Геза Гардони - Звезды Эгера. Т. 2

Что почувствовал Добо, услышав это известие?

Идет турецкая рать, которая сокрушила летом две самые могучие твердыни Венгрии: Темешвар и Солнок, захватила Дрегей, Холлокё, Шалго, Буяк, Шаг, Балаша-Дярмат – словом, все, что пожелала. Идет турецкая рать, хочет подчинить владычеству султана то, что еще уцелело от Венгрии.

И вот турки уже здесь. Надвигаются, как страшный Божий суд, как палящий огонь, как кровавый вихрь. Сто пятьдесят тысяч тигров в человеческом обличье, диких зверей, опустошающих все вокруг. А может быть, их даже двести тысяч. Большинство из них с юных лет приучено стрелять из лука и ружья, влезать на стены, переносить лишения походной жизни. Сабли их изготовлены в Дамаске, панцири – из дербентской стали, копья – работы искусных индостанских кузнецов, пушки отлиты лучшими мастерами Европы; пороха, ядер, пушек, ружей у них тьма-тьмущая. А сами они – кровожадные дьяволы.

И что же им противостоит?

Маленькая крепость, шесть жалких старых пушек и чугунных труб – пищалей, которые тоже называли пушками.

Что же мог почувствовать Добо!

Гонец Иштван Бакочаи влетел в крепость и соскочил с коня. Потный, окровавленный, запыленный, остановился он перед Добо. К седлу привязана голова турка, смуглолицая, с вьющимися усами. У Бакочаи левая половина лица почернела от запекшейся крови.

– Честь имею доложить, господин капитан, – сказал он, щелкнув каблуками, – турки уже здесь, черт бы их побрал!

– Только передовой отряд, – спокойно поправил его Добо.

– Да, господин капитан, передовой отряд. Всю рать не удалось увидеть: она за Абоньским лесом, но в передовом отряде, черт бы их побрал, у них проворный народ. Как только приметили нас, тут же схватили двоих. За мной тоже погнались. Дальше всех гнался вот этот черномазый, черт бы его побрал!

– А где же твои товарищи?

Витязь глянул в сторону ворот и отрапортовал:

– Моются в речке, черт бы их побрал!

– Ну, – сказал Добо, – с нынешнего дня ты младший сержант. Ступай выпей кружку вина, черт бы ее побрал, – добавил он усмехнувшись.

Во дворе крепости теснились люди, чтобы поглядеть на отрубленную голову. С макушки ее свисала длинная прядь. Ухватившись за эту прядь, Бакочаи держал на весу мертвую голову и гордо показывал ее всем.

Как только разнеслась весть о приближении турок, крепость превратилась в гудящий улей.

Все сгрудились вокруг Бакочаи, чтобы послушать его и воочию увидеть отрубленную голову турка. Даже женщины выбежали из пекарен и кухонь. Поднявшись на цыпочках позади собравшейся толпы, слушали они рассказ воина и с ужасом смотрели на басурманскую голову, из которой еще капала кровь.

Все это происходило, конечно, после того, как Добо вместе со старшими офицерами покинул рыночную площадь и направился ко дворцу, где они решили посовещаться.

Повесив голову турка на сучок липы, Бакочаи уселся на стул и подставил голову цирюльнику.

В крепости было тринадцать цирюльников – четыре мастера и девять подмастерьев. Собрали их сюда, конечно, не для того, чтобы брить головы и стричь волосы. В их обязанности входило промывать, зашивать раны, останавливать кровь квасцами. А что же делали врачи? Да их во всей стране было меньше, чем сейчас в любом захолустном городишке. Цирюльники везде сходили за врачей.

Все тринадцать цирюльников кинулись к Бакочаи, надеясь расспросить его о новостях.

Прежде всего они стащили с него доломан и рубаху. Самым старшим из цирюльников был мастер Петер – он первый и взялся за дело.

Перед Бакочаи держали большую глиняную миску и кувшин с водой.

И помыли Бакочаи как следует, по-венгерски!

Пока ему промывали длинную рану на голове и прикладывали квасцы, он покорно терпел. Когда же рану начали зашивать, Бакочаи вскочил, опрокинул стул, миску, цирюльника, его помощника и, рявкнув: «Черт бы вас побрал!», пошел в казарму.

– Ишь ты, выдумали, как штаны, меня зашивать, черт бы их побрал!

Он сорвал с края окна большую паутину, приложил к ране и сам ее перевязал. Потом сел за стол, наелся сала, выпил вина, лег на соломенный тюфяк и сразу заснул.

Почти одновременно с солдатом, тоже верхом, прибыл в крепость крестьянин. Он был в сермяге и черной шляпе с загнутыми полями. В руке держал высокий зеленый посох.

Когда Добо кончил беседу с солдатом, крестьянин, не слезая с коня, спросил какую-то женщину:

– Который здесь господин капитан?

– Вот тот высокий господин, что проходит мимо цирюльников, – указала женщина. – Сами можете признать его по перу на шапке.

Крестьянин посмотрел в указанную сторону и прежде всего увидел цирюльников. Все тринадцать были заняты стрижкой. Пятерня в волосы, несколько взмахов ножницами – и готово! Так они обстригли почти наголо всех офицеров: длинные, отпущенные до плеч волосы могли загореться, да и причесываться некогда во время осады.

Крестьянин сошел с коня, привязал его к дереву, пошарил в своей суме и, вынув из нее письмо с большой печатью, побежал вслед за Добо:

– Господин капитан, я привез письмо!

– От кого?

– От турка.

Добо помрачнел.

– А как же ты посмел привезти? – крикнул он, топнув ногой. – Может, ты сам турок?

У крестьянина ноги подкосились:

– Какой же я турок, прошу прощенья. Я Калба.

– А знаешь ли ты, что венгерцу грешно возить письма неприятеля? – И Добо приказал солдатам: – Взять его под стражу!

Двое солдат с пиками встали по обе стороны крестьянина.

– Милостивый витязь, – взмолился крестьянин, – меня же заставили!

– Тебя могли заставить только взять в руки письмо. А привезти его сюда никто не мог тебя заставить. – И Добо взглянул на солдат: – Стойте здесь!

Он велел трубить сбор и, скрестив руки, встал под липой, где висела голова турка. Ждал, пока соберется народ со всей крепости.

Не прошло и трех минут, как все сбежались. Офицеры окружили Добо. Солдаты выстроились, позади всех стали крестьяне и женщины.

Добо заговорил:

– Я созвал население крепости потому, что турок прислал письмо. С неприятелем я не переписываюсь. Если враг присылает письмо – швыряю ему обратно или вколачиваю в глотку тому, кто его посмел принести. Только это первое письмо велю я прочитать и немедленно перешлю королю. Пусть он убедится воочию, что турок здесь и нам нужна подмога. Я и без того знаю, что в письме: они грозят или торгуются с нами. Угроз мы не боимся, в торг не вступаем. Родина не продается ни за какие деньги! Но чтобы вы собственными своими ушами слышали, как разговаривает неприятель, я велю прочесть письмо. – И он протянул письмо Гергею, зная, что тот ученей всех в крепости и с первого взгляда разберет любой почерк: – Прочти вслух.

Гергей встал на камень. Он сломал печать, стряхнул песок с бумаги, посмотрел подпись и сказал: