Robert Rickman - Салюки, Затерявшийся В Бордовом

– Привет, Питер! – крикнула она.

Девушка, казалось, не шла, а скользила по дорожке, держа себя так, словно всем своим видом сообщая, что для нее окружающий мир пребывал в настолько прекрасном состоянии, насколько это вообще возможно. И луна, и звезды и все планеты были на своем месте, о чем, без сомнения, рассказал ей этим утром ее гороскоп.

Когда она оказалась примерно в 15-ти метрах от меня, ее смутно знакомая фигурка стала леденяще реальной. Она выглядела как Марта, та женщина, что посылала мне письма этим летом.

Но это невозможно!

Глаза девушки скрывали солнцезащитные очки в розовой оправе, а голову прикрывала большая шляпа, поля которой падали ей на лицо, наполовину скрывая его. Несмотря на ощущение нереальности происходящего, я чувствовал себя так, словно был единственным человеком на планете. И когда она оказалась в полутора метрах от меня, я почувствовал себя так, словно меня втолкнули в пузырь бесконечного счастья. От ее одежды исходил сильный запах шафрана.

– Питер, как ты поживаешь ? – спросила она так, словно я был самым важным человеком в мире, и встреча со мной была самым важным событием в ее жизни. Более того, ее «ты» несло в себе дополнительное значение. Она словно подразумевала, что независимо от моего ответа, со мной всё в полном порядке.

– Ты... Ты? Ты как будто Марта?

– Да, я Марта! – прочирикала она гордо.

– Что... Но ты выглядишь... Что тебя сюда привело?

Девушка посмотрела на меня искоса.

– Ты имеешь в виду прямо сейчас?

– Да, прямо сейчас!

– Пришла проверить, есть ли письма.

– Что? Я имею в виду, что ты делаешь в этом кампусе ?

Девушка посмотрела на меня так, словно я рехнулся.

– Иду на лекции, так же, как и ты... И уже опаздываю.

На какой-то момент она стала серьезной.

– Я не иду на лекции! Ну же, перестань, что ты здесь делаешь?

Я испытывал ужас. Она задрала голову, словно оценивая мое настроение.

– Ладно, ты меня подловил, – призналась Марта. – Я правда не иду на лекции. На самом деле я с планеты Нептун. Мы прибыли сюда для изучения землян. И, если позволишь, могу сказать, что вы, приятели, довольно странные создания... В особенности, ты... – она расхохоталась. – Питер, тебе нужно расслабиться, чувак!

Хихикая, Марта махнула мне рукой и пошла к зданию факультета сельского хозяйства.

– Увидимся за обедом, – бросила она через плечо.

Не может этого быть!

Даже учитывая то, что ее очки и шляпа закрывали большую часть лица, Марта выглядела так, словно не постарела ни на день с момента, когда я видел ее в последний раз сорок лет назад!

Пока я стоял, в шоке уставившись на удаляющуюся фигуру девушки, я обратил внимание на старомодные угловатые машины, что проезжали по Линкольн-Драйву. Резко повернув голову, я увидел, что такие же старомодные угловатые машины были припаркованы на стоянке возле корпуса «Ленц» и вдоль Поинт-Драйв.

Я бросился к проезду и проверил машины, припаркованные выше и ниже по Поинт-Драйв. Там я обнаружил старомодные машины в таком отличном состоянии, каких не видел уже много лет: Impala 1970 года, Fury 1966, Mustang 1965. И на каждом автомобиле были номера Иллинойса, датированные 1971 годом.

Внезапно Поинт-Драйв заполонили студенты. Многие были одеты в футболки, на других были рубашки, застегнутые на все пуговицы, а на некоторых – полностью расстегнутые. Были также армейские полевые куртки, джинсовые пиджаки, а иногда попадались спортивные куртки. Также эта детвора была одета в вельветовые брюки или расклешенные джинсы, которые держались на широких ремнях. И вся одежда была унисекс – не было ни одной юбки. Книжки студенты носили в руках, или в подержанных армейских рюкзаках. Волосы у них были длинные, с начесанными челками, или разделенные пробором посредине таким образом, что блестящие на солнце пряди каскадом спадали по обе стороны лица.

Несколько студентов показались мне смутно знакомыми.

Взгляд мой неистово перескакивал со студентов на машины, потом на кафетерии, оттуда на деревья и озеро в поисках чего-либо, что могло подтвердить, что я всё еще в 21-м столетии.

Я залез в карман, чтобы достать карманные часы, но они исчезли. А на их месте оказался брелок с прикрепленным к нему логотипом университета вместе с единственным ключом, на котором был наклеен номерок 108.

Я стоял перед трехэтажным кирпичным зданием во всей его красе середины 20-го века, на стене которого блестящими металлическими буквами было написано «БЕЙЛИ-ХОЛЛ». Филенки из красного дерева на створках окон выглядели свежеокрашенными, а стеклоблоки в окнах лестничного пролета сверкали в ярких лучах солнца. Это здание было мне домом на протяжении всего второго курса в университете.

Я не смотрел по сторонам, потому что боялся, что могу увидеть всё, что угодно, – от розовых носорогов до Ричарда Никсона. Я прошел к входу и попробовал вставить ключ в замочную скважину... И дверь отворилась.

Чувствуя себя так, словно за мной вот-вот придет полиция университета, я украдкой нырнул в смутно знакомый вестибюль. В каком-то трансе я прошел к комнате 108, вставил ключ в замок, осторожно открыл дверь и окунулся в запахи несвежего табака и виски. Передняя часть комнаты была в безупречном порядке: кровать аккуратно застелена, книги выстроены на стеллаже у письменного стола из светлой древесины. Рядом со столом, на поставленной вертикально деревянной колоде расположился кофейник и маленькая газовая плитка.

Проходя мимо зеркала над раковиной, я заметил в нем отражение худощавого студента. Я обернулся назад, чтобы повернуться лицом к студенту, но за моей спиной никого не было. Снова повернувшись к зеркалу, я опять увидел отражение юного паренька. Словно вихрь, я развернулся назад: в комнате никого, кроме меня, больше не было. Я опять резко повернулся к зеркалу. Из него на меня смотрел паренек с взволнованным выражением на лице. Он выглядел так, как чувствовал себя я, за исключением того, что он весил на двадцать килограммов меньше и был на сорок лет моложе, к тому же у него были нелепые усы и...

Глаза его расширились словно блюдца. Я рванулся прочь от зеркала, словно увидел в нем призрака, и оказался перед окном, что выходило на Поинт-Драйв. Перед ним стоял еще один письменный стол из светлой древесины, заваленный ворохом книг и бумаг. У стены, напротив раковины, стояла не застеленная кровать со смутно знакомой темно-красной простыней, о которой я уже давным-давно забыл. Рядом с кроватью стояла прикроватная тумбочка с радиоприемником, корпус которого был отделан имитацией под древесину орехового дерева. Это был точно такой приемник, что у меня украли, когда я останавливался в молодежном хостеле в Сан-Диего на пьяной вечеринке в 1981 году. Тогда, когда я был бездомным.