Морис Ренар - Таинственные превращения

– Ага, явился, красавец!

– Давай без иронии, – шутливо отмахнулся Морейль, но Фейяр не унимался.

– Ладно, не кокетничай, ты не барышня. Выглядишь отлично, прямо как Антиной. Ну-ка, пройдись туда-сюда, покажи себя. Ох, баловень судьбы! Откуда у тебя такая гибкость, пластика? Прирожденные данные? Повезло тебе, приятель, благодари природу-мать. А зачем пожаловал? По делу, кто бы сомневался. Что на этот раз? Покупка ценных бумаг? Нового дома? Автомобиля? Пойдем, расскажешь по дороге.

– Со мной случилась удивительная история, – начал Жан Морейль.

– Женишься?

– Ты угадал.

– На ком?

– На мадемуазели Лаваль, дочери исследователя Африки. Чему ты улыбаешься?

Когда они уселись в экипаж, Фейяр объяснил:

– Я улыбаюсь по двум причинам, старина. Прежде всего, я очень доволен твоим выбором. Жильберта Лаваль – красивая девушка, о ней говорят много хорошего. Правда, она избалована, что само собой разумеется, но, несмотря на это, по общему мнению, у нее правильный, твердый и прямой характер.

– Я не ожидал, что ты разбираешься в этом вопросе.

– Тебе, как всегда, повезло: я – нотариус семейства Лавалей – Празов. Но существует обратная сторона медали.

– Какая? – насторожился собеседник.

– Мадам де Праз и ее сын.

– А они тут при чем?

– Ты разбиваешь их тайные мечты.

– Приятель, – признался Морейль, – я мало осведомлен о семье Лавалей, так не мог бы ты меня просветить? Зачем ходить вокруг да около?

Нотариус недоверчиво посмотрел на клиента. Жан Морейль, опустив глаза, рассеянно играл перчаткой.

– Ты, наверное, решил устроить мне испытание? – воскликнул Фейяр. – С тобой никогда не знаешь, к чему готовиться.

– Уверяю тебя, я в полном неведении; поделись, пожалуйста, со мной необходимой информацией.

– Нет, постой, ты точно не шутишь?

– Господи, Фейяр, хватит уже! Какие шутки? Если ты можешь что-нибудь рассказать мне о семьях Лавалей и Празов, я буду тебе бесконечно признателен, – с нажимом повторил Жан Морейль. – Я люблю мадемуазель Лаваль и женюсь на ней, но я совершенно не имею понятия о намерениях мадам де Праз и ее сына. Я пару раз видел графиню мельком; Лионеля де Праза я иногда встречаю в светском обществе, но мы не общаемся по той простой причине, что он мне не нравится. Уверяю тебя: я пришел к тебе не затем, чтобы собирать сплетни. Посвяти меня только в нюансы брачного контракта.

– Ладно, – кивнул нотариус. – Прости за сомнения, однако мне странно, что ты пускаешься на такое серьезное предприятие вслепую. Задача поверенных не соединять любящие сердца, а сводить семьи, которые уверены, что подходят друг другу. Этим и объясняется мое профессиональное удивление. Кроме того, я никак не привыкну к настроению, которое на тебя временами накатывает…

– Настроение? А что с ним не так?

– Ты вдруг без всяких причин глубоко задумываешься, прячешься в свою скорлупу, как сейчас, и делаешься таким рассеянным, что невольно возникает вопрос: «Осознает ли он, о чем с ним говорят?»

– А, вот ты про что! – хохотнул Морейль. – Так я занят важным делом. У меня из головы не выходит одна задача…

Фейяр внимательно посмотрел на клиента и покачал головой:

– Странный ты человек. Мне, наверное, не хватит жизни, чтобы тебя понять. Ты – поэт, философ, артист, загадочная личность.

– Приступай, – велел Жан Морейль. – Жили-были…

– Жили-были две сестры Осмон. Старшая, Элизабет, вышла замуж за графа де Праза, обедневшего офицера. Младшая, Жанна, стала избранницей выдающегося и довольно богатого джентльмена Гюи Лаваля, исследователя Центральной Африки. Лет через десять после замужества старшей ее супруг, капитан де Праз, принял почетную смерть на поле битвы, как и подобает военному. Его сын Лионель потерял отца. Ты меня слушаешь, Жан?

