Кейтлин Моран - Как стать знаменитой

Последняя лучшая в мире рок-группа, Nirvana, распалась, когда Курт Кобейн застрелился, не выдержав бремени славы. И тем самым вогнал мир в депрессию, если честно.

Oasis же любят, в частности, и потому, что все знают: они-то уж точно не нанесут миру такую травму. Никаких больше скорбных бдений под дождем, никаких печальных новостей, когда хочется разбить радио.

Это стремительное восхождение брит-попа – ближе к осени 1994 года – связано прежде всего с негласными клятвами музыкантов быть настолько живыми , насколько это возможно. В противовес холодным дождям и яростным песням северо-западного американского гранжа эти ребята поют о простых радостях жизни в Британии: футбол в парке, пиво в солнечный день, прогулки на велосипеде, сигареты, английский завтрак в кафе, свадебная гулянка в клубе для рабочих парней, новая запись, которую слушаешь постоянно, пьянки по пятницам, пьянки по субботам, друзья, с которыми ты обнимаешься под восходящим воскресным солнцем. Они превратили нашу повседневную жизнь в настоящий праздник. Они напомнили нам, что жизнь – превыше всего остального – нескончаемая вечеринка. Они переделали системную плату, установив новые связи.

И вся Британия влюбилась в это простое, незамысловатое обещание. Понимать и ценить мелкие радости повседневности. Все наполнилось надеждой – внезапной, невероятной. Все новости – только хорошие. Падение Берлинской стены, освобождение Манделы, выход Восточной Европы из холодной войны – под сияющие лучи солнца. Солнечный свет – повсюду. Когда я вспоминаю те годы, там всегда светит солнце – как будто мы круглый год выходили из дома без куртки, только с ключами, деньгами и сигаретами. Каждую неделю радио выдавало очередное сокровище. Каждую неделю у нас был новый гимн.

Квартиру в Лондоне можно было снимать за 70 фунтов в неделю; чашка кофе в баре стоила 20 пенсов, сигареты – два фунта и 52 пенса за пачку. Жить было дешево. Медленно убивать себя было дешево. Чем не лучшее время для девятнадцатилетней девчонки?

– Жизнь прекрасна! – говорит папа, забивая очередной косяк.

Лучшее время для девятнадцатилетней девчонки неожиданно становится лучшим и для сорокапятилетнего дядьки. Папа принял брит-поп с поразительной радостью маленького ребенка, который просыпается посреди ночи и хочет играть.

– Как будто у нас снова шестидесятые, – с одобрением говорит он, глядя на музыкантов в «Поп-топе». – Те же прически, те же штаны, те же гармонии. Они все подражают Боуи, Beatles, The Kinks и The Who. Лучшим из лучших. Все повторяется. Те же рокеры против модов. Я, конечно, всегда был мокером, – говорит папа, затягиваясь косяком.

Нет, не был. Я видела его фотографии. Он был классическим хиппи. С афропрической, похожей на подсолнух, и в брюках клеш, потенциально опасных на сильном ветру.

И в точности как ребенок, проснувшийся посреди ночи, он стал проблемой для всех, кто рядом. Эта внезапная культурная взрывная волна, накатившая на Британию, пробудила его дремлющие устремления. Подобно королю Артуру, восставшему ото сна при звуках волшебной трубы, в папе воскресли его рок-н-ролльные побуждения. Папа всегда любил выпить, но теперь перешел уровнем выше, возобновив свою юношескую привычку курить траву. Он снова стал покупать музыкальную прессу и возмущаться по поводу многих вещей. «Wonder Stuff, что за сборище клоунов! – кричал он, потрясая журналом. – Я думал, вся эта хрень закончилась на Jethro Tull». Он просил меня раздобыть ему экстази. «Наверное, хорошая штука. Если судить по названию». Я отвечала, что я эту гадость не потребляю, не держу ее дома и уж точно не стала бы снабжать наркотой своего собственного отца с явной генетической предрасположенностью к наркозависимости.

И самое главное: он опять принялся бунтовать против властей. В 1994 году крупнейшим представителем власти в папиной жизни была наша мама, и его бунт против мамы выразился в покупке подержанного спортивного автомобиля, для чего пришлось взять огромную ссуду в банке.

Ссоры по этому поводу продолжались не один месяц. Мама кричала, что им нечем расплачиваться по кредиту, а папа ей возражал, что эта покупка изрядно повысила их рейтинг кредитоспособности. Результат был неизбежен: папа сел в свою новую крутую машину и поехал в Лондон на концерт Oasis.

Иными словами, у него грянул кризис среднего возраста, обусловленный взлетом брит-попа.

– Эй, растаманы, – говорит папа с ужасным ямайским акцентом, затягиваясь косяком. – Курите травку, и будет вам счастье.

– Крисси! – говорю я. – Белая куропатка!

«Белая куропатка» – наши кодовые слова, означающие «нам надо срочно поговорить, без свидетелей».

Уже через минуту мы с братом запираемся в ванной. Я сижу на краю ванны, Крисси – на унитазе.

– Меня напрягает, что папа валяется у меня на диване, укуренный вусмерть, и демонстрирует расистские замашки, – говорю я, закуривая сигарету. – Я не для того переехала в Лондон и плачу за квартиру.

– Мне нужно , чтобы он укурился, – отвечает Крисси, сам изрядно укуренный. – Он всю дорогу держался на трезвяке и рассказывал мне, как сильно он ненавидит маму. Старый хипарь на эмоциях – это, знаешь ли, жуткое зрелище. С расизмом справиться проще. Из-за расизма он не рыдает. Ты когда-нибудь видела, как папа плачет? Он расплакался сразу за Ковентри. Это кошмар – наблюдать, как рыдает мужик в его возрасте. У него трясется второй подбородок, – говорит Крисси, вздрогнув.

– Блин, – говорю я с сочувствием.

– Да. И еще он пытался рассказывать, как хороша мама в постели.

Я зажимаю уши руками.

– Не навязывай мне свои травмы, Крисси. Я не хочу нагружать себе голову мыслями о сексуальной жизни родителей.

– Больно слышать такие слова, подруга, – говорит Крисси. – Я разделю свою травму с тобой. Теперь ты тоже думай о том, как мама с папой занимаются сексом.

– Я тебя не слышу, – говорю я, еще крепче зажимая уши.

Думай, как мама с папой занимаются сексом , произносит Крисси одними губами.

– Сиди и думай.

Я набрасываю ему на голову полотенце. Он его не снимает.

– Так даже лучше. Спокойнее, – говорит он задумчиво. – Мне нравится. Как будто в камере сенсорной депривации.

– Я не хочу, чтобы папа пошел на концерт, – говорю я со стоном. – Я ненавижу, когда он знакомится с теми, с кем я контактирую по работе. Помнишь, что было в тот раз, когда он встретился с Бреттом из Suede?

Я неоднократно брала интервью у Бретта. Когда папа встретился с ним на одном из концертов, он поприветствовал его так: «Дружище, я бы пожал тебе руку. Но я только что из сортира, а краны у них не работают. Не буду же я тебя трогать обоссанными руками». Это не то впечатление, которое мне хотелось бы произвести на привлекательного рок-музыканта из звездной когорты.