Севак Арамазд - Гора Солнца

– Эй, парень, проснись, твои ягнята слопали всё поле! – вдруг, точно отдалённый гром, коснулся его слуха чей-то басистый голос, эхо которого волнами прокатилось в гигантской пустынности Ущелья Фиалок.

Застигнутый врасплох, Арег встрепенулся и стал озираться по сторонам: никого не смог разглядеть на противоположном медно-рыжем каменистом склоне, но тут же понял, что кричал полевой сторож Ванатур. Потом заметил, что ягнят рядом и в самом деле нет, и ужаснулся. Он быстро поднялся с белого камня, на котором сидел, и кинулся вверх по холму – туда, где тянулись узкие полосы засеянной ячменём земли, разделённые островками травы, обильно пробившейся между булыжниками. Ещё не успев обогнуть куст дикой розы, вспомнил, что оставил свою книгу рядом с белым камнем, и рванулся было назад, но тут снова прогремел голос Ванатура, на сей раз – словно с небес:

– Парень, книга никуда не убежит, говорю тебе: ягнята затоптали ячмень. Или мне самому прийти?..

У Арега сердце оборвалось при мысли, что сторож расскажет о его проступке и опозорит его перед отцом. Стремглав подбежал он к камню, подхватил на ходу книгу и хворостину, краем глаза заметил, как на противоположном склоне ущелья от длинной тени нависших скал отделилась белая фигура Ванатура: сидя на белом коне, он одной рукой держал уздечку, а другой размахивал в воздухе чем-то странным, похожим на длинную изогнутую дубину. Ванатур находился так далеко, что с этой стороны ущелья на вид казался не больше орла, усевшегося на уступ скалы, но ведь хорошо известно, что он так же зорок, как орёл, и ничто не укроется от его глаз.

– Иду, дедушка, я за хворостиной вернулся!.. – крикнул Арег в ответ и уже сделал было шаг в направлении холма, когда перед ним сверкнула, словно плывущая над землёй, его любимая астра, которую он в спешке чуть не затоптал. Неимоверным усилием ему в последний миг удалось отпрянуть, отвернуть в сторону. Он неловко свалился на бок, больно ударившись коленом об острый камень, спрятавшийся в траве, однако быстро вскочил на ноги и тревожно оглянулся: астра стояла, как была, кротко склонив головку в сторону заходящего солнца. Он любил, любит и вечно будет любить Астхик – независимо от того, скажет она «да» или «нет»: он готов ко всему. С чувством достойно принявшего своё поражение человека глянул на разбитое колено и великодушно игнорировал ноющую боль: так даже приятней, убедительней. На ходу потерев ушибленный бок, положил книгу под мышку и, крепко сжав хворостину и уже больше ни на что не отвлекаясь, устремился вверх по склону.

– Бел-бел-бел, – остановившись на краю поля, позвал он сначала ягнят, а затем телёнка: – Бжо-бжо-бжо!.. – Однако клич его замер, не дождавшись никакого отголоска.

Ягнят не видно, но телёнок Чернуш – большой, его нельзя не заметить. Арег внимательно осмотрелся и наконец обнаружил их следы: протоптанная извилистая дорожка тянулась через поле к видневшимся впереди высоким кустам на каменном островке. Он ступил на поле и сразу же ощутил своеобразный, словно процеженный аромат, исходящий от остроконечных листьев озимого ячменя. В густой зелени, обрамлявшей каменный островок, он вскоре разглядел спины своих ягнят с мягкими колечками шерсти, а потом увидел и телёнка, его круглую, слюнявую мордочку и проворный длинный язычок, которым он лениво и как бы нехотя подтягивал к себе стебли травы и уплетал, аппетитно похрустывая. Самый большой из ягнят, молодой барашек с только что пробившимися рогами, жадный и строптивый, перестал жевать и дерзко уставился на Арега, точно недовольный тем, что ему помешали насладиться сочным лакомством. Его нахальный вид выдавал в нём зачинщика этого проступка. Арег выдворил этого барашка с поля первым.

