Мартина Мэдден - Ануш. Обрученные судьбой

– Я управляю кожевенной фабрикой отца. Не очень успешно, но все равно больше некому этим заняться.

– Значит, ты бизнесмен?

– Это очень громко сказано. Я явно не такой хороший управленец, как мой отец. – Джахан посмотрел на девушку. – Ну а ты? В лагере мне сказали, что ты работаешь медсестрой.

– Я помогаю беженцам и детям, которые живут в лагере.

Он посмотрел на здание больницы, на белье, развешанное во дворе. На стенах облупилась краска, два верхних окна были разбиты. Ануш наблюдала за Джаханом, его профиль был таким же, каким она его запомнила.

– Почему ты не отвечал на мои письма? – спросила девушка.

– Поверь мне, Ануш, я… не получал их.

– Тогда как ты нашел меня?

– С помощью Армина. Я написал ему, и он ответил, что ты все еще в Бейруте. Когда я сошел с корабля, сразу же пошел в лагерь беженцев, и там мне сказали, что искать тебя надо в приюте. – Джахан улыбнулся. – Меня не удивило, что я нашел тебя возле моря.

Она вспомнила Трапезунд, зелено-голубые воды Черного моря. Девушка представила бухту и двух людей, которыми они когда-то были.

– Ануш, – продолжал Джахан, – я встретился с матроной Нортон и кое-что предпринял.

– Мне не нужны твои деньги!

– Это не то, что ты…

– Если бы ты читал мои письма, то понял бы, что лично мне от тебя ничего не нужно! У меня готовы документы для отъезда в Америку, и я уеду, как только получу билет.

– Если ты только меня…

– Единственное мое желание – найти мою дочь. Если ты скажешь мне, где живут Стюарты…

– Я ничего не слышал о Стюартах, но, Ануш, пожалуйста, послушай меня…

Со стороны бассейнов раздался пронзительный крик, сопровождаемый истеричным возгласом:

– Дикран!

Ануш побежала напрямую к тому месту, где дети столпились возле раненого ребенка.

А оставшийся у скамьи Джахан выкрикивал ее имя.

Дикран был напуган, из ранки на лбу обильно шла кровь. Хори, вся в слезах, объяснила, что малыш извивался у нее в руках, упал и поранился о железный желоб.

Ануш качала ребенка на коленях, пока доктор Алтунян зашивал рану. Останется маленький шрам, сказал он, но все быстро заживет.

Некоторое время спустя она сидела у кровати ребенка, ожидая, пока он уснет. Ануш думала уже не о маленьком мальчике, а о разговоре с Джаханом. Глаза Дикрана закрылись, девушка выскользнула из комнаты, прошла по коридору к выходу, затем направилась в сад.

Бассейны были пусты, Ануш пошла по тропинке, ведущей к скамейке. Она уже была завалена опадающими листьями, ветер гремел воротами.

Джахан давно ушел.

Аршак ждал ее возле больницы. Он сказал, что ее ждет матрона в своем кабинете. Она велела Ануш явиться немедленно. Поднимаясь по ступенькам, Ануш готовилась принять на себя волну гнева управляющей. Ребенок, за которого она отвечала, пострадал, она должна была лучше за ним следить. Но, подходя к кабинету матроны, девушка поняла, что не чувствует вообще ничего.

Встречу с Джаханом она представляла на протяжении долгого времени. Все, что она скажет… Все, что услышит… Как выплеснет словами всю боль разлуки, всю радость и счастье, которые она хотела бы разделить с ним. Как это – прикоснуться к нему вновь? Ощутить запах его волос, кожи, одежды. Почувствовать прикосновение его рук. Вспомнить, как это – заниматься с ним любовью…

Но мужчина, которого она знала, погиб на войне, а вместо него приехал турецкий бизнесмен. Человек, который хотел ослабить укоры совести с помощью денег.

От невеселых мыслей Ануш отвлек лай собаки, доносившийся не как обычно, со двора, а откуда-то изнутри здания. Девушка поняла, что Пятнышко каким-то образом освободился, умудрился добраться до кабинета матроны и теперь заливается там.

Боясь того, что она может обнаружить, Ануш остановилась перед дверью. Чуть приоткрыв ее, она увидела, что матрона стоит у стола, улыбается и хлопает в ладоши. Открыв дверь шире, Ануш увидела Пятнышко. Песик, стоя на задних лапах, выпрашивал еду. Но он смотрел не на хозяйку, внимание его привлек кто-то другой, кто-то, державший в маленьких ручках кусок хлеба на радость собаке. Ануш полностью открыла дверь, Пятнышко схватил кусок хлеба, опустился на все четыре лапы и начал есть.

К ней повернулось маленькое улыбающееся личико. Малышка лет пяти с шелковистыми черными волосами, собранными в хвост, очень светлой кожей, практически молочно-белой, и смеющимися карими глазами, совсем как у ее отца.

Джахан заставлял себя идти вперед, отдаляться от дочери и женщины, которую он по-прежнему любил. Но тело не слушалось, движения были нескоординированы из-за протеза и тяжести того, что он собирался сделать. Он все равно так поступит, и не важно, какие будут последствия.

Боль, которая сжала его сердце и не пускала воздух в легкие, была достаточным доказательством его раскаяния. Каплей в океане потерянных лет.

Мужчина повел плечами и выпрямился, сильный ветер дул с моря. Джахан направлялся в порт. Ему показалось, что он услышал голос своей дочери: «Папа!..» Но он не обернулся.

В его памяти навсегда останется Бейрут. И все с ним связанное: свет, холод и чувство невероятного опустошения. Разбитые мечты и страдание. И море, и волны, и ветер, шепчущий об искуплении.

Сегодня утром я нашел в сундуке свой старый дневник и некоторое время перечитывал его. Было холодное зимнее утро в Иллинойсе, в моем кабинете горел камин, и я раздумывал, а не бросить ли мне всю эту писанину в огонь?

Однако по какой-то причине я не смог этого сделать. Более того, я добавил еще одну запись, надеясь завершить то, что не следовало начинать.

Мы вернулись в Спрингфилд, город, в котором родилась Хетти, и я приобретаю новый опыт – работаю врачом в городе.

Люди здесь столь добры и приветливы, что очень нелегко понять, почему же мы покинули эти места. Мои дни заполнены практикой. Армянский фонд помощи начал сворачивать свою деятельность, а потом и вовсе закрылся. Я написал об этом Генри, а он ответил, что это было неизбежно, ведь иссякли пожертвования. Однако это терзает меня. Как быстро мы все забываем!

Хетти говорит, что это вполне ожидаемо, сердца и умы людей занимают другие дела и трагедии, и, наверное, она права.

Тем не менее, пока я жив, армяне и их история не будут забыты!

По крайней мере, в этой части света память об ужасающих событиях будет жива среди тех, кто пережил то страшное время. Вот в чем ирония: кто хочет забыть, не может этого сделать.

Для членов моей семьи четыре года, проведенные в Империи, не прошли бесследно.

Томас сердит на весь мир, мечтает изменить политическую ситуацию, Роберт изучает медицину и хочет работать за рубежом. Девочки, наверное, выйдут замуж, но Милли, которая тише всех и более склонна к размышлениям в последнее время, изучает юриспруденцию. Они скучают по сестре и иногда говорят о ней. Я думаю, это неплохо. Конечно же, это хорошо.