Рейчел Кейн - Тёмный ручей

– Временно. Можешь считать это местом, где проводятся особые мероприятия. Здесь снимаются фильмы на заказ. У моего друга есть и другие места для таких съемок. Ты даже нашла пару из них. Одним был склад, другим – та хижина, которую вы взорвали.

«Особые мероприятия». Я помню, чем торгует «Авессалом», – фильмами, где показаны подлинные пытки, насилие и убийства, – и рот мой наполняется тошнотворным привкусом.

– Ты участвуешь в этом, – говорю я. – Ты состоишь в «Авессаломе».

– Я был клиентом, который постепенно поднялся до поставщика, – поправляет Мэлвин. – Развлечение и выгода разом. Я сделал хорошую карьеру почти за десять лет. Я был аккуратен, но, полагаю, в конечном итоге сделался слишком беспечен. Мне следовало отправить ту, последнюю, в озеро, пока у меня был шанс. Если б я очистил гараж предыдущей ночью, как намеревался, мы все еще были бы женаты. – Он похлопывает по матрасу. – И по-прежнему делили бы брачное ложе. Я знаю, что ты тосковала по этому. И я тосковал.

Меня тошнит, но в желудке нет ничего, кроме кислоты. Кем я была бы сейчас, если б оставалась в его власти еще и последние почти пять лет? Что было бы с нашими детьми? Не хочу представлять это, но все же представляю: несчастная, пассивная Джина Ройял, боящаяся надолго встретиться с кем-либо взглядом, ползущая по жизни с поникшими плечами и менталитетом жертвы. Не способная научить своих детей ничему, кроме покорности.

Может быть, моим детям сейчас больно, но я сражалась за них. Я сделала всё, чтобы они были сильными и независимыми людьми. Он не сможет отнять этого у них. Или у меня.

– Ты собираешься насиловать меня, Мэлвин? – спрашиваю я. – Потому что если ты это сделаешь, я постараюсь оторвать у тебя всё, до чего смогу дотянуться.

– Я не хочу тебя. Ты стала уродливой. Разочаровала меня. – Все же я хоть чуть-чуть, но задела его. Мэлвин потягивается, стараясь вести себя естественно, но я вижу, что он раздражен. Я не играю роль покорной жертвы. Я не сдаюсь. – Ненавижу современных языкастых женщин. Посмотри, что ты сделала с собой. И ради чего… Чтобы выжить? Это не стоило того, Джина, особенно потому, что ты всё равно умрешь той же смертью, которой и умерла бы в противном случае. По моей воле. – Его глаза обретают влажный, полупрозрачный блеск, словно покрываются льдом. – Для моего удовольствия. И моей выгоды.

– Да пошел ты, – отвечаю я ему.

И начинаю трудиться над наручниками. Боль невероятно сильна, она вспыхивает красно-желтыми огнями всякий раз, когда я поворачиваю кисть. Что-то подается с влажным, резким хрустом, и боль делается столь ошеломляющей, что на одну блаженную секунду я перестаю вообще что-либо чувствовать, словно мое тело дает мне время освободиться.

Ломаю еще одну кость, и мои пальцы горят, как будто я сунула их в костер. Я кричу, но это крик ярости. Крик торжества. Боль – это жизнь. Боль – это победа.

Я освобожусь и убью его.

– Джина, – произносит он, – посмотри на меня.

Я смотрю на него, оскалив зубы. Я наполовину безумна, и надеюсь, что он это видит.

– Зачем? – спрашиваю я. – Чтобы я могла увидеть, как выглядит поражение? Ты – ничто, Мэлвин. Ничто.

Вот он – тот взгляд, на который я надеялась. Он опускает подбородок, веки его почти смыкаются. Теперь в нем не осталось ничего человеческого. Только монстр.

– Брэйди звонил мне. Ты это знаешь?

