Олег Ёлшин - Миллион для гения

– Вы не слышали новость дня?

– Нет, – произнес Леонидов.

– Вы не знаете, что нет больше великого художника, великого мастера Медильяне?

– Как нет? – удивился он.

– Его убили, – прошептал старичок.

– Как убили?

Старичок теперь говорил тихо заговорщицким тоном:

– Да-да, убили. Господин Медильяне отказался шить костюмы и платья. Он отказался делать то, что делал всю свою жизнь и начал ваять… шорты и майки. Вот так.

– Зачем? – изумился Леонидов.

Старичок задумался, потом произнес:

– Наверное, ему надоело одевать всю эту толпу. Ведь имеет право человек на старости лет своей длинной жизни хотя бы единственный раз сделать то, что ХОЧЕТ?

Помолчал немного и продолжил:

– Всю свою жизнь он одевал этих господ, они уже не могут жить без его одежды, костюмов, платьев, аксессуаров, и у него родилась гениальная идея! Теперь он будет не одевать этих людей, а… раздевать! Это великолепно! Это гениально!

– Да, здорово! – согласился Леонидов.

– Здорово, еще как здорово! КИТЧ!

– Да-да, китч! – повторил он.

– Замечательно, когда хотя бы один единственный раз в жизни ты позволяешь себе сделать то, что ХОЧЕШЬ! За это можно отдать все, – шептал безумным голосом старичок, потом грустно добавил: – За это его и убили, – и посмотрел куда-то вдаль.

– А что за Мадам? – спросил он старичка.

– Увидите сами, – ответил тот, – запомните одно – никто не должен быть красивее ее, талантливее, остроумнее и умнее. Такое правило. А в общем, милейшая женщина.

– Даже так? – удивился Леонидов, – образ Богини.

– Да-да, Богини, – задумчиво пробормотал старичок.

– Ваша жена восхитительна в этом наряде, – произнес он, спустя какое-то время, – жалко, что для нее больше не найдется такого великолепного платья. Ей это очень шло.

К ним подошла Галя.

– Мы только что говорили о тебе, – сказал Леонидов, желая познакомить ее с этим удивительным человеком, хотя, пока сам не знал его имени.

– С кем ты тут разговаривал? – весело спросила Галя. Глаза ее блестели от выпитого шампанского, на ней потрясающе сидело платье, она была очень красива.

– Познакомься, – произнес он…

– Но здесь никого нет! – улыбаясь, воскликнула она. Он обернулся и не нашел своего собеседника. Старичок исчез, растворился! Как тогда! А был ли он, этот старичок? – подумал Леонидов.

– Сейчас начнется самое интересное! – воскликнула Галя.

– А разве еще не началось? – спросил он, оглядывая собравшихся. Люди размеренно ходили, общались, пили шампанское, и звонкий шум голосов отражался от стен гостеприимного дома.

– Основные гости еще не приехали, ты представляешь, кого еще ждут? – и, не дождавшись ответа, в восхищении продолжила: – Маммонну!

– Кого? – недоуменно переспросил он, заслышав такое имя.

– Ты не знаешь, кто такая Маммонна? – Гелла презрительно на него посмотрела: – Никому об этом не говори. Ты просто серость, Леонидов. Прости, ты гениальная серость, господин Леон. Маммонна! Я и не знала, что у Эллен бывают такие люди! Здесь собирается весь бомонд!

По залу пронеслось оживление, и все подошли к огромным окнам, выходящим на лужайку перед домом. Люди заворожено смотрели вдаль, произнося волшебное имя – Маммонна. Он тоже взглянул в окно.

Если вспоминать почетные выходы президентов или генеральных секретарей, членов правительственных делегаций, сошествие Папы Римского в Ватикане с высоты своего балкона или английской королевы в дни торжеств и праздников – все могло показаться нелепой забавой младенцев, играющих в песочнице, по сравнению с этим зрелищем. А зрелище завораживало и потрясало. Река, доселе так невинно струящаяся в своем неспешном течении, забурлила в тесном соитии берегов, закипела и начала выплескиваться наружу. Ей стало тесно в постылом русле. Теперь ее рассекали мощными моторами огромные катера и даже яхты. Они толкались, они не помещались в этом бурлящем водовороте, неслись по волнующейся поверхности воды. Они стремились сюда, к Эллен, к маленькому пирсу, который теперь напоминал огромный портовый причал. Дорога вдалеке заклубилась торнадо из пыли и вечернего зноя, а по ней в стремительном полете мчались десятки машин, земля сотрясалась от грохота моторов и громких сигналов. Облачко, спокойно висевшее на своей высоте, цепляясь за верхние этажи дома, разорвало в клочья, и сквозь него уже летела на разноцветных парашютах целая стая гостей. Зрелище напоминало военную операцию, а все эти люди – группу захвата, только никто не стрелял, не взрывались снаряды, но грохот, тем не менее, стоял невероятный. Этот летящий, плывущий, несущейся по дороге десант почти достиг зеленой лужайки, и люди в красивых нарядах – костюмах и вечерних платьях – вываливались из стремительных колесниц, заполоняя все пространство вокруг. Они выстроились большой шумной толпой, встречая длинную машину, которая неспешно, по-хозяйски, въезжала в центр зеленой лужайки, безжалостно приминая траву. Кто-то кинулся открывать двери. Дверей оказалось много – очень много. Все напоминало аттракцион – кто угадает, кто встретит главного гостя, или гостью, и проводит в зал «тусовочки»? Кто будет первым? Наконец, один счастливчик открыл дверцу и оттуда появилась рука… Рука была, скорее всего, женская. Пальцы ее были украшены огромными перстнями, драгоценные камни ярко блестели на солнце, переливаясь. Рука была огромной, она шевелила пальцами, готовясь вцепиться в своего «встречателя», в жертву. Наконец поймала его за воротник, и из темноты салона явилось нечто:

– Маммонна! Маммонна! – закричали люди со всех сторон. Нечто вылезло, выползло из машины и строго оглядело собравшихся. – Ну, что, засранцы, не ждали? – воскликнуло оно и засмеялось низким хохотом. – А вот и я! Встречайте! Думали не приеду? Ха! Приеду! Еще как приеду! Куда же вы без меня?! Давайте, ведите меня, встречайте…

Это была огромная черная жаба. Вернее, женщина, на нее похожая. Черная, потому что была она задрапирована черной одеждой. Именно задрапирована, а не одета. Одевать такое тело было бы невозможно, только покрывать лоскутами, скрывая безобразное содержимое, которое трясло складками и шевелило толстыми пальчиками в перстнях. Голова плавно перетекала в плечи, минуя шею. Шеи не было вовсе, зато был здоровенный подбородок, который покоился на груди. Волнистые волосы черным водопадом стекали с головы на плечи и мощную грудь. Изо рта раздавалось шипение. Руки тряслись. Все это черное желе вибрировало, колыхалось, и, цепляясь за руку своего кавалера, устремилось вперед.

– Маммонна,… Маммонна…, – продолжали повторять люди в праздничных нарядах. Ее завели в зал, и все столпились вокруг в ожидании чего-то еще. «Чего-то» не заставило себя долго ждать.