Дэвид Биро - Волшебное пестрое море

Как только Креспи ушел, Нина перестала возиться с капельницей и села рядом с Лукой. Он обратил внимание, что она вздохнула с облегчением, озорно улыбнулся и постучал пальцем по носу, подражая врачу.

– Ты очень смешной, знаешь?

– Доктор Креспи тоже, а он ведь даже не старается.

Нина засмеялась.

– Он прав насчет того, что ты умный парень, – заверила она и похлопала мальчика по спине. – Как ты себя чувствуешь?

– Прекрасно, – ответил он, хотя его уже начало подташнивать. В первый раз во время процедуры тошнота была такой сильной, что его вырвало. Nonna была с ним и испугалась. Она пыталась скрыть свое волнение, но Лука слишком хорошо ее знал. Он терпеть не мог, когда она так расстраивалась, и поклялся, что в следующий раз будет терпеливее.

– Я в порядке, – повторил он. – Скажи бабушке, что сегодня все прошло гораздо лучше.

Май перешел в июнь, а июнь – в июль. Раньше это было любимое время года Маттео Креспи. Он катался на велосипеде по сельской местности, ездил в своем кабриолете, опустив верх, пил кофе в уличном кафе на центральной площади. Сейчас этот период стал временем тяжелых испытаний. До сих пор Маттео плыл по жизни без помех и невзгод. Он был единственным ребенком; его родители, принадлежавшие к высшему слою среднего класса Турина, души в нем не чаяли. Он был красив, атлетически сложен, нравился всем еще со школьных лет, хорошо учился в университете и с отличием окончил медицинский факультет. И пусть «Санта-Кристина» – всего лишь маленькая сельская больница, он здесь заведующий отделением.

Однако со временем удача, похоже, изменила ему. Когда Маттео впервые встретил Марию – красивую задумчивую девушку с глубокими черными глазами, ему захотелось погрузиться в них и никогда не выныривать.

Шли годы, и его жена постепенно превращалась в холодную, эгоцентричную примадонну, которую он едва узнавал. Все ее не устраивало – захолустный городок, в котором они жили, слишком маленький дом, отпуска, которые совмещались с медицинскими конференциями. И сам он тоже никогда не был достаточно хорош.

Маттео не представлял, что влюбится в женщину с «пятном портвейна» на лице. Однако родимое пятно Нины словно заворожило его, и особенно то, как оно меняло цвет в зависимости от ее настроения, пульсировало жизнью, скрывая правую часть ее лица, слегка скошенный нос и полные, округлые губы. Он привык думать о метке как о маске, под которую она позволяла заглядывать только ему, как о своего рода тайне, их тайне. Нина была молодой, веселой и страстной; он делал с ней то, чего никогда не делал со своей женой. Только теперь, когда он без боя уступил требованиям главного врача и поспешил с этим дурацким письмом, Нина, казалось, больше не замечала его, несмотря на все его попытки привлечь ее внимание.

На работе тоже все начинало разваливаться. В прошлом Маттео всегда находил утешение в медицине. Он был увлечен анатомией тела и заболеваниями с тех пор, как отец впервые показал ему рентгеновские снимки легких своих пациентов. То был новый мир, существующий под кожей, о существовании которого Маттео даже не подозревал. На медицинском факультете он еще больше углубился в изучение человеческого организма – на клеточный уровень и еще дальше, к генам, которые отвечали за рост клеток, тканей и органов. К тем самым генам, изменения в которых вызывали рак, способный разрушить все, что они когда-либо создали.

Маттео привлекала не только наука. Будучи социальным существом, владеющим искусством медицины, он был способен объяснить пациентам значение профессиональных терминов простым языком, сочувствовал им, мотивировал и вселял надежду. Вот где он действительно преуспел! Персонал «Санта-Кристины» был убежден, что его подопечные выздоравливают во многом потому, что верят в него.

Тем не менее, просматривая во вторник утром таблицы еженедельных совещаний в онкологическом отделении, Маттео терзался сомнениями: возможно, его время вышло и он исчерпал и свою удачу, и свои способности. Особенно его мучила ситуация с Тавиано – хрестоматийный случай лейкемии. Как он и обещал бабушке и дедушке мальчика, тот получал прекрасное лечение. Девять из десяти детей излечились – излечились! – благодаря хорошо зарекомендовавшему себя коктейлю химиотерапевтических препаратов. Но Лука в их число не входил. После шести недель терапии положительной реакции не последовало.

Маттео читал и перечитывал записи и назначения в карте Луки, перепроверял вес мальчика и дозировку лекарств. Все это выглядело точным. Он вернулся к микроскопу, стоявшему в дальнем углу лаборатории, и стал рассматривать мазки, гадая, не пропустил ли он чего-нибудь. Но все подтверждалось. Где же он ошибся?

– Я удивлен, – признался Маттео своим коллегам, когда во вторую неделю июля началось совещание по онкологии. – Обычно нам удается достичь хотя бы временной ремиссии. И в случае Тавиано сомнений не появлялось, но рак не сдвинулся с места.

Они сидели в конференц-зале на четвертом этаже за длинным овальным столом, вокруг которого собрались все, кто имел отношение к онкологическому отделению в «Санта-Кристине»: врачи, медсестры, социальные работники и духовенство.

– Есть ли какие-то основания для перехода на другой режим? – спросил Леонардо Франкони, коллега по онкологическому отделению. – Или для варьирования текущей дозировки?

– Именно так я и собираюсь поступить, – ответил Маттео. – Хотя, опираясь на свой опыт, подозреваю, что это ничего не изменит.

Он видел разочарование на лицах коллег, которых еще недавно заверял, что лечение даст результаты. Он сам был раздосадован и высказал опасение, что прогноз все равно будет не очень хорошим. В комнате повисла неловкая тишина. В попытке отвлечься от мрачного доклада Маттео люди смотрели в пол, в потолок, в окно, на старую барочную церковь по соседству, куда угодно.

– Есть еще какие-нибудь соображения? – спросил главврач Джанкарло Романо. – Уже почти восемь, а нам нужно обсудить еще нескольких пациентов. Пойдем дальше?

В дальнем конце комнаты послышался дробный звук: Нина Вочелли постукивала ручкой по деревянной поверхности стола.

– Сестра, какие-то проблемы? – спросил главврач.

Нина выразительно посмотрела на него, ее лицо покраснело, а родимое пятно стало темно-фиолетовым. Было очевидно – она не хочет, чтобы они переходили к другим пациентам, все еще надеется услышать альтернативное мнение и едва сдерживается.

Романо нахмурился, бросив на Креспи взгляд, намекающий, что это его вина и что им придется побеседовать еще раз, как только совещание закончится.

– Кто следующий пациент?

– Подождите! – все-таки выпалила Нина. – Должно же быть что-то еще, что можно попробовать.