Алекс Капю - Королевские дети. Жизнь хороша (сборник)

Ранним утром шестого дня снег внезапно перестал идти. Тучи разошлись и постепенно растаяли, в полдень с зимнего стального неба светило солнце. Тут на щипце пастушьей хижины со скрипом открылся люк, так что все горные галки вспорхнули с конька крыши, и оттуда вылез Якоб и упал в мягкий снег. Он откопал входную дверь и освободил окно, после чего снова скрылся внутри. И потом у серн было ещё три дня дополнительного времени привольно пастись на альпийском лугу.

Всю зиму Мария и Якоб оставались в горах. В погожие дни они катались на санках или охотились на серн, кипятили своё бельё на огне под открытым небом и вывешивали его сушиться на солнце. В бураны и снегопад не выходили из хижины, иной раз дня по четыре. На новогодний день святого Сильвестра они построили тепловой аэростат и в полночь запустили его, а потом и дни стали уже длиннее. Постепенно таял снег, на крутых местах после полудня с грохотом сходили лавины. Горные тропы и перевалы ещё долго оставались непроходимыми, но на склонах, освещённых солнцем, уже пробивалась трава.

Сурки просыпались из зимней спячки оттого, что талая вода заливала их норы. Они выползали на свет и потягивались своими затёкшими конечностями; после полугодового поста от них оставались лишь кости да шкурка. Но прежде чем пуститься на поиски корма, они спаривались, кувыркаясь по лугу, трепыхаясь и натужно дыша, слипаясь в один комок шерсти, потому что время в горах коротко; кто хочет успеть до наступления следующей зимы зачать потомство, выносить его и выкормить, тому не следует откладывать дело на потом.

Мария и Якоб лежат на шерстяном одеяле на солнце, пьют родниковую воду и жуют вяленое мясо серн. Она положила голову ему на руку, он поёт ей песню, которую выучил в Шербуре.

– Хочешь, я напою тебе песню Якоба?

– О да! – говорит Тина.

– Красиво, – говорит Тина. – Как ты думаешь, Мария уже беременна?

– Ничего про это не знаю.

– Странно. Оба хороши собой и здоровы, молоды и влюблены и проводят полгода вместе в альпийской хижине, в снегах, укрытые от глаз, не имея никаких особых занятий, причём большую часть из этих часов – уютно и в согласии устроившись на медвежьей шкуре перед камином – и чтобы при этом не забеременеть?

– Почём мне знать. Прихоть природы.

– Может, они разругались? Знаешь, ведь когда люди так надолго заперты вместе, у них может развиться психологическая непереносимость другого.

– У тебя могла бы развиться психологическая непереносимость меня?

– А может, Мария заболела? Или у Якоба была проблема с этой его штукой.

– У него не было проблемы с этой его штукой.

– Но меня бы не удивило, если бы у него всё-таки была такая проблема. Это часто случается как раз у людей типа Тарзана. Вот именно у них.

– Да прекрати. Не было у него таких проблем.

– Почём тебе знать?

– Вот как раз это я знаю. Ты сама увидишь.

– И откуда тебе вообще известно, что Мария не беременна?

– Оттуда, что в церковных книгах того времени нет записи насчёт родов Марии Магнин.

– Ты что, смотрел эти книги?

– Разумеется.

– Может, она потеряла ребёнка в ходе беременности, или он родился мёртвым. Такое часто случалось в те времена.

– Может быть. Но я бы предложил впредь не углубляться в урологические и гинекологические спекуляции.

– Конечно, ты у нас такой застенчивый и ранимый.

– Да просто мало фактического материала.

– Ты находишь неаппетитными эти истории, которые ниже пояса.

– И к тому же бестактными. Так или иначе, в тот весенний день Мария и Якоб лежали на шерстяном одеяле на солнце, когда снизу из долины до них донеслись мужские голоса и топот копыт. То были гости, которых они ждали с начала таяния снегов. Якоб взял из хижины их уложенные заплечные мешки и ружьё, и они ушли выше в горы к своему тайному укрытию.

Далеко внизу под ними на их альпийскую поляну вышли из полутьмы елового леса два солдата в красно-белой пехотной униформе, ведя за собой четырёх лошадей. С одной стороны, это был хороший знак, ведь это означало, что солдаты не намеревались пристрелить Якоба на месте и не собирались вести его вниз в долину как арестанта в кандалах. С другой стороны, это означало также, что у них однозначно есть приказ забрать его вместе с Марией, и они не уйдут отсюда, не выполнив этот приказ.

– Эй, Якоб! – крикнул один солдат. – Спускайся! Весна пришла, тебя ждут в долине!

Горы ответили ему тишиной. Отроги отразили слабое эхо его крика.

– Якоб! – крикнул солдат ещё раз. – Не придуривайся, спускайся! Посмотри сюда, мы привели двух коней для вас! И свежую одежду! Спорим, вы здесь провоняли за зиму что те лесные хорьки!

– Скажи крестьянину, пусть оставит нас в покое!

– Да он и так оставил вас в покое!

– Да ну?

– Он говорит, что ты тут хоть плесенью покройся, ему всё равно!

– А Мария?

– Она тоже может спокойно плесневеть! Но может и пойти домой, если хочет, крестьянин её не убьёт!

– Кто это сказал?

– Сам крестьянин!

– Зачем тогда вы пришли?

– По приказу капитана!

– Какого ещё капитана?

– Ну, нашего капитана, дубина ты этакая! Бенджамена Фон дер Вайда, командира третьей роты Лесного полка!

– Да мне насрать ему в шапку! Я с почестями уволен со службы!

– Капитану тоже насрать тебе в шапку! Но у него есть приказ доставить тебя вниз!

– От кого?

– От короля!

– Какого короля?

– Короля Франции, кретин ты этакий! Людовик XVI желает, чтобы ты немедленно прибыл!

– Король? Чтоб я прибыл? С чего бы это?

– Подчиняйся, чёрт возьми, приказу!

– А Мария?

– Она королю без надобности. Может здесь хоть заплесневеть, как уже сказано.

– А если мы не спустимся?

– Тогда мы тебя достанем! У капитана есть сотня горных стрелков, уж они-то тебя изловят.

– Это мы ещё посмотрим.

– Когда-то и ты заснёшь. А рота из горной сотни не спит никогда. Так что не придуривайся, Якоб! И не пытайся сбежать! Нет на земле такого места, где бы тебя не смог найти король Франции!

После этого они перестали перекрикиваться, и между горными вершинами опять воцарилась тишина. Мария и Якоб не спустились вниз, а удобно устроились в своём укрытии между двумя медвежьими шкурами. Солдаты сели на скамью возле пастушьей хижины, откупорили бутылку грушевого шнапса и постепенно выпили её до дна. Снежные поля на отрогах гор сперва пожелтели и порозовели, потом стали лиловыми и голубыми. Когда наступила ночь, солдаты были уже приятно согреты грушевым шнапсом, и их одолела сонливость. Они вошли в хижину и уснули на соломенном тюфяке Якоба.