Май Цзя - Заговор

В то время я, говоря по правде, испытывал небывалую ненависть и разочарование в своей работе. Я ненавидел ее бессердечность и жестокость и этим же был разочарован. Позднее я вернулся в наше подразделение 701 и однажды глубокой ночью похоронил прах Сяо Юй рядом с могилой Хуан Ии. Я и сам не понимал, почему так поступил. Просто мне казалось, что они обе должны быть рядом. Две сестры, сражавшиеся на одной линии фронта. В этом нет ничего неуместного. К тому же обе они были одинокими душами, а теперь в загробной жизни пусть у каждой из них будет подруга, может быть, хоть там они не будут одиноки?

Они больше не одиноки, а я? Я должен продолжать жить. Помню, однажды вечером я просидел на могиле Хуан Ии и Сяо Юй, проливая слезы, до самого рассвета. На дворе был то ли апрель, то ли май, деревья и трава зазеленели, распустились новые цветы, повсюду ощущался аромат цветов и запах травы, усиливающиеся от ночной росы. Но в этот весенний день я ощущал лишь запах смерти, напоминающий гниющую траву. Если говорить начистоту, то оставшуюся часть жизни я живу только ради работы, у меня нет чувств, нет души, мои чувства и душа окончательно умерли тем весенним днем.

Я живу, будучи мертвым в душе, не знаю, сила ли моя в этом или слабость. Но сейчас я могу быть спокоен, ведь жить мне осталось в лучшем случае всего пару лет, а потом я отправлюсь к Сяо Юй и Хуан Ии. Есть одна фраза, не знаю, слышали ли вы ее: «Есть пути, ведущие в рай». Я ее понимаю так: все мои надежды, вся любовь могут реализоваться лишь на небе, в раю. Другие, возможно, не верят в рай, а я верю. И хотя я атеист, но я все равно верю в существование рая. Это Андронов заставил меня в него поверить. Однажды он сказал мне: «Как жили бы люди, если бы не было рая на небе?» Куда отправляется душа человека? Взять, к примеру, меня, Сяо Юй и Хуан Ии – если не возлагать надежды на то, что на небе есть рай, то что нам делать? Как утешить других? И как утешить самих себя?

Есть пути, ведущие в рай… Как хорошо сказано…

Лао Чэня уже нет, он скончался весной тысяча девятьсот восемьдесят седьмого года, покинул нас семнадцать лет назад. Обычные сотрудники через столько лет после смерти имели надежду быть включенными в ежегодный список рассекреченных сотрудников подразделения 701. Однако Чэнь не был обычным сотрудником. Он стал свидетелем того, как с нуля создавался отдел дешифровки, как он рос и развивался. Чэнь был начальником нескольких отделов и заместителем директора подразделения. Все большие и маленькие тайны, правдивые и выдуманные истории – вся подноготная отдела дешифровки были частью его большого и богатого опыта, его истории. Без преувеличения можно сказать, что если бы его рассекретили, то и большая часть тайн его отдела выплыла бы наружу. Скорее всего, именно поэтому год за годом его имя оказывалось, что называется, «позади имени Сунь Шаня» 51. И именно из-за того, что его имя было засекречено, все мое тщательное расследование, касающееся его, зашло в тупик.

Тупик неожиданно возник в день, когда рассекречивали документы в подразделении 701, – двадцать пятого октября две тысячи второго года.

Тогда мне, по счастливой случайности, удалось стать свидетелем того, как проходит этот день: начиная с восьми часов утра к архивному столу один за другим приходили люди. Они предъявляли дежурному уведомление, забирали какие-то вещи и уходили. Процесс ничем не отличался от получения посылки на почте, только лишь отношения обеих сторон были более дружелюбными и теплыми, и ничего более. Среди подходивших по одному людей я заметил человека, опиравшегося на палку. Он был еще не старым мужчиной примерно пятидесяти лет, вообще-то, это лучший возраст для работы. Однако два года назад у него начались серьезные проблемы с глазами, и однажды ночью мир вокруг него превратился в непроглядную тьму. И хотя его лечили всеми возможными способами, глаза по-прежнему застилала белая пелена и при ходьбе ему приходилось опираться на палку. Что уж тут говорить о какой-либо работе! Так он и покинул подразделение 701 – сквозь эту пелену. Если говорить о его уходе, то оставил он тут намного больше, чем унес с собой, – свою молодость, талант, дружбу, любовь, а также все полученные и отправленные письма за эти двенадцать лет, дневники, материалы и тому подобное – что-то навсегда, что-то, возможно, на время. Например, все эти письма и дневники – сегодня их все можно забрать, потому что он попал в список рассекреченных.

