Маргерит Дюрас - Вице-консул

– Мы еще поговорим об этом, но я хотел бы сейчас сказать вам несколько слов…

Взгляд лучезарен. Я в вашем распоряжении. Посол медлит, потом кладет руку на плечо вице-консула – тот вздрагивает. Посол, однако, увлекает его к буфету.

Вокруг шепчутся: посол, наш-то, вы видели этот жест, он изумительный человек.

– Идемте… хочу сразу вас успокоить… Эти досье, я им не верю… да и не надо преувеличивать, ничего такого, уж такого ужасного в вашем досье нет…

Рука соскальзывает с плеча. Посол просит два бокала шампанского. Они пьют. Глаза вице-консула не отпускают посла. Тому, похоже, не по себе под этим взглядом.

– Идемте, – они переходят во вторую гостиную, – здесь слишком шумно.

– Если я правильно понял, друг мой, вы хотели бы в Бомбей… Но ведь в Бомбее вы не сможете занять тот же пост, что в… Лахоре. Ваша кандидатура будет отклонена, вы сами понимаете, не правда ли, слишком рано, да, пока еще. А вот если вы останетесь здесь… Время работает на вас. Вы же знаете, Индия – это бездна равнодушия, в которой тонет все. Если вы хотите, я готов оставить вас в Калькутте.

– Если этого хотите вы, господин посол.

Посол как будто удивлен.

– Вы не будете настаивать на Бомбее?

– Нет.

– Сказать по правде, меня бы это устроило. И потом, на Бомбей такой спрос…

Посол смотрит в его глаза и, должно быть, теряется, видя в них то ли наглость, то ли страх.

– Знаете, – говорит он, – карьера – штука загадочная: чем больше ее хочешь, тем меньше она удается… Своими руками карьера не делается. У вас есть тысяча возможностей быть вице-консулом Франции, вы понимаете, что я хочу сказать? Лахор – это, конечно, досадно, но, если вы сами его забудете, другие забудут тоже, понимаете?

– Нет, господин посол.

Посол, кажется, хочет отойти от вице-консула. Нет, передумал.

– К Калькутте вы не привыкаете?

– По-моему, привыкаю.

Посол улыбается.

– Вот задали задачу… что же с вами делать?

Вице-консул поднимает глаза. Наглость, должно быть, думает посол, более подходящее слово.

– Мне, может быть, вообще не следовало приезжать в Индию?

– Может быть. Но ведь есть лекарства от… нервозности, от… всего, что так называют, вы это знаете?

– Нет, не знаю.

Женщины думают: нужно, наверно, одной из нас с ним поговорить. Женщина, заботливая и умная, обратилась бы к нему, и тогда он, возможно, разговорился бы. Даже просто терпеливая женщина, возможно, большего ему и не надо.

Посол снова порывается отойти. И опять передумывает. Он должен с ним поговорить, должен поговорить сегодня вечером с этим человеком, который смотрит на него мертвым взглядом.

– На старте, дорогой мой Н., мы все, даже я – все на равных. Одно из двух – либо уедешь, либо останешься. Если остаешься и не можешь видеть вещи такими, какие они есть, нужно… искать, да искать иной угол зрения, измыслить, как… – Никакого ответа, вице-консул слушает. – Есть ведь что-нибудь такое, что вы любите делать, что вы могли бы делать здесь?

– Трудно сказать, но я буду рад советам.

Похоже, он выпил. Взгляд неподвижен. Да слушает ли он? На этот раз посол умывает руки.

– Я жду вас в четверг у себя в кабинете, в одиннадцать, вам удобно? – Он наклоняется и добавляет совсем тихо, глядя в пол: – Послушайте… взвесьте хорошенько все «за» и «против», если вы не ручаетесь за себя, лучше вернитесь в Париж.

Вице-консул с поклоном отвечает: да.

Посол подходит к Джорджу Кроуну. Теперь он говорит быстро, другим тоном, нежели с вице-консулом. Его взгляд вдруг загорается интересом. Чарльзу Россетту кажется, что вице-консул приближается к ним в толпе, и он приближается тоже. Они слышат. Посол говорит об охоте в Непале. Посол часто ездит охотиться в Непал, это его страсть. Анна-Мария всякий раз отказывается ехать с ним.

– Я больше не настаиваю… ты же знаешь ее, в прошлый раз она все-таки согласилась, но все равно любит только дельту.

Чарльз Россетт сталкивается нос к носу с вице-консулом, и тот говорит ему, смеясь:

– Иные женщины сводят с ума надеждой, вы не находите? – Он смотрит в сторону Анны-Марии Стреттер, которая, с бокалом шампанского в руке, рассеянно слушает кого-то. – Те, что живут, будто дремлют в водах доброты, не делающей различий… те, к кому сходятся волны всех страданий, женщины, ласковые ко всем.

Он пьян, думает Чарльз Россетт. Вице-консул смеется беззвучно, как всегда.

– Вы думаете… именно это?

– Что?

– Это… привлекает?

Вице-консул не отвечает. Уже забыл, что сказал? Он внимательно смотрит на Чарльза Россетта.

На Чарльза Россетта, который пытается рассмеяться, – не получается, и он отходит.

Чарльз Россетт снова пригласил Анну-Марию Стреттер на танец. А вице-консул теперь чего-то ждет. Протест против его присутствия здесь явно нарастает. Видно, что он это чувствует. Но никому и в голову не пришло, что он ждет случая пригласить на танец Анну-Марию Стреттер. И вокруг шепчутся: чего он ждет, почему не уходит?

Танцуют всего человек десять. Жара и вправду отбивает охоту. Жена испанского консула подходит к вице-консулу, который стоит один, заговаривает с ним. Он едва отвечает ей. Она отходит.

Застыв у двери, он ждет, это видно, очень ждет, никто не понимает, чего.

Шанс ему дает Чарльз Россетт. Он останавливается у двери, когда кончается танец, и в ожидании следующего заговаривает с ним. Так и Анна-Мария Стреттер оказывается перед вице-консулом, он кланяется ей. И вот они идут в круг танцующих, она и этот человек из Лахора.

Идут, и вся белая Индия смотрит на них.

Все ждут. Они молчат.

Ждут. Они по-прежнему молчат. На них смотрят уже меньше.

Она немного вспотела, испарину освежает теплый ветерок, который гоняют вентиляторы под потолком, без них белому в Калькутте не жить. Вокруг шепчутся: смотрите, какое бесстыдство. Шепчутся: мало того, что она танцует с вице-консулом из Лахора, она еще и разговаривает с ним. Шепчутся: последним прибыл в Калькутту не вице-консул из Лахора, нет, а тот высокий молодой блондин со светлыми печальными глазами, Чарльз Россетт, видите, вон он, у буфета, смотрит, как они танцуют, он уже много танцевал с ней сегодня, он, могу поклясться, что это он следующим отправится за всеми остальными на виллу в дельте. Посмотрите на него, он как будто чего-то боится… нет… он не смотрит на них больше, ничего в этом нет такого, ничего, и ничего не произойдет, ровным счетом ничего.

Вице-консул не может не замечать, что вокруг него все танцуют медленно, что ей жарко, что он танцует, как в Париже, что так не принято и что она немного тяжелее в танце, чем казалось со стороны, что она противится движению. Вице-консул, который не замечает, похоже, вообще ничего, это заметил: пробормотав извинение, он замедляет темп.