Дэвид Духовны - Брыки F*cking Дент

– Ты где был, нах?

– И вам доброе утречко, сэр.

Не давать Марти газету и дальше было затруднительно. Тед готовил завтрак, вцепившись в «Таймс», делал вид, что читает. Марти глядел на него с нетерпением.

– Можно мне уже посмотреть?

– Что посмотреть?

– Да господи ты боже мой, Тед, газету, газету посмотреть.

– А, газету. Вот, смотри. – Он поднес газету Марти к глазам. – Смотрят глазами, а не руками.

– Оборжаться.

Тед вручил Марти газету.

– Кофе будешь?

– Конечно.

Марти расправил газету, Тед чиркнул спичкой над плитой, но прицельно подержал огонек под «Таймс». Марти не осознал, что тоненькая газетная бумага занялась, пока она не прогорела полпути до его рук. Он бросил горящую бумагу на пол:

– Ай, Тед, осторожнее!

– Иисусе! – Тед затопал по газете, как винодел, а сверху плеснул из стакана. Истоптанная и залитая водой «Таймс» превратилась в нечитаемое месиво. Тед сгреб остатки в серо-бурый обгорелый ком и предложил отцу. Марти не пожелал к этому прикасаться.

– Что ты творишь-то вообще?

– Прости, пап.

Тед ушел из кухни. Вернулся с двумя перчатками и софтболом:

– Смотри, что у меня есть.

– И что?

– А то: поехали в Центральный парк, поглядим софтбол. Как в былые времена, когда ты играл.

– Нет.

– Это твой ответ?

– Нет. «Нет, бля» – вот мой ответ.

– Я позвал Мариану.

– Давай перчатку.

Тед загрузил Марти в «короллу», и они выехали на Манхэттен, в Центральный парк. Но сначала надо было подобрать Мариану в испанском Гарлеме, на Вашингтон-Хайтс, в далеких своясях на западе. Стоило им миновать Девяносто шестую улицу, как один город преобразился в совершенно другой – из финансовой столицы мира в столицу Нуёрико. Всего несколько шагов – и смена города. Десять ярдов к северу – и сдвигаешься от «иметь» к «иметь немногое». Поразительно.

– Чуешь дух? – сказал Марти, втягивая воздух в разрушенные легкие. – Фасоль, кофе, платанос [204], музыка, письки…

Теда от этого списка слегка покоробило.

– Ты чуешь музыку по запаху?

– Иногда, ага, иногда я чую музыку и слышу письки.

– Да? И какой же у писек звук?

– Ты ж не в курсе, да?

– Нет.

– Писька – это музыка.

– Ты мне противен.

– Плевать. Надо нам с тобой сюда переехать, Тедди.

– А то. Займусь.

– Тебе до работы ближе.

– Ну это да.

Тед приметил Мариану на углу 116-й и Бродвея, она махала им.

Марти улыбнулся:

– Не знаю, как тебе, парнишка, а мне слышна определенная музыка.

– Какой ты мерзкий.

Тед подкатился к Мариане:

– Ваша колесница.

Мариана взошла на борт. На следующем светофоре Тед врубил магнитолу. Он скучал по «Мертвым», и вообще лучше бы отгородиться от любых случайных вестей, какие могли просочиться под их герметичный новостной колпак.

Тед обернулся к Мариане и сказал:

– Это «Благодарные мертвые»… группа… как у вас на татуировке. Песня называется «Ларь дождя» [205], из моих навсегда любимых.

Ему хотелось крутить ей музыку – целый день; так старшеклассники пытаются узнать друг друга поближе, показывая, что им нравится. Влез Марти:

– А у тебя крутых музыкантов нету? Бенни Гудмена, Арти Шо? [206]

– Мне эта нравится, – сказала Мариана. – Мне нравятся эти «Благодарные мертвые». «Ларь дождя» – красивая мысль. Мне нравится.

Тед глянул на отца – насладиться этой крошечной победой.

