Шэн Кэи - Сестрички с Севера

Еще через месяц Ян Юли поехал в командировку на восемнадцать дней, в тур по Европе. Воодушевленный поездкой, Ян Юли вбежал в гостиную, к нему со всех лап бросилась собачка. Ян Юли, выкрикивая ее «домашнее имя», наклонился, чтобы обнять и потереться об нее головой, но тут в нос ударил странный резкий запах.

– Ой! Как воняет! А-Хун, ты почему ее не помыла?

Он говорил очень громко, напугал бедную собаку, которая искоса смотрела на обнимавшего ее хозяина. Ян Юли говорил, глядя на Ян Ли, а потом перевел взгляд на Цянь Сяохун. Цянь Сяохун сидела рядом с диваном, тело ее казалось довольно субтильным, зато впереди выросли две огромные тыквы. Девушка держалась рукой за диван, словно старалась сохранить баланс, но при этом горбилась, пытаясь не привлекать внимания к огромной груди, которую уже невозможно было скрыть. Самоуверенность девушки словно ветром сдуло, на лице застыло замешательство, как у деревенского жителя, впервые оказавшегося в городе. В тот момент у нее было такое же выражение глаз, как у собачки. Ян Ли не виновата, что она воняет, она ведь собака, но ее запах расстраивал хозяина, поэтому раскаяние само собой подразумевалось. То, что Цянь Сяохун не вымыла собаку, – это халатность, поскольку она человек и получает за это зарплату, и нужно принять ответственность за то, как пахнет собака. Собака и есть собака, более того, не виноватая, так что, когда ее поставили на землю, она тут же принялась весело прыгать и скакать, а Цянь Сяохун по-прежнему вязла в топкой растерянности.

Ян Юли перепугался, со страху сорвал с девушки кофту, а она так и не шелохнулась. Ян Юли вел себя как врач, осматривающий какой-то орган больного. Сначала он с глупым видом просто пялился на грудь девушки без каких-то сексуальных позывов, как будто отдернул пластиковую сельскохозяйственную пленку и изучал, что там под ней, но руками не трогал.

– Какие огромные! Как ты вообще стоишь? Это удивительно! – поставил диагноз Ян Юли.

Его высокое тело слегка напряглось, он не знал, куда деваться, ведь давно хотелось пощупать эту грудь, но он как-никак деятель культуры, так что Ян Юли надеялся, что в один прекрасный день все срастется само собой. Деятели культуры тоже жаждут отыметь обладательницу большой груди, чтобы все было красиво и безопасно. «Безопасно» значит, что не должны поползти сплетни.

Ян Юли поехал в длительную командировку в Европу, считая, что в каждых отношениях должен быть поворотный момент. Как-то вечером, будучи в Европе, он подумал об огромной груди Цянь Сяохун, и занялся рукоблудием, чего за ним давно не наблюдалось.

Сейчас Ян Юли в задумчивости положил одежду, чувствуя, что эта грудь могла стать его самой большой ошибкой. Еще какое-то время он молча с благоговением взирал на большую грудь, а между ним и Цянь Сяохун стояла, запрокинув мордочку, ничего не понимающая собака. Затем Ян Юли потихоньку отодвинулся, а шпиц продолжил прыгать и скакать от радости. Цянь Сяохун так и не двинулась с места, словно длинная плеть, на которой выросли зимние тыквы.

Через пару дней Ян Юли кому-то подарил собачку, объяснив, что больше не хочет держать ее у себя.

Солнце жгло так, будто голову укрыли ватным одеялом, люди задыхались, трава и деревья пожухли, у прохожих от жары слипались глаза. Цянь Сяохун казалось, что она парит, грудь, словно крылья, несет ее по воздуху, и вот она летит над городом. Она видела все с высоты птичьего полета, воздух был свежим, и ветер свистел в ушах. Цянь Сяохун напоминала стройную русалочку, размахивающую хвостом. Люди поворачивали головы, смотрели вслед, а Цянь Сяохун растягивала рот в улыбке и уголками губ чувствовала что-то соленое. Вытерла рукой – оказалось, что лоб весь в поту, а она семенит ногами, как старушка с забинтованными ступнями.

Цянь Сяохун остановилась на тротуаре в тени под деревом, обмахиваясь руками, как веерами. До остановки идти еще метров пятьсот. Пятьсот метров – это очень далеко, да какие там пятьсот, даже пять метров она скорее пролетела бы вперед головой, чем прошла ногами. Она больше не могла нести эти два огромных рисовых мешка. Это уже не грудь, а две сумы нищего, набитые всем его добром и всем, что удалось добыть попрошайничеством, уже не та чувствительная грудь, которая испытывала радость, счастье и оргазмы, нет, теперь две гири без конца тянули к земле, принуждая встать на корточки. Цянь Сяохун упорно держалась в вертикальном положении, не веря, что ее может раздавить собственное тело. Цянь Сяохун уже не беспокоило, что никто давно не дотрагивался до ее груди, не беспокоило, что к ее прелестям теперь все были равнодушны, словно это ноги, и ей было плевать на мужчин, которые пялились на ее бюст, волновало одно: грудь продолжала расти. Но почему?!

До дома Ли Сыцзян всего-то полчаса на автобусе, но это будет потяжелее, чем добраться от Хунани до Шэньчжэня. Цянь Сяохун перестала парить, пришлось влезть в автобус, но и тут она столкнулась с трудностями. Правая нога уже стояла на подножке. Девушка думала, что еще немного усилий, и левая нога тоже окажется на подножке, как было раньше, а потом можно будет спокойно найти хорошее место. Она пробовала раз семь или восемь, силы с каждым разом покидали ее, желающие сесть в автобус видели ее задницу, торчащую наружу, левая нога приподнималась на цыпочки, пытаясь оторваться от земли, а бедра вихляли под свободными брюками, но ничего не получалось. Наконец нашелся добрый парень, который подтолкнул и подсадил Цянь Сяохун, наконец она оказалась в салоне автобуса, но свободных мест уже не оказалось. Девушка, тяжело дыша, вытерла пот и осталась стоять, прислонившись спиной к креслу. Когда автобус поехал, трясло ужасно, вернее сказать, ее грудь тряслась ужасно, она буквально ходила ходуном. Цянь Сяохун болтало из стороны в сторону, она расставила ноги, чтобы прочно стоять на полу, и вцепилась в поручень одной рукой, но все же не удержалась. Во время очередного переключения передач Цянь Сяохун вместе со своей грудью свалилась на сидевшего позади мужика, тот вскочил и благородно уступил ей место. Погода никогда еще не была такой жаркой. Никогда ей самой не было так жарко. Цянь Сяохун уселась, буквально положила грудь себе на колени и вытерла обильный пот. Одежда потихоньку намокала.

Наружные ворота были не заперты. Цянь Сяохун прислонилась к стене и с силой постучала в дверь. Она думала, что Ли Сыцзян тут же отзовется, а заодно принесет большую чашку воды, поскольку ужасно хотелось пить. Но никто не вышел. Цянь Сяохун снова постучала – опять никого. Это было странно. Цянь Сяохун прижилась лицом к стеклу и смутно увидела, что Ли Сыцзян лежит на кровати, раскинув руки и ноги, как мертвая.

– Ли Сыцзян! Ли Сыцзян, открой! Открой дверь!