Андрей Талиевич - Одесские зарисовки

Старик дрожащими губами допил пиво, взял костыли, шумно встал из-за стола и медленно направился к выходу.

– Если что с «командирскими» будет не так – заходите. – оглянулся он в дверях и устало, вымученно улыбнулся…

«А ведь по годам службы выходит, что он мой ровесник!!!» – вдруг холодом обдало мне затылок…

Брошенная жизнь

Лежу на диване в темноте с закрытыми глазами. Тишина. И темнота. Вот так бы хоть пару дней. Никого, совсем никого и ничего не видеть, не слышать. Ни рекламно-навязчивой пропаганды телевизора, ни кричащего яркими фейками и новостями интернета, ни сводящего скулы тёрпкостью айвы телефона. Тишина… Вот так хотя бы пару дней… Или недель…

«Я прошу, хоть не надолго,

Боль моя, ты покинь меня,

Облаком, сизым облаком,

Ты полети к родному дому,

Отсюда к родному дому»… –

запел любимым Штирлицем ненавистный телефон, и я с досадой ответил:

– Да!

– Привет, Андрей, – услышал я голос старинного, как сама моя жизнь, друга Саши. – Я тут возле твоего двора, у меня 0,7 «Столичной», маслины, грибочки, сыр, капусточка, сырокопченая колбаска и томатный сок.

– Проблемы с Ларисой? – спросил я.

– И откуда ты уже всё знаешь? – с ревнивым подозрением поинтересовался Саша.

– Ой, тоже мне новость! А чего ещё ты будешь крутиться с водкой и закусоном в 10 вечера у моего двора? Шурик, не делай мене тут хохму на ночь.

– Ну да, ты прав, с Лорой проблемы… – как-то совсем тускло ответил Саша.

– Думаю, что томатный сок таки будет лишним. И що ты там стоишь, а ещё не здесь? – раздраженно ответил я, понимая, что спокойного вечера в тишине уже не будет, а завтра не будет здоровья как минимум до обеда…

– Ну и что они тебе предложили? Опять идешь мотористом за эти несчастные полторы тысячи евро в месяц? Саша, разве я выходила замуж, чтобы сидеть дома и за полторы штуки ждать тебя и растить твоего сына пока ты болтаешься где-то в море как дерьмо в проруби?

– Лора, ты за кого выходила замуж? Ты что, не знала, что я моряк? Что я моторист?

– Вот именно, что я вышла замуж за моториста и за 25 лет ничего не изменилось! Ты как был четверть века назад мотористом, так им и остался! Вон другие, тот же Толик, уже капитан! У них уже и дом на 15-й Фонтана, и домик в Испании. А мы как жили на этой вонючей Молдаванке – так и живём.

– Если тебя я не устраиваю таким, какой я есть, то я силой не держу.

– Значит, развод! – зло поставила точку в разговоре и в совместной жизни с Сашей Лариса.

– Вот такие дела, Андрюша, – подытожил свой рассказ друг, разливая по рюмкам водку, – она меня бросила, выкинула из своей жизни, как будто и не было ни общих двадцати пяти лет жизни, ни общего сына.

– Знаешь, Саня, это она не тебя бросила, это она себя бросила. И свою жизнь. И уже вряд ли сможет её найти…

В следующий рейс Саша ушёл уже холостяком.

…Прошло два года. Как-то вечером зазвонил телефон.

– Андрюшенька, привет! Как дела? – промурчал игриво голос Ларисы.

– Привет!

– Слушай, у нас тут с мужем некоторые трудности с банком. А! Ха-ха, ты же не знаешь! Я вышла замуж, супруг бизнесмен, и у нас временные трудности с банком. Его квартира под кредитом, и мы решили продать мою, что осталась от родителей, чтобы вложить в бизнес. Ты нам поможешь с продажей?..