– Музыка для укурков. Хипповская наркокорридо [207].

– Именно, – сказал Тед и принялся подпевать; ему отчетливо показалось – ну или он надеялся, что ему не мерещится, – Мариана слушает, поскольку пел он для нее. И, распевая, он возликовал, поймав ее взгляд в зеркале заднего вида. – «Это просто ларь дождя, невесть кто его принес. Если нужно – ты поверишь, а если посмеешь – брось. Но это просто ларь дождя иль тебе отрез тесьмы, нас так долго тут не будет, как же кратко все здесь мы».

Они оставили машину и вошли в парк с Восемьдесят шестой улицы, на западе Центрального парка, и двинулись к игровым площадкам. Тед, пока шли, подкидывал софтбол, «клинчер» [208], со всею невозмутимостью.

– Научи меня подавать софтбол. Ты мне раньше никогда не показывал.

– Нет.

– Да ладно тебе, я ж арахис кидаю профессионально. На жизнь себе бросками зарабатываю. Уж с софтболом-то управлюсь.

– Нет. Опозоришься. Ты подаешь, как паралитик, а у меня рука нахер выпадет из сустава.

– Ну тогда будем только ловить. – И добавил ради Марианы: – Ты ж у нас до октября бог.

Игры шли на всех восьми площадках, и они присели на траву в том месте, где, как на диаграмме Венна, пересекались аутфилды восточных и западных полей. Говоря строго, они сидели на игровых полях, а центральные принимающие игроки из трех игр образовывали вокруг них треугольник, но это Нью-Йорк, парк общий для всех, даже если у кого-то было особое разрешение. Какие-то школьники неподалеку метали друг другу фрисби и пинали хэки-сэк.

– Знаете, как я звал Центральный парк? – спросил Марти. – Тюремный двор. Весь этот тесный город – тюряга, и заключенным разрешают по нескольку часов в день гулять и дышать свежим воздухом, а потом опять отправляют в камеры.

– Ну я не знаю, – возразила Мариана, – мне этот парк нравится. Если б не он, мы бы, думаю, поубивали друг друга.

Марти взялся объяснять, как подают и отбивают, показывая на одного из питчеров, – не хуже спортивного агента-профи.

– Гляньте вон на того парня, видите, когда собирается подать крученый, он перехватывает мяч в перчатке, каждый раз сам себя закладывает, как в покере засветка. Смотрите.

Посмотрели. Питчер глядел на кетчера, ждал знака, сунул руку в перчатку и катнул мяч так, что он исчез из виду.

– Передвинул мяч, – сказала Мариана.

– Крученый, – отозвался Марти, и точно: следующая подача оказалась крученой. – Умирающее искусство, софтбол. Когда я был маленький, в него играли не меньше, чем в хардбол, а теперь это в основном потеха для жирдяев, а всякие промежуточные варианты – херня. Хотя, думаю, лесбиянки нынче – лучшие софтболисты из всех.

Тед прищурился, пытаясь понять, шутит ли отец, и стоит ли присоединяться, и что про все это думает Мариана. Мариана поняла, что это шутка более чем наполовину.

– Ага, большой спорт для лесб, – сказала она.

Тед вскочил:

– Давай, пап, сыграем – в ловить. – Помог одеревеневшему Марти встать.

– Ладно, – простонал Марти, – половим. Так не говорят – «сыграем в ловить», говорят «половим».

– Ладно, сыграем в половим.

Марти состроил рожу и метнул мяч в Теда.

– Ой, – сказал Тед. Принял мяч и кинул обратно. Он и впрямь был несколько неуклюж и неловок, ясное дело, – чуточку дерганый, как заводная кукла, но все ж ухитрился прицельно попасть в Марти.

– Кидай его как мяч, вот так, а не как орехи. – Марти одним гладким движением вернул Теду мяч. Тед поймал рукой без перчатки – как пятилетки, когда их только-только учат ловить. Совсем не как ловкая лесбиянка.