Стивен Вулф - История Кометы. Как собака спасла мне жизнь

– Простите! Мы тренируемся…

– Да пошел ты! – раздраженно бросила дама и отвалила сама. Зато рядом мгновенно возник охранник.

Комета с надеждой на морде тыкнулась в него носом – о, да здесь мужчина в форме! Ее заигрывания пошли нам на пользу. Охранник предложил нам продолжить тренировку в менее людных частях зала, однако заметил, что в аэропорту всегда будут рады такой милой собачке.

Комета следила, как он скрылся в толпе.

– Убери язык, – буркнул я. – Он ушел. – Не обращая внимания на толпившийся вокруг народ, я стал продумывать следующие действия: – Хорошо бы иметь карабин и пристегнуть его к себе. Так мне было бы легче справляться с креслом плюс мы были бы связаны и тебе не лезли бы в голову бредовые мысли завезти меня в угол, бросить там и бежать к охраннику твоей мечты. – В ответ – большие невинные глаза во всю морду, словно ни о чем подобном она не помышляла.

Но где найти карабин? Я сообразил, что один такой уже есть на мне.

– Вот что, Комета, я обвяжу поясной ремень вокруг груди, и тогда, если ты сильно дернешь, это не причинит мне боли.

Чтобы еще больше не оскорблять борзую, я надел пиджак поверх своей временной сбруи. Наблюдая, как я пристегиваю поводок к пряжке, она склонила голову набок в виде знака вопроса, но ей потребовалось сделать всего шаг, чтобы сообразить: я не вывалюсь из кресла, хотя не держу поводок в руке.

Вскоре мы катались по залу как довольно быстрая спарка. Проносились мимо ехавших на эскалаторах пассажиров, и их восхищенные лица сливались у меня в глазах, когда я пытался обуздать мою бежавшую со скоростью сорок пять миль в час собаку:

– Потише, Комета!

Между командами я помогал ей сохранять направление, подтормаживая одно из колес, и расчищал дорогу возгласами: «Би-би!» Комета поняла, что кресло больше не вмажется ей в хвост, и проходила повороты и тормозила не хуже «ламборджини». Развлечение было что надо. Даже ее высочество забыла про стеснительность.

Оставалась одна проблема: собака могла резко, так что кресло вставало на одно колесо, повернуть на плач ребенка. А плач, каким бы он ни был тихим, она сразу вычленяла в окружающем нас шуме и гаме. Насколько я знал, борзая никогда не жила рядом с детьми, но и во время других наших выходов я замечал, что Комета, если поблизости находился ребенок, настораживалась и тянула в его сторону. Я ее, разумеется, не пускал. Но теперь контроль был ослаблен, и она, как мне показалось, специально занялась поисками источников пронзительных криков.

Первый раз ее маневр застал меня врасплох: я едва не вылетел из кресла и с трудом принудил опуститься парящее в воздухе колесо, так что резина скрипнула о плитки пола. Помню, подпрыгивать на овце во время юношеского родео было безопаснее. Подскочив к источнику звука, борзая так сильно потянула заторможенное кресло и мою сбрую, что чуть не оторвала мои намертво сжатые руки от подлокотников. Превозмогая боль, я пробормотал извинения, надеясь, что мать еще не спятила от страха, а она поразила меня вопросом: нельзя ли ее малютке погладить собачкину шкурку? Ради безопасности (моей, а не чьей-нибудь еще) я решил, что Комета может искать плачущих детей только с моего разрешения. И после пары торможений, которые рванули собаку назад, как штурмтрос, Комета смирилась с новыми ограничениями.

Но в целом я бы солгал, если бы стал утверждать, что с трудом научил борзую катать инвалидное кресло. Даже просто стоя в зале аэропорта, Комета впитывала знания из пульсирующего моря человеческих отношений. И в наш пятый приезд в Скай-Харбор прокатила меня по аэровокзалу, как заправский рикша седока по улицам старого Сайгона.

Тесное сотрудничество с Кометой заставило меня снова удивиться, насколько, на первый взгляд, противоположные черты сосуществуют в этой собаке. Она быстро, почти интуитивно схватывала все, что мне требовалось, и с готовностью принимала мои поучения. Признала мою ведущую роль в наших отношениях и явно гордилась тем, что способна помочь мне. Но в то же время была упряма, независима и, не колеблясь, давала мне понять, если я заставлял ее делать что-то ниже ее статуса. Например, когда я хотел научить Комету подавать лапу, она сочла задание абсолютно глупым и сидела, не обращая на меня никакого внимания. Или, если мы были не на озере и я кидал теннисный мячик, чтобы она принесла его, взгляд Кометы говорил: «Бедный заблудший человек! Какой смысл бегать за мячом на суше? Уж если на то пошло, лучше погоняться за перепелкой и употребить ее на обед!»

Мои приятели из группы спасения грейхаундов часто перечисляли мне характерные особенности породы: забавные, застенчивые, чуткие, добрые, в высшей степени сообразительные, независимые, спортивные, спокойные и верные. Но этими словами не передать опыт сосуществования с Кометой. Требуется нечто иное для объяснения, почему на протяжении всей истории борзые занимают особое место в сердцах и воображении людей. Гомер писал, что Одиссея после его возвращения узнало единственное существо – его борзая Аргос. Пес увидел хозяина после двадцати лет разлуки и «погрузился во тьму смерти». Фридриха Великого похоронили с его сворой борзых. В Англии одиннадцатого века человека могли судить как убийцу, если он, пусть даже непреднамеренно, обрывал жизнь борзой. Борзые путешествовали с землеоткрывателями, сопровождали генералов и украшали королевские дома.

Изучение вопроса и личные наблюдения привели меня к выводу, что борзые необычны благодаря тому, как эволюционировала порода. Признается, что борзые – одна из пород псовых, ставших прародительницами всех домашних собак. Сегодняшние борзые – один короткий шаг в эволюции от азиатского волка, прирученного примерно сорок тысяч лет назад. Одомашнивание борзых произошло ненамного позже. Самое древнее изображение похожего на борзую животного обнаружено в египетском захоронении 2751 года до нашей эры, на котором свора загоняет оленя. Рисунок отражает две самые характерные особенности породы борзых – способность действовать сообща и сообразительность, – что тысячелетиями ценились людьми. Впоследствии данные черты веками развивались заводчиками, и именно способность борзых к коллективной работе может объяснить присущее им уникальное соединение независимости, ума и готовности к взаимодействию.

До того как их приручили, борзые жили стаями, что требовало от них научиться объединять присущие каждой отдельной особи умения. Порода известна главным образом быстрым бегом и отличным зрением. Но борзые также наделены исключительным слухом и обонянием. Как в каждой группе, члены стаи отличаются друг от друга по своим способностям и в дикой природе учатся использовать навыки каждого на благо всего коллектива. Во время охоты они, совершенствуя стратегию погони, координируют свои действия прямо на ходу, что требует от каждого изобретательности и умения понимать товарищей. Что отчасти объясняет присущую современным борзым яркую индивидуальность.