Бежевые обои

Аркадий лежал в своем доме на Большом Фонтане в комнате с бежевыми итальянскими обоями. Он умирал. Умирал тяжело, ему огромной гирей давило грудь, жгло внутренности так, что уже не помогали ни морфий, ни ледовый компресс. Рак… Он не разбирает президент ты или клошар, живёшь на вилле с видом на море или в трущобах Пересыпи. «Обои, как раздражают эти чёртовы бежевые обои… Кажется, в Риме меня уговорила купить их Люся…» – подумал Аркадий.

– Лю-ю-юся! – прокричал Аркадий, но вышел не крик, а лишь полушёпот-полустон.

– Что, Аркашенька? Я здесь, я с тобой, любимый, – выдавила из себя Люся и отерла мокрый лоб мужа.

«Люся… А ведь она до меня была Генкиной невестой. Отбил я тебя, Люся…»

– Что ты, милый, не бил ты меня никогда, – ответила Люся и повернула полное отчаяния лицо к домашнему доктору Виталию Арнольдовичу, – бредит.

– Не мешай. Я вспоминаю, – опять прокричал полушепотом Аркадий.

«Да, Генка… Друг. Нет, не друг. Почти брат. Брат, но только не по крови, а по жизни. Сколько себя помню – всегда был рядом. И даже после того как Люська из его невесты превратилась в мою жену…

…Помню, купили у Сёмы в складчину старый мопед «Верховину» за 30 рублей. Долго, бесконечно долго собирали на него. Насобирали 18 рублей. Отец сжалился и добавил 12 рублей. Но с условием, что учиться кататься будем при нём. А потом пожалел, что добавил денег. Мопед он называл дикой необъезженной кобылой и успокаивало его только то, что он чаще был поломан, чем ездил…»

– Ой, больно! – зашептал Аркадий, – давит, горит внутри.

– Виталий Арнольдович, может, ещё укол ему?

«Да… А потом мы мопед продали. Этому болвану Липицкому Олегу. За 50 рублей. Ха-ха! Ну не поц? Купить то, что ездит даже не через раз. Я потом, уже в кризис 2008-го, видел Олега. Он рылся в альтфатере на Комитетской возле универсама. Увидел меня и отвернулся. Аж покраснел. Наверное, от злости. Не может тот мопед простить.

А потом мы с Генкой в складчину купили старый горбатый «Запорожец». Даже ездили на нём без прав. И ни разу не попались ГАИ. Так и сгнил он потом в нашем дворе под старой ивой. А потом кооператив с Генкой открыли. А тут в соседнем дворе вдруг превратилась из гадкого утенка в белого лебедя Люська. Ей было 18 лет, когда Генка ввел ее в наш круг своей невестой. Через год должна была быть свадьба. Свадьба была через год, но Генка был на ней шафером, а женихом – я.

…Эх-хэ… Ой как давит, как же жжёт грудь….

К концу 90-х у нас с Геной уже были пошивочный цех, магазин и два контейнера на 7-м километре. А потом пришли бригадные. Платить им, видите ли, надо. За «крышу». Я знал взрывной характер Генки. Он, конечно, платить отказался бандитам. А я отошел от споров в сторону и уехал отдыхать в Рим. И там мы купили эти ненавистные бежевые обои. Ненавижу их! Но в то же время благодаря им я всё помню…

А Генку тогда застрелили. Я знал, что так всё закончится, и поэтому даже не отговаривал его от споров с бандитами. Застрелили его на входе в парадное, выстрелили в затылок почти в упор, лицо разворотило так, что хоронили в закрытом гробу. С бандитами я договорился, маме Гены даже помогал потом первое время. Но фирма, как и Люся до этого, была уже моей. Только моей!

…Ой, как всё болит, жжёт внутри, как давит на грудь!..

Всё, всё бы отдал, бизнес, дом в Италии, эту виллу, деньги, – только бы снова дышать… Свободно, без боли, дышать… Как тогда, когда собирали с Генкой складчину на мопед…»