Рейчел Кейн - Тёмный ручей

– Высади меня там, – прошу я. – Он меня найдет.

– О чем ты говоришь?

– Мэлвин найдет меня. Я постараюсь, чтобы он меня нашел. – Могу представить, как это будет: мгновение невнимательности, и он вдруг окажется рядом со мной. Набросится на меня, ударит по голове или вырубит шокером. Я приду в себя так же, как все его жертвы: беспомощная, подвешенная на цепях, охваченная ужасом и болью. И эта боль не прекратится, пока я не умру. – Мне просто нужно сделать всё, чтобы ты нашел его и убил. Мне все равно, что он сделает со мной. Я могу выманить его из логова, чтобы ты его выследил.

– Ты же не имеешь в виду…

– Имею. Он будет сохранять мне жизнь так долго, как только сможет, так что у тебя будет время. Даже если будет слишком поздно спасать меня, он еще долго не расстанется с моим трупом, будет измываться над ним, пока не удовлетворится. Я буду последней, Сэм, даже если ты не сможешь добраться до него прежде моей смерти. Ты можешь остановить его. Я могу заставить его потратить немало времени, чтобы это продолжалось до тех пор, пока ты его не найдешь. Он не должен добраться до моих детей. Это всё, что сейчас имеет для меня значение.

Сэм неожиданно сворачивает к обочине дороги, хрустя гравием, и машина раскачивается на рессорах, когда мимо нас проносится дальнобойная фура, за ней другая. Ставит машину на ручной тормоз и поворачивается лицом ко мне. Я не могу понять, о чем он думает, пока Сэм не произносит:

– Черт побери, Гвен. Если ты сказала правду об этом видео… – Он на секунду прикрывает глаза, и я наконец опознаю выражение его лица. Это застывший, отстраненный взгляд человека, перед которым предстало нечто ужасное. Я гадаю – быть может, у меня сейчас такое же лицо? – Если ты всего этого не делала, тебе нужно жить – ради твоих детей. Ты это знаешь.

Я и так думаю о детях. Только о них я и думаю. О том, как Ланни смотрела мне в лицо и отрекалась от меня раз и навсегда. Мои дети заслуживают моих последних, самых отчаянных усилий, призванных защитить их, пусть даже это навсегда разлучит их и меня. Я не могу доказать, что невиновна. Но я могу спасти их, и не важно, верят они мне или нет.

– Это правильный способ, – говорю я Сэму. – Это единственный способ.

– Я не могу позволить тебе сделать это.

– Ты не можешь остановить меня.

Он качает головой и говорит:

– Тебе лучше будет вернуться к Риварду. Тот наведет тебя на «Авессалом», а «Авессалом» приведет к Мэлвину. Тебе не нужно делать это таким способом.

– Это слишком долго.

– Ты не можешь подставиться вот так, словно какая-нибудь… жертвенная овца.

– Почему нет? – Я поворачиваюсь к нему, и он вздрагивает, увидев мое лицо. – Если я уже мертва для людей, которых люблю, я с тем же успехом могу умереть за них.

Эти слова звучат бесстрастно, и я действительно вижу в них смысл. Сейчас мне кажется, что Сэм Кейд жалеет меня, думая, что я сломлена. Но я не сломлена. Я выковала себя заново из множества кусочков, превратив в стальной прут. Во мне не осталось ничего мягкого.

Я больше не могу сломаться, потому что все сломано прежде.

– Если хочешь оставить меня здесь – оставляй, – говорю я. – Я пойду одна. Но я намерена найти Мэлвина Ройяла. Это все, что мне осталось сделать в этом мире.

Сэм сглатывает. Я не знаю, когда в последний раз видела его таким неуверенным, как сейчас, в эту минуту. Сейчас я словно бы с расстояния в тысячу миль окидываю взглядом то влечение, которое испытывала к нему, то безнадежное желание пересечь минное поле и отпустить прошлое, хотя бы ненадолго.

Но прошлое никогда не отпускает нас. Оно таится в каждом вздохе, в каждой клетке, в каждой секунде. Теперь я это знаю.

– Боже, Гвен, – шепчет Сэм. – Не делай этого. Пожалуйста, не надо.

Я отстегиваюсь от кресла, открываю дверцу и выхожу навстречу холодному туманному воздуху. Идет дождь – та зимняя морось, которая в мгновение ока может превратиться в лед. Черный лед, который так трудно разглядеть, но, если ты окажешься на нем, тебя неудержимо закрутит и понесет навстречу катастрофе.

Я направляюсь вдоль дороги в направлении движения. Это опасное место для пешехода: асфальт трассы лишь чуть выше уровня гравийной обочины, а справа находится крутой склон, и внизу виднеются лишь острые макушки деревьев.

У меня все болит. Не осталось ничего безопасного, ничего хорошего, ничего доброго. Если я упаду, это не повредит мне. Если Мэлвин начнет резать меня, кровь не потечет. Меня здесь нет. Меня здесь нет .

Когда Сэм обеими руками обхватывает меня сзади, я начинаю вырываться. Сопротивляться. Из проезжающих машин, должно быть, это выглядит так, словно он напал на меня, но никто не останавливается. Никому нет дела.

Больно.

Я кричу. Мой крик взмывает вверх, и пронизанный ледяным дождем воздух бесследно поглощает его, и все рушится вниз и внутрь, и горе давит на меня всей своей тяжестью – как будто на меня навалилась вся планета.

Я испытываю дикое желание просто броситься в этот непрерывный поток машин, я хочу, чтобы все поскорее закончилось в визге тормозов и реве сигналов, в лучах фар и луже крови на асфальте, – но это не спасет моих детей.

– Спокойно, – произносит Сэм почти мне на ухо. Он держит меня так крепко, что я не могу вырваться. – Спокойно, Гвен. Дыши.

Я дышу, но слишком быстро. Голова кружится, меня тошнит. Весь мир сер и полон безразличия, но тепло и твердость Сэмова тела удерживают меня здесь, в этой жизни. В этой боли.

Я ненавижу его за это.

А потом ненависть тает, и под ней оказывается нечто беззащитное, болезненное и отчаянно признательное. Мое дыхание замедляется. Я прекращаю сопротивляться.

Сначала слезы катятся медленно, потом струйками, затем потоком, и Сэм разжимает руки – лишь настолько, чтобы дать мне повернуться и уткнуться в него. Он всегда позволял мне прижаться к нему, хотя я никогда не заслуживала такой милости. Не заслуживаю и сейчас. Его присутствие – единственное, что реально среди этого тумана, мороси, боли, льда.

– Я потеряла своих детей, – выдавливаю я между хриплых рыданий. – О боже, я их потеряла! – Эта боль гнездится в моем сердце, в моем чреве, где я их вынашивала, и она настолько первична, что я не знаю, как ее пережить.

– Нет, не потеряла, – говорит мне Сэм, и я ощущаю, как царапается щетина, когда он прижимается щекой к моей щеке. – Ты никого не потеряла. Но ты действительно хочешь, чтобы их отец убил их мать? Ты думаешь, это спасет их? Я знаю, каково это – чувствовать себя единственным выжившим; это буквально выворачивает тебя наизнанку. Не поступай так с ними. – Я чувствую, как он сглатывает. – Не поступай так со мной.

Мы долго стоим так на холоде, озаряемые огнями проносящихся мимо машин, промокшие под моросью, а потом я говорю: