Джанелль Браун - Красивые вещи

– Твой отец вправду хранит миллион долларов дома?

Бенни явно занервничал:

– Не надо мне было ничего говорить.

– Но зачем? Он, что, банкам не доверяет?

– Доверяет. Но дело не только в этом. Это на всякий случай. Он всегда говорит, что важно иметь наличность под рукой, понимаешь? Если все пойдет наперекосяк и нужно будет сматывать удочки. В нашем доме в Сан-Франциско он тоже хранит какую-то сумму в наличных.

Бенни говорил об этом спокойно и даже небрежно, словно это было совершенно нормально – иметь запас денег, выражающийся семизначной цифрой. «Для чего? – гадала я. – На случай, если придется спасаться, когда наступит зомби-апокалипсис? Или нагрянет облава из ФБР?»

Но тут бариста протянул Бенни кофе для него и Ванессы, а когда Бенни повернулся ко мне, я увидела, как по его шее верх взбираются пятна знакомой нервной красноты.

– Послушай, мы можем не говорить про деньги моего отца?

По взгляду Бенни я поняла, что нарушила некий негласный уговор между нами. Мне следовало делать вид, будто я не знаю, что Бенни богат, хотя я отлично знала, что это так. Ну хорошо, я это знала, но должна была делать вид, что мне это безразлично. И тем не менее это было именно так: миллион долларов лежал в сейфе «так, на всякий случай», а на аэродроме стоял их личный самолет, готовый унести все семейство в Париж, и два пограничных столба обозначали края пропасти между нами. Я обернулась и посмотрела на маму, стоявшую рядом со стойкой в ношеной парке из «Уолмарта». Посмотрела и подумала о том, каково маме смотреть на людей, которые каждую ночь выбрасывают десятки тысяч долларов за игровыми столами – выбрасывают с такой легкостью, словно это просто бумажки.

И тут я осознала с внезапной ясностью, каково было второе намерение моей матери при выборе стиля жизни воровки… ну да, прежнего стиля жизни. Мы с ней жили, прижимаясь носом к стеклу, и смотрели через это стекло на тех, у кого денег и всего прочего было намного больше, чем у нас. Мы смотрели на них, а они небрежно проходили мимо, купаясь в своих привилегиях. Особенно ярко это было заметно здесь, в курортном городке, где рабочий класс лицом к лицу сталкивался с классом отдыхающих, а у представителей этого класса имелись билеты на лыжный подъемник за сто тридцать долларов, роскошные универсамы и особняки на берегу озера, пустовавшие триста двадцать дней в году. Так стоило ли удивляться, что люди по ту сторону витрины могли в один прекрасный день решить схватить молоток, разбить стекло и взять что-то для себя? « Мир можно разделить на два вида людей: на тех, кто ждет, что им что-то дадут, и на тех, кто сам берет, что хочет ». Моя мать точно была не из таких, кто будет смиренно смотреть через стекло на другую сторону и надеяться, что однажды попадет туда.

А я ?

Теперь я, конечно, знаю ответ на этот вопрос.

А в тот день…

– Прости, – сказала я Бенни, мучаясь от чувства вины.

Нет, такую «банку с червяками» можно было откупорить, только если я хотела потерять Бенни.

– Все нормально, ничего такого. – Он как ни в чем не бывало сжал мою руку выше локтя. – Послушай, завтра мы улетаем, но мы снова увидимся, как только я вернусь, ладно?

– Привези мне французский багет, – попросила я.

От широченной улыбки у меня заболели щеки.

– Заметано, – отозвался Бенни.

Бенни вошел в автобус в первый день занятий после весенних каникул дерганый и напряженный. Впечатление было такое, будто за время каникул он заработал нервное перенапряжение. Увидев, как я вхожу в автобус, он вскочил и замахал над головой двумя длинными багетами, перекрещивая их, будто мечи.

– Багеты для мадемуазель, – гордо возвестил он.

Я взяла у него багет и отломила кусочек. Багет был несвежий, но я все равно стала его жевать, тронутая тем, что Бенни не забыл о моей просьбе. Правда, при этом у меня все же мелькнула мысль о том, что сын миллионера купил для меня хлеба на пенни (и снова в глубине моего сознания сверкнула картина – зеленые пачки долларов в темном потайном сейфе). Но конечно же я сразу напомнила себе, что главное то, что Бенни услышал мою просьбу, что он думал обо мне и привез то, что я попросила. Вот что было в самом деле важно. Вот такой я человек, понимаете?

И все-таки…

– Господи, как я рад тебя видеть. – Бенни обхватил мои плечи со странной решительностью. Я почувствовала, что с ним что-то происходит, но что – не могла понять. – Наконец я в здравом уме.

– Как Франция?

Бенни пожал плечами:

– Большую часть времени я лопал пирожные, ожидая, пока мать с сестрицей закончат шопинг. А потом, когда мы возвращались в гостиницу, отец выходил из себя, увидев, сколько они всего накупили. Просто ужас.

– Пирожные и шопинг. Да, что и говорить, ужас-ужас. А я все каникулы проторчала в городской библиотеке, изучала вопрос биологической индивидуальности. И ты, похоже, мне завидуешь.

– Честно говоря, да. Мне бы лучше где угодно с тобой, чем с моей семейкой в Париже. – Бенни крепче сжал мое плечо.

И снова во мне сверкнула эта новая искра недовольства. Париж… для меня это звучало волнующе и непостижимо. Мне казалось, Бенни мог хотя бы из вежливости оценить, как ему повезло. И все же, видимо, он искренне верил в то, что со мной ему интереснее, чем на каникулах во Франции, а кто я была такая, чтобы отказываться от такого комплимента?

Мы ели багеты всю дорогу, оставляя позади себя ковровую дорожку из черствых крошек, и наконец подошли к воротам Стоунхейвена. Но как только мы оказались на территории поместья, Бенни не пошел к дому. Как только мы оказались на подъездной дороге, он схватил меня за руку и потащил влево, где сосны около дома росли особенно густо.

– Что происходит?

Бенни прижал палец к губам и указал на окно на верхнем этаже.

– Мама, – произнес он одними губами.

Я не поняла, что он хотел этим сказать, но пошла следом за ним под соснами по тропинке. Мы обошли дом и вышли к домику смотрителя. Там Бенни сразу прошел в кухню, где мы хранили еду для перекусов, и вытащил из шкафчика бутылку. Он продемонстрировал ее мне – это была водка, на вид дорогая, финская.

– Мой запас травки закончился, – сказал Бенни. – А это я утащил из отцовского бара.

– Травка закончилась? Ты ее всю выкурил?

– Да нет. Мать устроила обыск в моей комнате до нашего отъезда во Францию. Нашла у меня под кроватью и все выкинула в унитаз. – Он смутился. – Короче, я на привязи. На самом деле тебя тут быть не должно. Мне запретили с тобой видеться. Вот почему мы в большой дом не вошли.

Я в уме сложила два и два. Странная бравада Бенни и то, как обнял меня за плечи в автобусе, словно я ему принадлежала, – всем этим он послал родителей куда подальше.

– Ты хочешь сказать, что они… обвиняют меня? За травку? Они думают, что я на тебя плохо влияю, потому что у меня… потому что у меня волосы в розовый цвет покрашены? И потому что я на горных лыжах не катаюсь?