– И тебе не совестно? Постыдись, постыдись! – попенял ему Арег теми же словами, какими иногда укорял его отец, а затем вывел с поля остальных ягнят и телёнка и погнал их вниз.

– Чернуш, – обратился он к телёнку, – назначаю тебя сторожем, присматривай за ними, больше не подпускай к полю, пока я буду искать того непутёвого. – Арег имел в виду их единственного козлёнка, своего ужасно бестолкового любимчика: глазом не успеешь моргнуть, как его точно ветром сдуло – то он на дне ущелья, то на вершине горы. – Ты понял, Чернуш?

Телёнок промолчал; наклонив голову, он безучастно посмотрел вслед уходящему Арегу, потом вытянул морду и стал обнюхивать книгу и хворостину. Ясное дело: хворостина и есть хворостина, ею погоняют, но книга не похожа ни на один известный ему предмет, даже на тот плоский камень, с которого он слизывает соль, насыпанную для него людьми. Чтобы убедиться в этом, Чернуш коротко лизнул своим шершавым языком буквы на обложке – и вдруг вспомнил материнское вымя, ощутил тугие соски и головокружительный вкус молока; он вздёрнул голову, устремил взгляд куда-то поверх ущелья и издал короткое и тоскливое мычание.

Арег обошёл все каменные островки на ячменных полях, но козлёнка так и не нашёл. С минуту он постоял в растерянности, потом, подминая траву, поднялся на макушку последнего островка и посмотрел вниз, в глубь соседнего лога. Там на противоположном берегу мелкой речки, на гребне небольшого утёса, окружённого густыми зарослями шиповника, он обнаружил своего козлёнка, который, издали заметив хозяина, махнул куцым хвостом и умоляюще заблеял.

– Дурачок! – недовольно фыркнул Арег и побежал вниз по склону.

Перейдя речушку, он несколько раз обошёл утёс, но не сумел отыскать прохода в непролазных зарослях. Как козлёнок проник внутрь сквозь эту плотную колючую стену и оказался на вершине утёса, понять было невозможно. Он прижимался к камням, и его тонкие, хрупкие ножки подрагивали от страха.

– Как влез, так и спускайся! – приказал Арег.

Козлёнок глянул на него сверху и отозвался жалобным блеяньем: «Ме-е…»

Арег махнул рукой, втянул голову в плечи, лёг на землю и осторожно пополз сквозь кустарник. Весь исцарапанный, он вскоре вылез по другую сторону зарослей, поднялся на ноги и, отряхнувшись, стал пытаться вскарабкаться на утёс. Однако в своей верхней части эта каменная глыба оказалась такой гладкой, что продолжать восхождение было невозможно. Тогда Арег опёрся ногой на небольшой выступ, напрягся всем телом, протянул руку и, кое-как ухватив козлёнка за заднюю ножку, стал подтягивать его к себе, но тот заупрямился и, горестно вскрикнув, застыл на месте, оцепенев от ужаса. Арег повторил попытку, встал на цыпочки, вытянулся и на сей раз так дёрнул козлёнка за ногу, что тот упал на живот, распластался и начал сползать, осыпая Арега щебнем; при этом один из острых обломков врезался ему в щиколотку. Арег вскрикнул от боли и чуть не свалился вместе с козлёнком, но неимоверным усилием сумел удержаться; боком прижавшись к скале, он другой рукой схватил козлёнка за передние ноги и стащил его себе на плечи, после чего осторожно спустился. Когда наконец он снова продрался сквозь кусты шиповника и опустил козлёнка на землю, грудь и руки у него были ободраны в кровь; боль была такая, словно его искусал целый рой разъярённых ос. Мордочка и ноги козлёнка тоже были исцарапаны; он так перепугался, что не смел шевельнуться. Потерянный, жалкий, он дрожал всем телом. Арег взял его на руки, обмыл водой из речушки его раны, точь-в-точь как заботливая мама моет грязнулю-сына.