Элизабет Леттс - Снежок

Тем временем в Мэдисон-сквер-гарден вовсю трудились рабочие, приводя в порядок конюшни, покрывая металлический пол десятью-двенадцатью слоями земли, развешивая флажки и флаги всех представленных стран по балюстраде. Традиции Национальной выставки лошадей, прерванные Второй мировой войной и, казалось, сгинувшие навсегда, возвращались во всем своем блеске. Боксы «золотого круга» вокруг арены были известны по номерам – некоторые номера были годами закреплены за определенными фамилиями, начиная с первой выставки в 1883 году. Имена в социальном регистре Нью-Йорка изначально были взяты из списка владельцев боксов на Национальной выставке лошадей.

Как говорила Трейси Лорд в «Филадельфийской истории»: «Самое милое в этом милом мире – это привилегированный класс, наслаждающийся своими привилегиями». Когда люди приходили посмотреть на выставки лошадей, они с не меньшим любопытством наблюдали за роскошью богачей. Нью-йоркский журналист в 1900 году писал, что «рабочий класс нынче неделями копит деньги, чтобы посмотреть на наряды высшего общества» на Национальной выставке лошадей. С тех пор немногое изменилось к середине пятидесятых годов, когда одна репортерша, «девушка в черных чулках, яростно строчащая что-то в блокноте», поинтересовалась, что стоит дороже – лошади или наряды. Дорогой, обросший своими традициями, закрытый мир верховой езды был одним из последних бастионов элитарности высшего общества.

За восемь дней выставки в Мэдисон-сквер-гарден это событие упоминалось в «Нью-Йорк таймс» не менее тридцати восьми раз. Ежегодное шоу было «кульминацией всех социальных и спортивных событий года», утверждала газета. Церемонию открытия показывали по телевидению в прямом эфире. Выставка включала классы соревнований для упряжных и прогулочных лошадей, верховых лошадей и иноходцев, но больше всего внимание зрителей привлекал конкур. Лошадь, выигрывавшая соревнования по конкуру, становилась лучшей лошадью в стране.

В этом году фаворитом считалась Ривьера Вандер, и ожидалось, что она повторит результат 1955 и 1956 года. Диамант – мерин, принадлежащий Элеоноре Сирс, ветеран Олимпийских игр – назывался вторым номером, поскольку два года подряд отдавал первенство Ривьере Вандер. Анданте, кобыла Дейва Келли, чемпионка 1953 и 1954 годов, тоже считалась сильным претендентом.

Для Гарри де Лейера это был шанс попробовать силы Синьона против лучших из лучших. Любая лошадь могла участвовать в соревнованиях, но не у любой имелись нужные навыки. Трассы были сложными, а препятствия – высокими: прыгая через пяти-или шестифутовое препятствие, лошадь поднимает всадника в воздух более чем на десять футов. Всадники не носили защитной одежды, и зрелищные падения были не редкостью в этом рискованном виде спорта. Как и в случае с жокеями на скачках, наездниками в соревнованиях по конкуру были высокооплачиваемые профессионалы – часто отпрыски владельцев прокатных конюшен, осваивавшие это мастерство с детства. Среди них всегда оказывалось несколько отважных любителей и иногда наездница-женщина, но это был спорт не для слабаков и не для необученных лошадей. При такой высоте препятствий одно неверное движение приводило к катастрофическим последствиям, порой наездник или лошадь травмировались так сильно, что больше не могли ходить.

Квалификационные соревнования проводились по утрам в будние дни, когда толпа была немногочисленной. Двенадцать лучших лошадей по итогам этих соревнований попадали в вечерние, которые показывали в прямом эфире по национальному телевидению. Впрочем, появление телевидения на Национальной выставке лошадей в 1957 году не повлияло на дух соревнований. Одна из самых знаменитых выставок в мире верховой езды все еще проводилась так, будто была любительским мероприятием. Зрители сходились толпами, но не было никакого сервиса. Соревнования в самых популярных классах – конкурных – часто затягивались до поздней ночи, с дополнительными раундами – до часу или двух. Программа простаивала, часто между классами делались перерывы, в которых знаменитости позировали перед фотокамерами светской хроники. Телевизионщики были не в лучшем положении, чем зрители на дешевых местах: они могли смотреть и восхищаться, но никто не заботился о том, в каких они находятся условиях.

Гарри не поддавался всей этой суете. У него была работа – участие в соревнованиях. Жизнь наверху, где столпы общества позировали для фотографов «Вэнити фейр», его не касалась. Гарри не ожидал пройти утренний отборочный тур, и в своем первом классе Синьон, напуганный незнакомыми звуками и запахами Мэдисон-сквер-гарден, выступил не очень хорошо. Его не отобрали для вечерних соревнований. Гарри сидел высоко на дешевом месте, наблюдая за схваткой отобранных участников. Наметанным глазом он оценил происходящее. Лошади были изящными и красивыми, выведенными для состязаний подобного рода. Гарри верил, что Синьон окажется с ними на уровне, но трассы на Национальной выставке были тяжелыми, куда тяжелее тех, с которыми он имел дело летом. Препятствия были выше, арена – маленькой, а толпа шумела и отвлекала. Конечно, Синьон мог справиться с такими препятствиями дома в школе Нокс, но лошади, привыкшие к участию в больших соревнованиях на закрытой арене, имели колоссальное преимущество. На мгновение Гарри представил себя под светом этих прожекторов верхом на Снежке. Эта мысль заставила его улыбнуться. Большой рабочей лошади было бы наплевать на толпу и свет, но Гарри почти наяву слышал смех, который сопровождал бы их выход на ринг, – настолько неуместной была эта картина.

На следующий день Синьон был спокойнее и собраннее. Начинались соревнования в другом классе, и Гарри попробовал еще раз. Теперь он прошел чисто. Всего со второй попытки Гарри удалось попасть в вечерние соревнования. Этим вечером ему предстояло противостоять самым опытным наездникам.

Ночное выступление на крытой арене оставляет ни с чем не сравнимые впечатления. Образы, запахи, звуки огромной арены были совершенно чужды лошади из маленькой деревенской конюшни. Чтобы попасть на арену в Мэдисон-сквер-гарден, лошадь нужно вывести из конюшни и провести через деревянные ворота. Рядом с конюшнями, также на нижнем уровне, находится тесная тренировочная арена, узкая и переполненная разгоряченными лошадьми, шагающими взад-вперед. Тренировочные планки расположены в центре, рядом с ними стоят грумы в одежде цвета хаки, готовые изменить высоту, держащие в руках палки, чтобы бить коней по ногам, принуждая их прыгать, – запрещенная практика, но некоторые дрессировщики полагали, что это заставляет лошадь быть внимательнее. Лошади ждут наверху, в узком коридоре. Арена скрыта от глаз высокими воротами, и ее можно увидеть, только когда ворота открываются, чтобы выпустить участника. Едва лошадь проезжает в ворота, на нее обрушивается водопад ощущений. Поверхность под ногами очень мягкая, говорили, что это тот же песок, который использовали в цирке Барнума и Бейли, и многие грумы закрывали лошадям ноздри, чтобы уберечь их от запахов: принято было считать, что лошади боятся запаха экскрементов цирковых слонов.