Тиффани де Бартоло - Как убить рок-звезду

Лоринг не понимал. Он относился к своей работе слишком легко, слишком практично. Для него она не была вопросом жизни и смерти, как для Пола и для Дуга. Он не чувствовал ни важности своего предназначения, ни губительности того бизнеса, в котором сам успешно работал.

Я подняла глаза от стакана, поймала его взгляд и немедленно почувствовала себя виноватой.

– Даже не верится, что ты еще разговариваешь со мной, – сказала я, потянувшись, чтобы дотронуться до него. Потом я передумала и спрятала руку. – Лоринг, прости меня, пожалуйста, за то, что я всю неделю отказывалась говорить с тобой и не отвечала на звонки, и за поцелуй.

Он взял мой стакан и пошел к раковине.

– Ты, наверное, думаешь, что мне поможет только лоботомия?

Он облокотился на раковину, будто ему было трудно стоять.

– Я думаю, что ты страшно несправедливо поступила с Полом. Ты понимаешь, что он сейчас уверен, что между нами что-то было? Гораздо большее, чем этот поцелуй.

– Я так и хотела. Признайся, что только дурак может отказаться от турне с «Дроунс».

– Тебе никогда не приходило в голову, что Пол хочет от жизни совсем не того, что ты думаешь?

– Он сам не знает, чего хочет.

– Отлично знает. Я думаю, что больше всего он хочет быть с тобой.

– Значит, он еще больший дурак, чем я думала.

Пока Лоринг наводил порядок на кухне, я собрала все силы и сделала то, что уже давно собиралась. Я позвонила Майклу и Вере.

Сняла трубку Вера, и тон у нее был неласковый.

– Мать моя женщина. Элиза, Пол совсем свихнулся. Ты понимаешь, что делаешь?

– Можно я поживу у вас несколько дней?

– Поживешь у нас? А больше ты ничего не хочешь сказать? Я ведь тебе друг, не забыла? Два дня назад ты говорила, что Лоринг тебя не интересует.

– Могу я пожить у вас или нет?

Вера закрыла трубку рукой, сказала что-то, чего я не слышала, а потом опять заговорила со мной.

– Майкл говорит, что у нас нет места.

У них был раскладной диван и достаточно места.

– Хорошо, понятно.

Я повесила трубку.

– Ты можешь пожить здесь, – сказал Лоринг.

– Спасибо, но, по-моему, это не самая удачная мысль.

– Знаешь, я считаю, что ты поступаешь неправильно. Но если уж ты решила внушить Полу, что у нас бурный роман, то, наверное, не стоит переселяться к брату.

Он был прав. И у меня все равно не оставалось выбора. Квартира Бёрка и Квинни напоминала строительный вагончик, а когда я перезвонила Майклу, Вера сказала, что он не может говорить, потому что он сейчас с Полом.

Постель в гостевой комнате выглядела так же аппетитно, как в прошлый раз, и я даже собралась спать не разбирая ее, чтобы не портить картины.

Лоринг дал мне дополнительное одеяло на случай, если я замерзну, и сказал, что, если мне что-нибудь понадобится или просто захочется поговорить, надо только стукнуть в дверь его спальни. Он пожелал мне спокойной ночи, а потом нерешительно задержался в дверях.

– Я понимаю, что это не мое дело, но все-таки я должен тебе сказать, что он имеет право знать правду.

– Обещай, что ты ничего ему не скажешь.

– Элиза…

– Пожалуйста, Лоринг. Обещай.

Он почесал висок.

– Обещаю.

На следующее утро я проснулась потому, что Лоринг деликатно стучал в дверь. Потом он просунул голову в комнату.

– Там пришел твой брат.

Я села и откинула волосы с лица.

– Ты ему ничего не сказал?

– Нет. И он смотрит на меня как на воплощение мирового зла. Он думает, что это я во всем виноват.

У Майкла было лицо совершенно запутавшегося человека, а глаза сужались каждый раз, когда Лоринг шевелился. Я никогда раньше не видела, чтобы он так демонстративно выражал враждебность, и сразу занервничала.

Лоринг извинился и быстро ушел, сказав, что обещал сыграть с Шином и Уолкером в футбол, хотя на улице был январь. Перед этим он на минутку отозвал меня в сторону.

– Я прошу тебя, думай, перед тем как что-нибудь сделать.

Майкл стоял лицом к стеклянной стене и не обернулся до тех пор, пока Лоринг не вышел из комнаты. Потом он уставился на меня, глубоко засунув руки в карманы пальто.

– Я здесь только потому, что меня просил об этом Пол. Я понятия не имею, что говорить.

Он покружил по комнате, подошел к столу и взял в руки фотографию, но которой близнецы были сняты с Дутом и Лили.

– Ты можешь не стесняться и объяснить мне, что, в конце концов, происходит, – вздохнул он, поставив фотографию на место.

Я закусила щеки.

– Это очень сложно.

– Сложно? Мягко сказано. Я думал, у вас с Полом любовь. Я думал, это серьезно. Ты хоть представляешь, каково ему сейчас?

Я была уверена, что не хочу этого знать. Чтобы продолжать спектакль, который я задумала, я должна была верить, что Пол пребывает в состоянии постоянного блаженства и на лице у него сияет привычная хамоватая улыбка.

– Я хотела бы все объяснить, но не могу.

– Может, хотя бы постараешься? – Майкл не повышал голоса, но в этом не было необходимости. Каждый его жест выражал горькое недоумение, а от стоического спокойствия в сочетании с ростом и прической мне хотелось убежать и спрятаться. Казалось, что меня укоряет Авраам Линкольн.

– Знаешь, когда у вас с Полом все началось, я ночей не спал, потому что боялся, что он разобьет тебе сердце. Я бы в жизни не додумался, что это ты будешь вертеть хвостом. – Он злился все больше.

Если у него была задача смешать меня с пылью, то ему это прекрасно удавалось. Смешно только, что он должен был бы благодарить меня, а не упрекать.

– Элиза, я слышал ту песню в Бостоне…

– Послушай, мне сейчас меньше всего нужен судья. Ты ведь не знаешь, что я делаю и почему.

– Ты спишь с Лорингом или ты не спишь с Лорингом?

Я знала, что этот вопрос задает мне не Майкл. Вряд ли он сам захотел бы знать это.

– Пол велел тебя спросить?

– А что, это имеет значение для ответа?

Мое ответное молчание еще больше разозлило его. Он широкими шагами подошел к лифту и нажал кнопку.

Я осторожно приблизилась к нему.

– А как ваше турне?

– Турне? Что турне?

Пришел лифт, и Майкл спешил побыстрее зайти в него, но я преградила ему дорогу.

– За прошедшие сутки Пол что-нибудь говорил о турне?

– Скажу так: в связи с недавно возникшими обстоятельствами он будет рад возможности отвлечься на некоторое время.

Я отступила, дверь лифта закрылась за Майклом, и я ясно услышала звук, с которым разбилось мое сердце.

До отъезда группы в Сан-Франциско каждый новый день был для меня как иголка, воткнутая в грудь. С тех пор как от меня ушел Адам, я еще никогда не чувствовала себя такой потерянной. Только Лорингу как-то удавалось поддерживать меня на плаву. Его дружеское внимание было безукоризненным. Он бегал со мной, он звонил мне на работу, он проверял, поела ли я; его сострадание и доброта дошли до того, что он пригласил меня съездить на выходные в Вермонт к его родителям.