Уже потом я узнал, что это был ученик Чэнь Эрху и звали его Ши Гогуан. Больше всего меня вдохновило то, что среди полученных им тогда секретных документов я обнаружил немало связанных с Чэнь Эрху писем и дневников. Из этого нам было нетрудно предположить, что не за горами тот день, когда будет рассекречен Чэнь. Но, пока этот день еще не наступил, мы можем узнать его лишь косвенно, основываясь на этих тайных документов, как раз имеющих отношение к делам Чэнь Эрху.

Не стоит и говорить о том, что увиденное нами вряд ли будет абсолютно полной и наглядной картиной его жизни, вероятно, это будет похоже на ее слабую тень. Поэтому эта глава так и называется – «Тень Чэнь Эрху». Можно сказать, что я «подобрал» ее, и здесь мне хотелось бы поблагодарить ученика Чэнь Эрху, Ши Гогуана, за великодушную помощь и от всего сердца пожелать ему скорейшего выздоровления.

И хотя это всего лишь «тень», мы все можем глубоко прочувствовать, что обладатель этой тени – человек незаурядный. Будучи дешифровщиком, он совсем не походил на тот образ, который обрисовал директор Ань, и был полон бодрости и энергии. На основе сказанного Анем у меня сложился определенный образ Чэня – неясный, мрачный. Возможно, Ань очень хотел более ярко показать Хуан Ии и ради этого намеренно ослабил сияние Чэнь Эрху. Вероятно, были и другие причины, я не в курсе. Могу четко сказать одно: когда я прочитал рассекреченные документы Ши Гогуана, я проникся благоговейным почтением к Чэнь Эрху.

Ниже изложены рассекреченные документы, предоставленные Ши Гогуаном. Предлагаю вам с ними ознакомиться.

25 марта 52

Общежитие. Ночь. Дождь.

Сегодня мне позвонили. Это был сын моего наставника. Сначала, услышав в трубке слабый голос, я подумал, что говорит девушка, и спросил, кто это. Он ответил: Чэнь Сыбин. Я порылся в памяти, но так и не вспомнил это имя, и только тогда он сказал, что его отец – Чэнь Эрху.

Чэнь Эрху был моим наставником.

Звонок сына наставника в какой-то степени удивил меня. Во-первых, сам звонок поступил неожиданно и завершился так же внезапно. Чэнь Сыбин лишь сказал, что отправил мне письмо, и спросил, получил ли я его. Я ответил, что не получал. Тогда он начал прощаться. Я подумал, что ему не очень удобно звонить по междугороднему телефону, и спросил его номер, чтобы перезвонить ему. Он ответил, что не нужно, он сам со мной свяжется. И повесил трубку. Во-вторых, слушая его голос, я почувствовал, что у него плохое настроение, да и его вопросы о письме показались мне немного странными, у меня появилось какое-то слабое, смутно различимое подозрение. Говоря по правде, хотя у меня с его отцом и их семьей были самые тесные связи, но с самим Чэнь Сыбином я был не очень хорошо знаком. Он вырос в городе, в семье бабушки по материнской линии, и очень редко приезжал в ущелье (первое ущелье). Когда он поступил в университет, во время зимних и летних каникул я иногда видел его на волейбольном поле. Чэнь Сыбин был довольно высоким и прыгал хорошо, поэтому на площадке всегда был в центре внимания. Из-за его отца мы были предельно вежливы при каждой встрече, порой даже останавливались поболтать. Чэнь Сыбин был очень говорливый и во время разговора еще и совершал различные движения – пожимал плечами, размахивал руками, словно экспрессивный иностранец. А если он стоял на месте, то всегда немного наклонялся, перенося центр тяжести на одну пятку, отчего людям он казался независимым и ни на что не обращавшим внимание. По манере речи и поведения, я видел, что он отличается от отца: он был приветливым, оптимистичным юношей, в котором воплотились многие черты, свойственные современной молодежи, а его отец был одиноким стариком, отличавшийся неразговорчивостью и холодным и твердым характером. Меня удивляла такая разница в характерах отца и сына, но, поразмыслив, я пришел к выводу, что в этом нет ничего необычного – для отца и сына совершенно нормально быть как полностью противоположными по характеру, так и похожими. Однако в целом я не слишком хорошо знал Чэнь Сыбина. Раньше какое-то время даже не был в курсе, как его зовут, помню только, что называл его Абин. Естественно, это было его детское, уменьшительное имя, и только сегодня я узнал, что его по-настоящему звали Чэнь Сыбин. Что же в том письме, которое он прислал мне? Я сказал самому себе: не надо сейчас об этом думать, завтра получишь и прочитаешь.