Этот удар нанесен под щит, которым я прикрываюсь, и вся моя великолепная, освобождающая ярость в один миг утекает прочь. Превращается в страх, холодный, словно зимнее озеро. Я прекращаю попытки высвободиться. Я не хочу уступать ему ни на дюйм, но не могу не спросить:

– О чем ты говоришь?

– О нашем сыне, Брэйди. – Мэлвин садится на край кровати. – Когда наш друг Лэнсел забрал его – помнишь об этом? – я распорядился, чтобы он передал Брэйди телефон. Телефон, который станет для него спасательным тросом, если это понадобится. Как оказалось – понадобилось. Сначала ты бросила его. Потом он обнаружил, что ты лгала ему. Достаточно сомнений, чтобы сыграть на них и заставить его позвонить мне. Почти сработало. – В изгибе его губ теперь читается ужасное, горькое отвращение. – Но ты превратила его в мелкого сучонка. Он, наш сын, стал слабаком, тряпкой. Это сделала с ним ты. Лишила его яиц еще до того, как они толком отросли. Теперь он для меня бесполезен.

Это не тот спокойный, вежливый Мэлвин, которого знали другие люди. Это даже не тот Мэлвин, которого я знала когда-то в Уичито; он никогда не сказал бы такого о своем сыне. Из его рта словно брызжет ядовитая слизь со дна черного озера. От того, что он так говорит о моем сыне, меня опять начинает тошнить, меня охватывает ужас.

– Ты врешь. Ты не мог говорить с ним, – возражаю я, потому что это единственное, за что я сейчас могу цепляться. – Он сказал бы мне.

– Он не сразу воспользовался телефоном – ведь ты держала его на слишком коротком поводке. Но, едва начав, уже не смог остановиться.

Я неожиданно вспоминаю, кто нашел то кошмарное видео. Коннор. Это была не случайность. И не дело рук «Авессалома». Это сделал Мэлвин. Сделал с нашим сыном, сделал намеренно…

– Ты сукин сын.

– Это не моя вина, что ты оставила его на чужих людей, – парирует Мэлвин. – Что сделала его уязвимым, легко ломающимся. И я сломал его. Я планировал сделать так, чтобы он оказался здесь, с нами. Я думал, что это было бы вполне уместно: чтобы он увидел тебя сломленной. А потом я мог бы взять его с собой и научить, как быть сильным. Но ничего не получилось. Вместо Брэйди мы поймали Лили.

Все это сыплется на меня слишком быстро и слишком тяжело. У меня нет времени ощутить потрясение. Я просто тону в нем.

– Ты имеешь в виду Ланни? – Произношу ее имя – и сразу же жалею об этом, потому что Мэлвин теперь видит мою уязвимость. Мой страх. Он питается им. – У тебя ее нет.

– Ты права, ее здесь нет. Она вмешалась, когда перевозчик «Авессалома» приехал за нашим сыном. Сейчас она уже в холмах, в другом из наших… особых мест. – Он пожимает плечами. – Я сказал им извлечь из нее какую-нибудь пользу, тем или иным способом. Она не настолько высоко котируется, как могла бы, будь она моложе, но…

– Заткнись! – кричу я, и дрожь в голосе удивляет меня. Мое тело кажется мне тяжелым и холодным, словно уже готово сдаться. Я хочу, чтобы ко мне вернулась ярость. Страх слишком тяжел. Слишком сильно давит. «Ланни, моя дорогая милая девочка, где ты, что он сделал…»

Каким-то образом я умудряюсь напомнить себе, что Мэлвин Ройял – лжец. Обманщик. Манипулятор. И он знает, где находятся мои слабые места, мои уязвимости. Мои дети – это то, посредством чего он может причинить мне боль. Я должна верить, что они в безопасности. Должна.

– Ты очень плохая мать, – говорит он после тщательно отмеренной паузы. – Я намерен забрать своего сына и снова сделать его моим . Я уже заполучил твою дочь. Думай об этом, пока я готовлю всё для тебя.