же широкими и смуглыми, как ветви дерева гуанго.

Гиббс, от прикосновения рук которого по телу Кови разливался жар.

Отец Кови запрещал ей оставаться с парнями наедине, но Кови и Гиббс всегда находили для этого предлог. Плавательный клуб, дискуссионные группы, а летом репетиции перед празднованием Дня независимости. Они жили в городке, окруженном спокойными бухтами и густой пышной растительностью. Парочке тинейджеров несложно было найти место для уединения, и, подобно всем предшествующим поколениям, они были захвачены юношеской любовью.

Кови и Гиббс, рука об руку шагающие через буруны.

Кови и Гиббс, целующиеся в морской пещере.

Кови и Гиббс, льнущие друг к другу, исследующие тела друг друга и нашептывающие обещания.

Нелегко ему приходилось с Кови. Мало того, что она была девочкой. Когда Кови повзрослела, стало ясно, что она унаследовала глаза, грудь и зубы своей матери. Местные мужчины уже присматривались к ней, не говоря о жене одного из поставщиков Лина, которая, как все знали, была такой . Но хуже всего – то неуважение, какое дочь начала выказывать к отцу.

Когда подросшая Кови поняла, что мать не вернется домой, она стала проявлять непослушание, приходила из школы позже обычного. В последнее время она втолковывала Лину, что после школы занималась с подругой или ходила на дополнительную тренировку в бассейне, но он-то догадывался: дочка что-то скрывает. Войдет, бывало, в дом с тем особым выражением на лице, и Лину сразу ясно: тут замешан парень. Но Кови все отрицала.

Однажды вечером у Лина лопнуло терпение, и он схватил Кови за волосы. Вот тогда он и сообразил, что именно происходит.

– Что это? – вскричал он.

Конский хвост на голове Кови задубел от соли. Она снова плавала в море после школы. Лин запретил ей это, и все же глупая девчонка бегала на пляж после занятий. И лгала ему.

– Ты с ума сошла? – вспылил Лин. – Разве мы не говорили об этом раньше? Ты хоть понимаешь, что с тобой может случиться, если ты будешь ходить туда одна?

– Ничего со мной не случится, – ответила Кови, взяв манго и проводя острием ножа по его кожуре.

– И ты права, Ковентина. С тобой ничего не случится, потому что ты туда больше не пойдешь.

Бросив на отца косой взгляд, Кови отвернулась. В дни молодости Лина девочка не посмела бы с таким пренебрежением посмотреть на отца. В наши дни повсюду царят эти свободные нравы. На прошлой неделе Кови сшила себе новую юбку или, лучше сказать, новую полоску ткани, прикрывающую едва ли половину зада. Кови сказала, что все девушки носят такие юбки. Лин сразу же пресек это дело, заставив дочь выпустить подгиб на подоле. Однако мир двигался именно в этом направлении.