Манучер Парвин - Из серого. Концерт для нейронов и синапсов

– У нас у всех бывают такие моменты, не только у стариков, – успокаивает она меня.

– Но у меня они случаются всё чаще и чаще! – рычу я. – Это становится всё серьёзнее! И каждый такой случай возрождает мой страх. Я пытаюсь как можно больше узнать о потере памяти и слабоумии – столько, сколько могу. Я пытаюсь проверять свою память, я проверяю своё обоняние, как кот, и своё ощущение места, как белка, когда пытаюсь найти орехи, которые сам спрятал.

Наконец я вызываю у Джульетты раздражение.

– Тебе нужно прекратить эту чушь с Альцгеймером, Пируз. Ты прекрасно знаешь, что убедительных доказательств того, что у тебя эта болезнь, нет. Твоя рассеянность усилилась из-за стресса, и всё. Но меня немного беспокоит твоя продолжающаяся озлобленность. Тебя что-то беспокоит, о чём я не знаю?

– Нет, ничего нового. Но также нет и никаких надёжных доказательств того, что у меня нет этой болезни. Её нельзя диагностировать на раннем этапе, и ты это знаешь. Вначале уйдёт моя кратковременная память, затем я достигну точки, когда не смогу определить, кто вытирает мне зад. Мне страшно, Джульетта. Я покончу с собой до того, как не смогу лишить себя жизни. И это всё.

Джульетта разумно не реагирует на мою угрозу. Но тем не менее она меня ругает.

– Боже мой! Как этот твой безумный персидский мозг перешёл от войны в Ираке и от несчастий Америки к болезни Альцгеймера и самоубийству? Сколько таблеток негативности ты сегодня проглотил?

– Ни одной.

– Ты уверен, что не пропустил приём лекарства? – она заставляет меня смеяться.

– Я поражён, что у меня в мозгу не происходит короткого замыкания, как в старом тостере.

– Если ты продолжишь в том же духе, то короткое замыкание произойдёт даже у меня!

Я громко смеюсь.

– Я никогда не видела тебя таким, Пируз, и надеюсь, что больше не увижу. Ты кажешься почти параноиком, хотя я знаю, что ты не параноик. Почему бы не сменить музыку, Пируз?

– Джульетта, прости, что я столько жалуюсь. Что со мной не так?

«Я кричал из глубины» Онеггера начинает проигрываться вновь – кларнеты, гобои, флейты и фаготы эхом разносятся по лестнице, словно голоса невинных душ, которых неправильно отправили в ад.

– Джульетта, может, ты слишком молода, чтобы понять, с чем я сталкиваюсь! Эволюция бросает нас в помойное ведро диабета, рака, болезней сердца, артрита, болезни Альцгеймера и другим воющим волкам износа после того, как мы выходим из репродуктивного возраста. Точно так же, как деспоты и корпорации, которые избавляются от нас после того, как мы становимся для них бесполезными.

Джульетта в неверии качает головой.

– Теперь ты восстаёшь против эволюции, бизнеса и правительства? Ты меня очень беспокоишь, Пируз. Предупреждаю тебя, что хронический стресс повышает давление и может привести к диабету и болезни Альцгеймера, которая тебя так сильно беспокоит. И это также делает тебя неприятным хозяином!

Меня шокирует то, что я слышу.

– Может, пришло время поставить другой компакт-диск, – говорит Джульетта.

Я неумолим.

– Мне нравится этот, и он вполне подходит. Он выводит из меня яды, точно так же, как вода в ванне смывает песок и грязь. Мне жаль тебя, Джульетта, из-за того, что тебе приходится впитывать мои яды. Три недели назад я получил уведомление от Службы внутренних доходов о том, что я им недоплатил два года назад. Эта Служба преследовала протестующих и во времена Никсона. Теперь время Буша. Сколько преследований может вынести один человек?

– Гораздо больше и гораздо худших. Поставь себя на моё место, и ты почувствуешь то, что я чувствую сегодня вечером, Пируз!

Это заставляет меня рассмеяться. Но я игнорирую её намёк.

– Помнишь, что говорит Гамлет? «Быть иль не быть, вот в чём вопрос». Он вбивает гвоздь в голову, но одного удара недостаточно, чтобы гвоздь вошёл глубоко. Ему следует также спросить: «Как быть? Кем быть? И кем не быть?» И никого не касается, как мы отвечаем на любой из этих вопросов. И если ко всему прочему мы не можем даже вспомнить вопросы, то эвтаназию следует сделать законной! И, Джульетта, я именно это имею в виду. Я готов за это выступать, даже если бы был в меньшинстве, состоящем из одного человека!

Джульетта очень странно на меня смотрит, будто решает, звонить в «скорую» или не звонить!

– Как нашим мозгам удалось сделать наши разумы самыми большими жертвами наших мозгов? Джульетта, пожалуйста, скажи мне, как, скажи мне сейчас, когда я всё ещё могу понимать.

– Хотелось бы мне это знать.

Она отводит руку назад и вынимает пробку из ванной, чтобы открыть слив, таким образом показывая, что на сегодня ей моих жалоб уже хватило.

– Я безумен, Джульетта?

– Ты не безумен. Ты просто Пируз. Но озлобленный Пируз в САМОМ ХУДШЕМ ВАРИАНТЕ!

Я следую за ней на выложенный плитками пол. С нас обоих течёт вода, мы напоминаем тающее мороженое. Мы начинаем вытирать друг друга.

– Эта моя болтовня не отталкивает тебя, Джульетта?

– Сегодня отталкивает!

– Почему я не могу просто пристраститься к наркотикам или алкоголю? Или к телевизору, или к компьютеру, компьютерным играм, азартным играм или спорту? Или «М & M»? Скажи мне, красивый невролог? Почему, о почему ты не делаешь попытки сбежать от меня, этого болвана с акцентом, этого акцента, этого меня? Этого лающего меня?

– Потому что я люблю этого болвана с акцентом, этого обеспокоенного и причиняющего беспокойство тебя. Этого тебя! И не спрашивай почему, не сейчас! – она замолкает на мгновение. – А если говорить о пагубных пристрастиях, как насчёт пристрастия к любви? В моём случае это работает.

Джульетта берёт большую красную расчёску из корзинки у меня на туалетном столике и начинает расчёсывать волосы. Я наблюдаю за тем, как двигается её розовая грудь, когда она расчёсывается. Я прыгаю к ней, срывая с себя полотенце.

– И в моём случае это тоже срабатывает. Больше, чем когда-либо. Но перед тем, как заниматься любовью, давай потанцуем. Давай потанцуем, но не тот танец, который мы танцевали на вечеринке на факультете.

Джульетта смотрит на меня пронзительно, на лице у неё написано недоумение, и она спрашивает:

– Откуда у тебя такие перепады настроения?

– От твоей любви, от того, что я люблю тебя, и это выводит из меня все яды, очищает меня и лечит меня от всех болезней и недугов! От того, что я наблюдаю за твоей обнажённой красотой! – отвечаю я, бросаюсь к мокрой намыленной губке и нежно намыливаю её грудь, намыливаю её живот, а потом быстро намыливаю себя, пока мы не становимся скользкими, как растаявшее сливочное масло. Я ставлю танго «Убежище Эрнандо» [35]на повторное воспроизведение. Джульетта оказывается в моих объятиях и шепчет:

– Теперь начинается наше скользкое наслаждение!