Йенс Лапидус - Стокгольмское дело

Они поели и поехали к ней домой. Квартира выглядела так, будто хозяева собираются съезжать.

– Нет, – сказала Роксана, – я никуда не переезжаю. Зет перебрался к своим родителям в четахейти .

– Четахейти? Что значит – четахейти?

– Так говорят… к черту на кулички, одним словом. Мне все равно.

– То есть он спустил за тобой воду?

Роксана остановилась и застыла. Стала похожа на манекен.

– У нас никогда ничего не было. Я думала, ты сам понял. Все-таки три дня с нами тусовался.

Может, понял, а может, и не понял. Но одно он знал твердо: Рокси ему очень нравится. Еще когда они стояли около клуба в то злосчастное утро и держали друг друга за руки, его как током ударило.

Только этого не хватало, подумал он тогда. Влюбился на ровном месте, и в самый неподходящий момент.

Но он знал и другое: ключевое правило остается в силе. Не раскрывай карты первым – проиграешь. Простой принцип, но он считал его очень важным. Мало ли что… у нее есть парень. Зет.

Но теперь условия игры поменялись. Она сказала, ясно и недвусмысленно: у нее с Зетом никогда ничего не было. А теперь, когда тот сбежал, – наверняка и не будет. И если он не воспользуется этим шансом – будет жалеть всю жизнь. Он уже столько потерял… и вдруг появилась возможность выиграть.

Он медленно наклонился к ней… и зажмурил глаза, замирая от страха получить пощечину или, еще хуже, услышать ядовитый смех.

Но нет.

Роксана подалась к нему.

И он забыл обо всем. Даже о Шамоне.

Его захлестнуло никогда раньше не испытанное чувство гармонии мира.

Никола повернулся в постели.

Следующее утро. Простыни смяты и сбиты к краю кровати: результат ночной активности.

Посмотрел на лежащую рядом Рокси.

Она еще спит. Свернулась калачиком. Наверное, ей жарко: сбросила простыню, прикрыты только ноги. Несмотря на опущенные рулонные гардины, в комнате почти светло. Он долго разглядывал микроскопические морщинки на ее веках, маленькую родинку на скуле, подрагивающие при дыхании невиданно длинные ресницы. Все новое, еще не успело выродиться в рутину.

Пожалуй, она самая красивая девушка из всех, что он видел. Не только всегда волновавшее его сочетание белой шелковистой кожи и темных, густых, блестящих волос, не только восточные лучистые глаза, не только пухлые, чувственно изогнутые губы, не только мягкое, гибкое, не изможденное непрерывными тренировками тело… было что-то еще. Что-то очень важное. А что?

Он лежал и думал, пока не сообразил. Главное вот что: она понимает его с первого слова. Не притворяется, что понимает, как почти все девчонки, а по-настоящему понимает. Не использует свою открытость как инструмент, чтобы влезть к нему в душу, как все эти кураторы или ведьмы из социалки. Понимает и молчит. Родная душа.

Какое это имеет отношение к красоте?

Никола закрыл глаза и беззвучно прошептал сам себе:

– Имеет. Самое прямое отношение.

Глупая поговорка: утро вечера мудренее. Ничего подобного. Никогда в жизни ему не было так хорошо, как накануне вечером. А с наступлением утра пришла мучительная, сверлящая мысль: Исак. Исак, заказавший убийство одного из своих. Предатель и убийца Исак.

Пару дней назад Симон Мюррей в кабачке нашел Белло.

– Слухи ходят… говорят, Никола хочет со мной встретиться.

– Мне со снютами чесать языками западло, – громко сказал Белло, незаметно кивнул и назвал место и время.

Они встретились там же, в карьере. Те же депрессивные серые отвалы. Тот же замурзанный «фольксваген».

– Тебя опять подвез твой… твоя горилла?

– Если ты имеешь в виду Белло, то он никакая не горилла. И даже не обезьяна, как вы, снюты, привыкли нас называть.

Мюррей нахмурился.

– Я не это имел в виду…

Где-то далеко, но явственно послышался скрежет какой-то техники. Никола почему-то считал, что этот карьер заброшен. Оказывается, нет.

Они медленно пошли по засыпанной острым щебнем дорожке.

Мюррей резко остановился и посмотрел в глаза Николе.

– Итак, что ты хочешь? – почему-то с одышкой.

– Хочу поговорить. Ты сам знаешь, о чем.

– С чего бы?

– С того, что слишком много дерьма летает в воздухе. Пора с этим кончать.

– Вот как… интересно. Я-то думал, мне уже все ясно.

– Что тебе ясно?

– Вы погасили Юсуфа и того, второго, по ошибке. Думали, что он заказал Шамона…

Никола молча ждал продолжения.

– А теперь ты думаешь, что Шамона заказал не Юсуф, а Исак. Или как?

В проницательности ему не откажешь, Симону-суке Мюррею. Надо что-то сказать.

– Почему ты так решил? Я ничего против Исака не имею. Он мой ментор.

– Был, возможно, – Мюррей почти пропел эту фразу. – Даже наверняка. Исак был твоим ментором. Не сомневаюсь, хотя это и печально. Ты мог бы выбрать другую дорогу. Но теперь… вряд ли ты на него шестеришь.

– Кончай бла-бла. Пустые слова. Ты ничего не можешь доказать.

– А вот этого ты не знаешь.

Никола сунул руки в карман и носком ботинка откинул камешек.

– Скажи мне, Симон: зачем люди идут в снюты? Неужели так интересно копаться в дерьме? Неужели не лучше заняться чем-то поприятнее? Это что-то врожденное?

Плечи Мюррея напряглись.

– Если дашь мне информацию, позабочусь, чтобы ты вышел сухим из воды. И покончить с этим болотом, в котором ты барахтаешься. Кончай, Никола.

– Нет. Это ты кончай, Симон, – Никола достал из кармана мобильник. – Помнишь, как ты не мог взять в толк, почему Исака выпустили? Доказательств – мешок, а его выпустили.

– Да… непонятная история. Будто кто-то махнул волшебной палочкой.

Никола нажал кнопку воспроизведения на диктофоне. Послышался голос Мюррея.

– Я видел обвинительный акт. Видел данные следствия. И уже много лет не видел такой безупречный материал. Он должен был загреметь минимум на три года – только за бухгалтерию. Экономические преступления в особо крупных размерах .

Физиономия Симона-суки Мюррея побагровела, углы рта опустились.

– Слушай меня внимательно, – Никола выключил запись. – И не дергайся. Ты прекрасно понимаешь, что передаешь секретную информацию криминальному элементу, каким ты меня считаешь. Это серьезная служебная ошибка, если не преступление. Это ты тоже понимаешь. Так что если не хочешь, чтобы я послал эту запись куда следует, ты должен ответить мне всего на один вопрос.

Мюррей передернул плечами. Теперь он понял, почему Никола добивался встречи.

– Я хочу знать все про Исака, – раздельно сказал Никола и демонстративно сложил руки на груди.

Прошло с полминуты. В отдалении продолжал скрежетать невидимый бульдозер.

– Ты сукин сын, и прекрасно это знаешь.

– Может быть… только сейчас у одного сукиного сына больше причин для беспокойства, чем у другого. Мне надо знать, почему выпустили Исака.