– Конечно, продолжай.

– Вид у тебя такой, будто ты на Луне. Так вот, мадам де Праз овдовела и влачила жалкое существование на нищенскую пенсию, а ее сестра, красавица мадам Лаваль, имела многомиллионное состояние, жила в Нёйи-сюр-Сен на одной из лучших вилл и проводила каждое лето в роскошной усадьбе Люверси в долине Шеврёз. Все эти богатства достались ей от отца Лаваля, крупного промышленника, и Жанна с согласия мужа предложила своей сестре поселиться у них вместе с сыном. Вдова, конечно, обрадовалась: куда ей было деваться? Вообще, Лавали слыли удивительно щедрыми и гостеприимными людьми и обожали свою дочь, маленькую милую резвушку. Но Гюи Лаваль следовал призванию, которое оказалось сильнее отцовской привязанности. Его пожирала страсть к путешествиям, к опасным далеким экспедициям. Он проводил в разъездах шесть месяцев в году. Сам понимаешь, что в подобных условиях он с радостью ухватился за мысль, что графиня с сыном устроится у Жанны, то есть той не придется скучать в обществе старшей сестры и племянника. Мало того, это доброе дело принесло материальную выгоду: мадам де Праз была настолько же экономной хозяйкой, насколько мадам Лаваль расточительной, и вскоре старшая сестра начала распоряжаться в буфетной, на кухне и в погребе. Вот такие дела, дружище. Тебе это интересно?

– Хватит спрашивать! Разумеется, интересно.

– Тогда приготовься к печальным событиям. Мадам Лаваль скончалась, насколько я помню, лет пять назад. Она умерла в Люверси, когда господин Лаваль находился дома и по его вине. Это настоящая трагедия. Несколькими днями раньше Лаваль вернулся из Африки и в числе множества экзотических редкостей привез с собой змей, которых собирался отдать в зоосад.

– Про это я читал в газетах! – воскликнул Морейль. – Одна из змей убежала, да? И ужалила мадам Лаваль, когда та спала.

– Верно. Гюи Лаваль страшно горевал. Боялись за его рассудок, и, надо сказать, мадам де Праз ухаживала за ним с большим самоотвержением, несмотря на собственное горе, ведь она потеряла родную сестру. Лаваль не находил себе места, считая себя виновником несчастья, мучился и страдал. Как только он немного оправился, то засобирался в новую экспедицию в Верхний Нигер. Те, кто провожал его, заранее предрекали, что он больше не вернется, но помешать ему никто не решился. Через шесть месяцев он уехал.

– И с концом?

– Да. Перед отъездом из Франции он посетил мою контору и составил завещание, по которому в случае своей смерти отдавал свое дорогое дитя на попечение мадам де Праз, причем в таких выражениях, что не оставалось сомнений: он готовился к смерти. Так и вышло: он погиб в стычке с отрядом дикарей во время разведки, куда, заметь, отправился без всякого конвоя. Его тело было так исколото стрелами, что его с трудом опознали. Это известие повергло его родственников в глубокое отчаяние. Мадам де Праз проливала горькие слезы, и не один год. Говорят, она старалась всеми силами удержать господина Лаваля во Франции, но он не послушался. Дело в том, что со смертью сестры перед ней открывалась возможность стать второй мадам Лаваль. Господина Гюи она не любила, ибо мадам де Праз вообще не создана для любви, но злые языки судачили, что ей не хочется выпустить из рук огромное наследство ученого. Ведь не ей же самой нужны эти миллионы? Она старалась для сына, поскольку эта скромная женщина – страстно любящая мать. Лионелю тогда исполнилось семнадцать или восемнадцать, а Жильберте Лаваль – лет тринадцать. В общем, мадам де Праз стремилась женить сына на своей племяннице. Однако тысячи обстоятельств угрожали помешать осуществлению ее плана, и она пыталась, выйдя замуж за Лаваля, закрепить за собой часть его состояния. Увы, мечта разрушилась вместе со смертью Лаваля, и у графини остался единственный шанс: обвенчать Лионеля с Жильбертой. И вот представь себе: теперь на ее руку претендуешь ты. Сам посуди… Да очнись ты, Морейль, спишь, что ли? Где витают твои мысли?