Лю Чжэньюнь - Мобильник

– А что дома-то, что там стряслось?

Сяо Ло, опустив голову, стал напряженно вспоминать, что же именно стряслось в семье Янь Байхая, но так ничего и не вспомнил. К слову сказать, он забыл даже то, что Лао Ху из уезда Утай, которого он встретил в прошлом году в провинции Шаньси, тоже успел позабыть все эти подробности. Между тем Сяо Ло уже целый год мучился от того, что все якобы забыл сам. Но, не рискнув в этом признаться, он решил все свалить на Лао Ху:

– Лао Ху, который просил меня передать эту весть, забыл подробности, но в любом случае что-то произошло.

– Что-то серьезное?

Сяо Ло даже прихлопнул:

– Подумай сам, если ничего особенного, стали бы просить тебя вернуться?

Янь Байхай забеспокоился еще больше:

– Может, отец умер?

– Не исключено.

После этих слов Янь Байхай, к великому удивлению Сяо Ло, невзирая на многолюдье, в полный голос запричитал:

– Па… Ведь ты так не хотел пускать меня в Чжанцзякоу, не послушался я тебя, а ты взял и умер!

Тут он взял и пихнул сидящего рядом старика:

– Все из-за тебя, это ты меня соблазнил уйти, возвращай теперь моего отца!

Распалившись, он снова схватил табурет, собираясь огреть им старика. Но тот вовремя улизнул под стол.

Долго ли, коротко ли, но ушло двадцать дней на то, чтобы Янь Байхай добрался из Чжанцзякоу до своей деревни Яньцзячжуан. Обычно на такое расстояние уходило больше месяца, но Янь Байхаю, который за один день покрывал расстояние как за три, да еще и быстрым шагом, а порой и без остановок на ночлег, потребовалось всего лишь двадцать дней. На ногах его образовались огромные пузыристые мозоли. Покуда он находился в пути и сердце его было не на месте, он ничего этого не замечал, а как только ступил на родную землю, повалился на нее, не чуя под собой ног. Однако причиной тому была, скорее, не усталость, а отчаяние от того, что отца уже все равно не вернуть. Со слезами на глазах он зашел в родные ворота и вдруг увидел, что отец его стоит посреди двора и наблюдает за парнишкой, который, вооружившись топором и рубанком, мастерил скамеечку. Впрочем, он не признал своего отца, как и тот не признал сына. Отец уже совсем поседел, да и Янь Байхай из ребенка превратился в здорового детину, который к тому же густо оброс в дороге щетиной. Скамейку мастерил его младший брат Янь Цинхай. Как оказалось, его тоже отдали в подмастерья к плотнику Лао Суну из деревни Сунцзячжуан. Сам дом тоже изменился. Узнав, наконец, в безутешном парне своего сына, Янь Лаою быстро стянул с него тюк с матрасом и стал объяснять, что в свое время послал ему в Чжанцзякоу весть с просьбой приехать домой, поскольку ему подошла пора жениться. Два с лишним года назад, когда помер Лао Ма, по соседству с которым Янь Лаою арендовал землю; Янь Лаою купил ему гроб. Ну а жена Лао Ма, якобы в благодарность, решила сосватать им свою дочь. В общем, всю эту историю Янь Лаою во всех подробностях изложил Янь Байхаю. Тот, едва оправившись от одного потрясения, услыхав, что его, оказывается, хотели женить, пришел в радостное возбуждение:

– И что же с этой девушкой? – поинтересовался он.

Все домашние уже давно собрались вокруг Янь Байхая, поэтому Янь Лаою просто указал в сторону молоденькой круглолицей девушки. На руках она держала малыша, а из-под ее груди выпирал уже довольно большой живот. Оказывается, так и не дождавшись Янь Байхая, Янь Лаою предложил в мужья дочери Лао Ма младшего брата Янь Байхая, Янь Хэйхая. И сейчас, чувствуя перед старшим сыном некоторую неловкость, Янь Лаою, вроде как стал оправдываться:

– Сам подумай, два с лишним года уже прошло. – Помолчав, он добавил: – А с твоего ухода из дома – так и вовсе лет пять.

Понимая, что ничего уже не исправишь, Янь Байхай лишь сказал:

– Тогда я поживу у вас дня три, а потом обратно, в Чжанцзякоу.

Янь Лаою попытался его урезонить:

– Ты погоди, есть у меня одна думка.

И стал он выкладывать свою думку. Оказывается, еще один младший брат Янь Байхая, Янь Цинхай, уже тоже дорос до семнадцати лет, поэтому отец и для него присмотрел жену. Девушка эта приходилась дочерью Лао Чжу, что молол зерно у богача Лао Вэня в деревне Чжуцзячжуан. И коли уж зашел разговор о дочери Лао Чжу, то девушкой ее уже назвать было нельзя. Несмотря на юный возраст, в свои шестнадцать лет она успела овдоветь. Хотя и вдовой ее не назовешь. В прошлом году она вышла замуж за сына Лао Яна, который в деревне Янцзячжуан гнал уксус. В те времена китайцы женились рано, сын Лао Яна был даже моложе невесты, ему едва исполнилось четырнадцать: что ни говори, а оба еще дети. И сталось так, что сыну Лао Яна не пришлись по душе большие ноги дочери Лао Чжу. В двадцатые-тридцатые годы двадцатого века в Китае все еще боготворили женщин с маленькими «лотосовыми» ножками. Тогда по ночам сын Лао Яна стал полосовать ее ноги куском стекла (на тот момент стекло только-только входило в обиход жителей Шаньси). Вся в ранах, его жена, можно сказать, истекала кровью. Однажды, когда она гостила в родном доме, ее мать заметила, что дочь хромает. Стали выяснять причину. После долгих расспросов дочь, наконец, расплакалась и открыла всю правду. Надо сказать, что ее отец слыл тихоней, только и умел, что батрачить, зато его младший брат отличался взрывным характером. Как только он, любитель поохотится на зайцев, узнал о горе своей племянницы, он тут же собрал десять с лишним друзей-товарищей, и с ружьями наперевес они отправились в деревню Янцзячжуан, где разбили вдребезги десять с лишним чанов с уксусом. После этого они потребовали подписать отпускную, чтобы разорвать брачные узы с семейством Янов. Вот так и осталась дочь Лао Чжу жить без мужа. Янь Лаою был хорошим другом того самого Лао Чжу. Как-то при встрече Лао Чжу поведал ему о горе своей дочери и сказал:

– У моей девочки только одна беда – ноги большие, зато характер – золото.

Янь Лаою его намек понял. Вернувшись домой, завел про это разговор с женой, но у той имелись на ее счет сомнения:

– Встретила я эту девчонку на ярмарке года два назад, так она и двух слов связать не могла, соплячка еще совсем, а может, недоразвитая. – Помолчав, добавила: – К тому же с такими лапищами она всегда будет второсортной, а ну как снова начнут ее третировать? – Еще помолчав, снова добавила: – Да и замужем она уже побывала, считай, что ночной горшок, которым пользовались.

Выслушав жену, Янь Лаою плюнул в ее сторону:

– Не любит разговаривать, так что с того? Велика ли польза от слов?! На что у меня язык подвешен, ведь не избавило меня это от батрачества! – Помолчав, добавил: – И какая беда от больших ног? С такими ногами хоть работать можно. А тебе со своими ноженьками слабо тот же ночной горшок за собой убрать. – Еще помолчав, снова добавил: – И что с того, что замужем побывала? Значит, опыт жизненный имеется, значит, меру словам знает, не то что ты, как распустишь хайло, так и несешь всякую ересь.