Любко Дереш - Голова Якова

Искрирамовцы задрапировали класс розовой тканью, окна закрыли матрацами. Светились гирлянды, и пахло сандалом. Люди лежали на матах, на табуретах сидели девушки в серебряных и золотых трико. Женя объяснила, что серебряный и золотой помогают «держать пространство». Женя кивнула в сторону молодого человека, сидевшего между букетов цветов. Его глаза следили за танцем двух девушек – в серебряном и золотом. Поставили «Ласковый май». Комната детсада уже не была комнатой детсада. Люди по одному присоединялись к танцовщицам. Майе стало стыдно. Женя разулась и тоже пошла на маты танцевать.

От силы чувств Майе хотелось плакать. Майя разрыдалась. Она встала и подошла к Искрирамсу.

– Я ненавижу свою мать, – сказала она, вглядываясь ему в глаза.

– Повторяй: «Господь Вишну, проявись через мою мать».

Ну проявись же! Проявись!

2

Ее первого мужчину звали Анатолий, ему было тридцать пять, и он работал охранником в супермаркете. Он был недоволен тем, как идет его жизнь, и свободное время посвящал духовной практике. Анатолий мечтал пойти в севадары – поселиться в сатсанге и полностью посвятить себя общине и Богу.

На третьей встрече Майка лишилась девственности. Квартира была совершенно пустой, вместо кровати – матрац и несколько книг Кирпала Сингха у изголовья. Майя не боялась людей, у которых в шкафу травяные чаи, а в холодильнике – овощи и молоко. Анатолий был опрятным и чистоплотным, был с ней добрым, как ребенок.

Через три встречи Анатолий стал ее рабом. Отдав ему свое тело, она овладела его разумом.

Майя переехала от мамы к Анатолию. Хотя секс не приносил ей удовольствия, она ощутила вкус власти. Чем больше Майя игралась, тем больше Анатолий укреплялся в мысли, что карма его тяжела.

Анатолий осунулся. Под глазами появились мешки.

Однажды Анатолий сказал, что хочет переписать квартиру на нее, а сам уйдет в монастырь. Майя не поверила.

Через два дня она застала Анатолия в дверях с вещами. Он вернулся на кухню, где сорвал с холодильника прощальное письмо.

«Ты действительно уходишь?» – спросила она.

«Да».

Майя не знала, что сказать. Она чувствовала вину. Но какая вина, в чем ее вина? В том, что Анатолий сделал так, как мечтал?

«Ну, тогда пока».

«Я тебя люблю», – сказал он и стоял, ожидая ответа. Когда стоять молча не осталось сил, Анатолий ушел.

Майя хотела что-то крикнуть, но не знала что.

Больше она его не видела и ничего не слышала о нем.

3

Майя поселилась в доме Анатолия. Женя перебралась в сатсанг Искрирамса и стала девушкой в золотом трико. Майя осталась одна.

Три раза в неделю ходила на цигун, а потом еще и на йогу. В постели перед сном или отмокая в ванне, она часто фантазировала. Хотелось теплого тела.

Она сблизилась с одним молодым человеком с факультета. Занимаясь любовью в квартире Анатолия, Майя ощутила себя опустошенной.

– У меня такое впечатление, будто ты терпела. Я тебе неприятен? – спросил юноша.

Больше у них ничего не было.

Позвонила Женя. Она вернулась в Луганск и хотела ее видеть. Женя предложила пойти на драм-н-бейс. Майя согласилась. В клубе она познакомилась с юношей по имени Эдик. Утро они встретили в постели, но секса снова не получилось. Горло сжималось от слез, и Майя заплакала.

Во вторник он пригласил ее в клуб. Они сидели в чилауте большой компанией, курили кальян, говорили наперебой. Эдик обнял ее и держал так целый вечер.

Следующего звонка Майя уже ждала. Он позвонил через день, сказал, что в субботу будет опен-эйр за городом.

Майя оделась в лазурно-оранжевое платье до пят.

Был конец июля. Они приехали в село, а оттуда шли полтора часа пешком. От села тянулась процессия трансеров. Перед глазами мельтешили футболки с изображением грибов, эльфов и инопланетян с косяком, которые показывают всем «фак».

Они вышли на поляну, увешанную флуоресцентной паутиной и спиралями ДНК.

– На, – сказал Эдик. – Глотай. Грибов не удалось пробить, нашлись марки.

Майя разжевала марку и села возле огня. Боль в груди просила ее внимания, а она только загоняла ее глубже.

– Меня торкает, – сказала она. – Слышите, эй! Меня торкает.

Майя разрыдалась над своей никчемностью.

– Всегда и всех любить, всегда и всех любить, всегда и всех… – шептала она.

Потом она просила: показывай еще, Господи, показывай, какая я. Показывай, чтобы знала, как жить. А еще позже голосила: ой, не показывай, Боженька, что будет, ой, не показывай, а то страшно, страшно смотреть, ой, как страшно.

А потом молилась пресвятым угодникам, каялась и просила заступиться.

4

После трипа Майя перешла на think positive. В жизни ничего страшного произойти не может, потому что это просто реалистичный сон, bad trip космического сознания, ее отпустит, и она раскинется на всю вселенную. Ом, ом, ом.

Она нашла работу. Ей предложили быть ведущей на телевидении.

Под осень Майю стало закрывать. Дожди, депрессии, голый город. На ее заявление об увольнении редактор предложила повышение. Майя согласилась и вскоре стала знаменитостью. Ее зарплата выросла. Ее накрыло сильнее, и она ночью сбежала из Луганска в Киев, чтобы больше не возвращаться.

Она взяла кредит, открыла бюро психодизайна. Расширила штат, открыла йога-студию и попала в струю.

5

Ей делали комплименты. На нее засматривались на улице.

Когда ей стукнуло двадцать восемь, Майя решила, что она лесбиянка, и имела один лесбийский опыт.

Ей продолжали давать двадцать. Майя сменила деловой гардероб на потертые джинсы и маечки, обувала кеды за семьсот баксов и ходила на концерты легенд эйсид-хауса.

Иногда она курила марихуану, чтобы как следует подрочить. Иногда заказывала саль-вию-«двадцатку».

Ей захотелось уехать из Киева. Думала переехать во Львов. Когда она слушала «Пиккардийскую терцию», на глаза наворачивались слезы.

6

Когда она собралась продавать бизнес и уезжать во Львов, ей пришел заказ на оформление чилаута в небольшой, но состоятельной студии звукозаписи. Майя решила, что это будет ее последний заказ в Киеве, и поехала на объект изучать ситуацию.

7

На студии она заметила франта с изрытым оспинами лицом. «Нет ничего хуже, чем влюбиться в человека с такой кожей», – подумала она.

На следующий день она искала случая встретиться с ним. Под вечер он сам зашел в чилаут выпить кофе. Они разговорились.

Франт оказался композитором и музыкантом, временно работал на студии звукорежиссером. Его звали Яков, Яков Горах-Евлампия. Он был из Львова.

Он спросил, чем она занималась до этой работы.

– Вела прогноз погоды, – ответила Майя.

Франт сел за рояль и наиграл мелодию, от которой у нее сжалось горло.