Дэйв Эггерс - Захватывающие деяния искрометного гения

– Это и есть ваш брат?

– Да.

– Та-а-ак, – с трудом выговорил он, как если бы «а-а-а» было яйцом, которое он вытаскивал изо рта. – Понимаете ли, я думал, вы оба постарше. Вам сколько лет, ребята?

– Мне двадцать два. Ему девять.

– Но в своей заявке вы указали, что у него есть свой доход. Не понимаю, как это может быть.

Я объяснил ему, как работает система социального страхования. И про наследство рассказал. Я держался непринужденно, подчеркивая, что мы прекрасно понимаем некоторую необычность ситуации, но теперь, раз все уже прояснилось…

Он склонил голову набок, скрестил на груди руки. Мы все еще стояли на подъездной дорожке. В дом нас не пригласили.

– Слушайте, ребята, не хочу тратить ваше время. На самом деле я ищу супружескую пару, желательно пожилую.

Порыв ветра принес запах белых цветов, которые росли здесь повсюду, как их – рододендроны?

В электричке на матч «Окленд Атлетикс» [49] «Окленд Атлетикс» – профессиональный бейсбольный клуб, выступающий в Главной лиге бейсбола. , мы – Тоф и я – сидели рядом и читали, напротив нас – молодая женщина, латиноамериканка чуть старше меня, с дочерью чуть младше Тофа. Женщина невысокая, в белой рубашке, накручивает на палец волосы девочки, та пьет сок из пакетика. Они могли быть сестрами, с разницей в возрасте, большей, чем у меня с Тофом, – или… могла ли она быть ее матерью? Если ей двадцать пять, а девочке семь… Вполне возможно. Очень милые. Кольца у женщины не было. Интересно, подумал я, а что, если нам поселиться вместе? Она бы все поняла. Она уже знает, как это бывает. Мы могли бы вести хозяйство вместе. Это было бы здорово: разделим обязанности, дети всегда под присмотром. Тоф с девочкой подружатся, а со временем, может, и поженятся… Возможно, и мы с этой женщиной будем вместе. Но судя по виду, у нее есть мужчина. Или нет? Уверенный взгляд. Спокойствие. Не просто мужчина, но еще и хороший человек. Сильный к тому же. Зарабатывающий себе на жизнь тем, что таскает тяжести. Во всяком случае, мог бы этим заработать, если бы захотел. Она наматывает и наматывает колечки волос девочки себе на палец, плотнее и плотнее, и… Впрочем, необязательно впадать в романтику. Можно просто устроить благополучное хозяйство. Ее мужчина – допустим, его зовут Фил – все поймет и присоединится. Но жить с нами не будет. Это уж слишком. И на ночь оставаться не будет. Не хочу видеть его нижнее белье и его ни после ванны, ни после душа. А может, у нее никого и нет. Фил уехал. Фила призвали в армию. Фил – гражданин Перу, и его призвали в армию, нам его жаль, но такова жизнь, извини, Фил. Итак. Как мы обставим дом? Это проблема. Но я буду с ней соглашаться. Да, соглашаться. Заживем с помощью этой женщины спокойно и счастливо, они с Тофом улягутся на ковер и будут вместе читать какую-нибудь книгу – ради этого можно со всем соглашаться.

В середине августа, уже совершенно измучившись, я смотрел маленький глинобитный домик, расположенный в нескольких кварталах от новой квартиры Бет. Хозяйкой его была крупная чернокожая женщина средних лет, несколько напоминавшая ту женщину с Библией, что ухаживала за матерью в последние ее дни. Дом был совершенством. Вернее, он вовсе не был совершенным, но был гораздо менее несовершенным, чем все, что мы видели. Сын хозяйки – она была мать-одиночка – только что поступил в колледж, и она собиралась переехать в Нью-Мексико. Дом в целом подходил нам по размерам, уютный домик на улице, сплошь утопающей в густой зелени. Там были задний двор, крыльцо, сарай, даже веранда, посудомоечной машины не было, как и стиральной, но сейчас, за несколько недель до начала занятий в школе, это уже неважно… Когда она поинтересовалась нашими финансовыми возможностями, я выложил свой козырь.

– Меня беспокоит, что у вас нет работы, – сказала она.

– Слушайте, – выпалил я, – мы можем платить. Деньги у нас есть. Хотите, за год вперед заплатим.

Ее глаза расширились.

В общем, мы выписали чек. К тому моменту все соображения экономии отошли на второй план. Мы выросли в доме, где считали каждую копейку, попросить у отца пять долларов значило вызвать тяжелые вздохи и требование детального плана возврата. А с матерью еще хуже – в магазины Лейк-Фореста с их высокими ценами она даже не заглядывала, предпочитала ездить за десять, двадцать, тридцать миль в «Маршаллз» или «Ти Джей Макс» в поисках акций и скидок за опт. Раз в год мы залезали в «форд пинто» и ехали на западную окраину Чикаго в «Синофски», где за 4–5 долларов покупали дюжины слегка бракованных футболок для регби: дырки тут и там, лишние пуговицы, испорченные отбеливателем воротнички, розовое полиняло на белое. Мы росли с ощущением когнитивного диссонанса: знали, что живем в хорошем городе, – наши родственники с востока постоянно это подчеркивали, – но если так, то почему наша мать вечно жаловалась, что у нее не хватает денег даже на самое необходимое? «На что мне завтра молоко покупать?» – кричала она из кухни отцу. Наш отец, который годами сидел без работы, похоже, заботы жены не разделял; вид у него был, будто он уже все проблемы уладил. Ну, а мы жили в постоянном ожидании нищеты, готовы были к тому, что однажды, посреди ночи, нас выгонят из дома и переселят в одну из квартир на шоссе, на окраине города, и мы станем одними из тех детей.

Ничего подобного, конечно, не произошло, и сейчас, хоть мы и не богаты и реальный доход мал, от чувства вины, связанного с тратой денег, мы с Бет избавились. Когда приходится выбирать между дороговизной и удобством, сомнений мы не испытываем. Если мать была готова проехать сорок миль ради того, чтобы купить помидоры за полцены, я готов заплатить хоть десять долларов, лишь бы не садиться в машину. Главным образом, это вопрос траты сил. Усталость опустошает мой бумажник, бумажник Бет еще больше, не говоря уж о счете и чековой книжке на имя Тофа. Мы с Бет решили, что больше не будем жертвовать собой, – по крайней мере, когда в этом нет необходимости и когда речь идет о деньгах, которые, по крайней мере на данный момент, у нас есть. Даже крупные траты – те, что требуют согласия Билла, – почти не встречают сопротивления.

Около месяца мы продержались без стиральной машины и сушилки. Каждые выходные мы с Тофом распихивали грязное белье по четырем мешкам для мусора, закидывали их на плечо – его мешки были меньше моих – и словно крестьяне тащились к дому за углом и вниз по улице. Поскольку невозможно было нести сразу два больших, набитых мешка, через полквартала Тоф один из них выронил. Дешевый полиэтилен порвался, шорты и футболки с эмблемой «Чикаго Буллз» рассыпались по тротуару, а Тоф побежал домой за новым мешком. Буквально через несколько секунд он вернулся с велосипедом…