Кейтлин Моран - Как стать знаменитой

От них прямо исходит опасность, как это бывает, когда молодым мужикам нечем заняться и они ищут, до кого бы докопаться. Они словно стайка усатых китов – рыщут по океану, разинув пасти, в поисках питательного планктона.

– Прошу прощения, парни, – отвечает Сюзанн бодрым голосом, – но это концерт только для девочек. Так что сегодня вы без печатей. Вам не положено.

– Это неправильно, чтобы «только для женщин». У нас равноправие. Когда «только для женщин» – это сексизм , – говорит самый мелкий из этой четверки и самодовольно глядит на Сюзанн. – Ты что, сексистка ?

– О да. Я убежденная сексистка, – отвечает она с лучезарной улыбкой.

Парень обескуражен. Такого ответа он не ожидал.

– Значит, по-твоему, все мужики сволочи? – Он явно уверен, что Сюзанн скажет «нет».

– Я не знакома со всеми , – рассудительно отвечает она.

Один из парней делает шаг вперед и открывает рот, собираясь продолжить спор. Сюзанн вздыхает, вынимает из рюкзака маленький красный ревун и нажимает на кнопку. От резкого звука у меня сводит зубы, а глаза, кажется, вот-вот лопнут. Это не детский клаксончик, а настоящее звуковое оружие.

Весь Камден замирает – и смотрит на Сюзанн.

Наконец она отпускает кнопку. Затихающее эхо как будто сползает по стенам.

– Ну что, в паб? – Сюзанн решительно направляется в сторону «Своих людей».

Я бегу следом за ней.

– Зачем ты…

– Я не разговариваю с мудаками, – отвечает она, не замедляя шагов. – Жалко тратить на них драгоценное время.

Но иногда все же приходится разговаривать с мудаками.

– Я не понимаю.

Сейчас три часа ночи, Джон звонит мне с гастролей. Кажется, из Польши.

– Я что, мудак? Джон – мудак?

Он полупьяный, я полусонная, так что мы оба не в лучшей интеллектуальной форме, чтобы решать этот вопрос.

– В смысле, я что, трахнул его жену? Задавил на машине его ребенка? Сотворил с ним какую-то мерзость и сам об этом не знаю?

Вчера вышел очередной номер D&ME, и там было большое интервью с Джоном Кайтом в сопровождении статьи Тони Рича. Как Рич и грозился на редакционном совещании, он высказал свою «пару идей» о недавних успехах Джона и его новой аудитории. Эти идеи, как выяснилось, строились на постулате, что Джон – мудак.

Статья начиналась с агрессивного выражения неприязни и продолжалась в том же ключе до конца, все две тысячи слов. «Всегда любопытно наблюдать, как «художник» колотит себя пяткой в грудь и кричит, что он живет и работает ради искусства, исключительно ради музыки – раздвигает границы, взрывает мозг, потрясает основы или просто вещает из глубин своего разбитого сердца, – но вмиг забывает свои благородные цели, как только услышит звон мелких монеток в копилках экзальтированных девиц. Каких-то два года назад, когда Джон Кайт был хоть и неловким, но весьма уважаемым в узких кругах летописцем души, заплутавшей во мраке ночи, кто мог бы представить, что в 1994 году он начнет выпускать синглы, по сравнению с которыми R.E.M.-овские «Сияющие счастливые люди» будут звучать как «Стыд, унижение и мщение» группы Skin, а восторженные старшеклассницы станут писаться кипятком каждый раз, когда он появляется в «Поп-топе»?

Основная посылка статьи: Джон Кайт – малодушный, продажный оппортунист, предавший высокие идеалы рок-музыки.

«Ты ведь был настоящим, дружище, – пишет Рич в самом конце. – Ты действительно чего-то стоил. Мы все думали, ты и вправду стремишься к чему-то большему – что ты нацелился стать Тимом Бакли, Ником Дрейком, Марком Этцелем девяностых. Но как оказалось, ты хотел стать просто-напросто Herman’s Hermits этого десятилетия».

Меня удивило, что Джона задела эта статья. Я всегда думала, что он далек от всей этой мирской суеты и его не колышет разлитие желчи в музыкальных журналах – «Это лишь комиксы для прыщавых подростков, которым никто не дает», – но, с другой стороны, до вчерашнего дня он был их неизменным любимцем. Теперь он впервые столкнулся с откровенно издевательской критикой в свой адрес, и я поняла, что, несмотря на всю внешнюю хемингуэевскую браваду, на сигареты и виски, на меховые шубы и перстни с печаткой, он остался все тем же инди-ребенком из Уэльса, который вырос на этих журналах, и теперь искренне не понимает, почему они вдруг ополчились против него.

– Они вообще представляют себе, как непросто писать популярные песни? – возмущается Джон. – Все хотят написать популярную песню. Спроси, на хер, Кевина Шилдса из My Bloody Valentine, спроси Public Enemy. Они все пытаются написать по-настоящему популярную песню. Public Enemy, они популярны. Все знают «Боритесь с властью». Это и есть попса в ее изначальном смысле! Популярная песня! В десятичной системе Дьюи она определилась бы как попса!

Он вздыхает и говорит:

– Я не понимаю. Я думал, они… Ха-ха. О боже. Я думал, они… будут мною гордиться .

Он явно смутился, произнеся это вслух, и я спешу сменить тему и спрашиваю, какой у него номер в отеле.

– Да какой там отель? Кирпичный сарай, в двух шагах от шоссе. Забронирован еще до того, как я продался попсе. Дыра дырой и огрызок сосиски в пустом холодильнике. Жалко, что здесь нет тебя. С тобой было бы лучше.

– Только не для меня, – говорю я как бы в шутку, но запоминаю его слова и прячу их в свою мысленную шкатулку с сокровищами, где хранятся все приятные вещи, сказанные мне Джоном. Я решила, что, когда их наберется ровно сто штук, я напомню их Джону и скажу ему так: «Видишь? Сто комплиментов! Это значит, что ты меня любишь! Вот полная опись всей твоей неосуществленной любви!»

К тому же я знаю, почему Тони так злобствует в своей статье. Назначив Джона на роль мальчика для битья, он пытается обидеть меня. Тони Рич – из тех желчных, злопамятных мужиков, которые запросто распотрошат человека публично, чтобы уязвить женщину, которая когда-то отвергла их сексуальные притязания. В журнале все знают, что я восхищаюсь Джоном – я, можно сказать, председатель его фан-клуба, – а значит, в нашей с Тони холодной войне Джона следует уничтожить, сровняв с землей, как важнейшее стратегическое укрепление. В музыкальной прессе такое случается сплошь и рядом. В нашем тесном, практически кровосмесительном мирке страницы журналов нередко используются в качестве «тайника» для обмена открытыми письмами, в которых авторы зашифрованно грызутся друг с другом на глазах у восьмидесяти тысяч недоумевающих читателей. Тони даже особенно и не скрывался. В одном месте он пишет о «юных барышнях определенного типа». Это «шумные, вечно поддатые малолетки в ночном автобусе, все в засосах, как в оспинах; они отчаянно привлекают к себе внимание, сыплют названиями умных книг, которые они прочитали, хотя и не поняли ни хрена, в надежде произвести впечатление на парней, а парни лишь ужасаются про себя и стараются потихоньку сбежать. Наверняка вы знакомы с такими девчонками, да, уважаемые читатели?»