Ань Юй - Тушеная свинина

Но сегодня посетительница была пьяна сильнее обычного. Села на первый попавшийся табурет, бросила сумку на пол и попросила стакан бренди. Лео подал его вместе со стаканом воды. Не сводя глаз с бокала, она наклонилась, прижалась губами к его краю и отпила.

– Ага… да, это будет лучше. Сегодня я предпочитаю что-нибудь покрепче. А вы? – спросила она.

– Перед сном я всегда выпиваю бокал бренди, – ответил Лео.

– Нет, не перед сном. Я имею в виду, что все равно сплю мало. – Она сделала еще глоток, изучила свое расплывчатое отражение в стекле и несколько раз мазнула пальцем по мешкам под глазами. – Наверное, у меня просто вошло в привычку пить вино. Видите ли, это довольно изысканно для такой женщины, как я. Но иногда мне просто нужно что-то, бьющее по мозгам. – Она подняла с пола сумку и положила ее на табурет. – А теперь, пожалуйста, покараульте мое место, мне нужно подышать свежим воздухом.

– Воздух сегодня не такой уж и свежий, – заметил Лео.

Она выудила из кармана респиратор и, прежде чем выйти за дверь, помахала им под носом бармена.

Шел снег, и было довольно холодно, даже для декабрьской ночи в Пекине. Город окутал смог, и падающие с неба хлопья размером с подсолнечное семечко тут же становились грязными. К часу ночи улица, укрытая светло-серой завесой тумана, погрузилась в дремоту. Цзяцзя поколебалась и вдохнула, позволив зимнему воздуху наполнить легкие, а затем медленно выдохнула. Она подумала, не надеть ли маску, но, отказавшись от этой мысли, сунула ее обратно в карман, закурила сигарету и прислушалась к звукам спящих улиц. Сегодня было до странного тихо, и беззвучная ночь подходила к темному глубокому небу. Ее многоквартирный дом стоял прямо напротив, огромный и грозный.

Прошел уже целый месяц. Санитарам не пришлось перевозить Чэнь Хана в больницу, чтобы объявить умершим. Но даже после тщательного патолого-анатомического исследования причину смерти установить не удалось. Престарелые родители Чэнь Хана, приехавшие в Пекин из Фуцзяня, через неделю решили, что больше откладывать похороны недопустимо. Чэнь Хана, по их мнению, следовало как можно скорее похоронить на семейном кладбище (иначе его душа заблудится навсегда). Кроме того, они провели слишком много времени в пекинской гостинице, и его мать никак не могла уснуть в чужой постели. Поэтому отец Чэнь Хана, властно хлопнув ладонью по столу, заявил, что причину смерти в свидетельстве проставлять необязательно. Сын умер, и неважно как. Довольно патологоанатомам копаться в теле. Старики обернули урну куском серой ткани и осторожно положили в сумку. Они отказались взять Цзяцзя с собой на похороны и заявили, что с семьей Чэнь она больше не имеет ничего общего.

Ну и ладно. Она все равно не хотела с ними ехать.

С тех пор все дела неуклонно катились под откос. От адвоката Чэнь Хана она узнала, что муж, хоть и был человеком небедным, не оставил ей ничего, кроме квартиры, где они жили, и денежного содержания на зиму в размере шестидесяти тысяч юаней, переведенных на ее банковский счет. Сразу после свадьбы он составил завещание, по которому остальную часть имущества передавал родственникам.

Пока они жили вместе, Чэнь Хан оплачивал ее расходы, но перед смертью о ней не позаботился. Цзяцзя быстро поняла, что последние годы, лучшие годы ее жизни, были потрачены впустую. Муж-эгоист забрал их с собой в могилу. Они завернуты в серую ткань вместе с его урной и перенесены на кладбище, куда она, по воле его семьи, не имеет права входить. Ей следовало поторопиться с ребенком. Тогда муж больше бы о ней заботился. Но когда они поженились, Цзяцзя была слишком молода, а когда ей исполнилось тридцать и она почувствовала, что готова, между ними начало расти отчуждение. Тогда она не понимала, но теперь видела, что основа их брака разрушилась еще до смерти Чэнь Хана. Ночи, проведенные им не дома, несостоявшаяся совместная поездка, отпуск, в который он отправился без нее. Все в порядке, говорила она себе, со временем все наладится . Но к чему это ее привело? Из-за того, что она когда-то вообразила, будто Чэнь Хан собирается дать ей дом, Цзяцзя осталась ни с чем. И пустая квартира не была домом.

Сперва она хотела продать квартиру, но Чэнь Хан твердо верил, что недвижимость – это самая безопасная инвестиция, а потому решила ее сдать и связалась с агентом. Агент сообщил, что квартира слишком велика и не подходит для состоятельных людей, в основном одиноких или с небольшими семьями. Большие же семьи предпочитают держаться подальше от делового центра. «Хорошо, – согласилась она. – Выставьте ее на продажу». Довольно быстро агент нашел покупателя, предложившего за квартиру хорошую цену, после чего она, сидя вечером в баре, изучила крайне подробный контракт, но что-то не вышло с запросом на ипотеку, и покупатель слился.

Цзяцзя понимала, что, помимо наличных, рисунка человека-рыбы и квартиры, которую не удавалось ни сдать в аренду, ни продать, у нее ничего не было. Впрочем, даже ими она владела как бы не вполне, так как раньше они принадлежали мужу. Она лихорадочно обыскивала комнаты в поисках того, что могла назвать своим. Цзяцзя успокоило, что на стенах висело несколько ее старых картин. Другие хранились в запасной ванной.

Чэнь Хан поддерживал ее занятия живописью – до тех пор, пока она не попыталась продать одну работу в галерее своего друга.

– Цзяцзя, насколько помню, я говорил с тобой об этом, – заявил он. – Я против, чтобы ты выставлялась и сама зарабатывала деньги. Позволь мне позаботиться о жене. Да, ты можешь рисовать! Но не понимаю, с чего ты взяла, будто тебе следует продавать свои картины. Как художники, которые едва сводят концы с концами.

Она сидела на диване в гостиной, а он расхаживал по комнате и смотрел на нее сверху вниз.

– Это плохо, – добавил он.

С тех пор то, что некогда было ее карьерой, превратилось в хобби.

Цзяцзя сделала последнюю затяжку и вернулась в бар. Ей показалось, что холодный воздух немного прояснил голову. Бармен протирал бокалы и расставлял на полках. У него были крупные кисти с длинными тонкими пальцами, суставы которых чуть выпирали, как утолщения на стволах бамбука.

– Могу я предложить вам что-нибудь еще? – спросил бармен.

– Вы уже закрываетесь. Я и так слишком много выпила.

– Мытье посуды – это мой способ медитации, – подмигнул Лео, дважды постучав указательным пальцем по виску. – Не возражаете, если я к вам присоединюсь? – спросил он, поднимая две рюмки одной рукой и почти пустую бутылку бренди другой.

Он налил, они чокнулись.

– Я слышал о вашем муже, – извиняющимся тоном произнес он.

– Вы женаты, – спросила Цзяцзя, перегнувшись через стойку, чтобы взглянуть на его бейджик, – Лео?