Норб Воннегут - Боги Гринвича

— Ты ничтожество, — крикнул Лизер, проходя мимо. — Ты нигде не получишь работу, Кьюсак, только у Фелпса.

И побрел дальше, непримиримый и злой.

Джимми проигнорировал его.

— Я все равно удивлен, — заявил он Шэннону, — что вы не накрыли Сая раньше.

— Он скрытный, — ответил здоровяк. — Скрытный во всем. К примеру, хотел иметь огромный фонд, но вместо поиска новых инвесторов занимал деньги. Он считал, инвесторы задают слишком много вопросов.

— Вот и объяснение всех долгов, — сказал Кьюсак.

— Так значит, он нанял Джеймса не для поисков инвесторов, — спросила Эми, — а для приобретения бизнеса моего папы?

— Эта покупка была мечтой, которая превращалась в реальность, — ответил Шэннон. — Но мы полагаем, сначала Лизер хотел сделать из твоего отца источник прижизненных расчетов.

— Шэннон, а зачем же ты снимал меня в «Фокси леди»?

Впервые на памяти Кьюсака здоровяк замялся. Его лицо приняло нехарактерное выражение, оно выражало едва ли не раскаяние.

— Прости, — сказал Шэннон. — Мы были уже близко. А Сай крепко наседал на меня. Оставалось либо снимать тебя, либо разрушить прикрытие. Уверен, Бьянка…

— Я позвоню ей, — прервал Джимми, желая двигаться дальше. — А Виктор?

— А что с ним?

— Он тоже замешан?

— Сначала мы сомневались, — ответил Шэннон, пожимая плечами.

— А сейчас?

— Мы считаем, что нет.

— А его странности?

— Это у тебя надо спрашивать.

— В каком смысле?

— Ну, это ваши хедж-фондовые штучки…

— Да о чем ты говоришь? — растерялся Кьюсак.

— Виктор прочитал, что трейдеры-женщины лучше мужчин.

— Да, я видел статью у него на столе.

— Джимми, он принимает эстроген в таблетках.

— Он сошел с ума? — воскликнула Эми.

— Может, надо вмешаться? — услужливо предложил Кьюсак. — Ну, знаете. Злоупотребление гормонами.

Эми и Шэннон дружно посмотрели на Джимми. Окровавленное лицо, сломанный нос… Наконец здоровяк произнес:

— Давай-ка отвезем тебя в больницу, пусть на тебя там посмотрят.

Виктор Ли замер. Ему не хватало санкции Сая на продажу. Его парализовала «жесткая лента», как на Уолл-стрит называли плохие рынки. Как он и предсказывал, Доу уже упал ниже 10 000. Недостаток заинтересованности Сая дорого обойдется «ЛиУэлл». Но кое-что еще хуже:

— Мой бонус.

Казалось, фондовые рынки выхаркивают слишком крупных заемщиков и слишком рискованные займы. На левом мониторе без остановки, одна за другой, крутились новости, сообщающие о кончине западной цивилизации. На среднем мониторе цены на портфель «ЛиУэлл» подтверждали гибель и мрак левого. А справа экран заполняли говорящие головы Си-эн-би-си. Они поочередно выпаливали последние сообщения о катастрофах.

Виктор схватил аэрозольный баллончик «Виндекс» и начал протирать правую панель. Ему необходимо разрешение Сая. Сай — главный партнер. Сай принимает все решения. Именно Сай настаивал на всех займах. После протирки экрана, надеялся Ли, ему полегчает; механические действия были его противоядием от неразумных поступков. И именно в эту минуту на Си-эн-би-си прорвалось сообщение, которое изменило жизнь Виктора.

— Как раз когда вы думаете, что дела уже хуже некуда, — сообщила ведущая, — мы получили невероятные новости из зоопарка Бронкса. Погибла женщина, ставшая жертвой нападения белого медведя. Власти арестовали Сая Лизера, восходящую звезду хедж-фондов.

— Ого! — воскликнул Виктор, роняя «Виндекс».

— Совершенно верно, Эрин, — согласился репортер из зоопарка Бронкса. — У нас есть видеозапись нападения медведя, снятая одним из посетителей зоопарка. Там есть очень неприятные кадры, поэтому мы заранее предупреждаем зрителей…

— А какая связь между белым медведем и Саем Лизером? — спросила Эрин у репортера.

Но Виктор Ли уже ничего не слышал. Он был слишком занят. Теперь у него есть вся необходимая власть. Он набрал Придурка из «Мерила» и рявкнул:

— Выбрасывай на рынок десять тысяч акций «Бентвинг Энерджи». Перезвони, когда закончишь.

Потом он обзвонил «Голдман Сакс», «Эйч-эс-би-си» и прочие конторы, которыми пользовался для оформления сделок, всякий раз говоря одно и то же: «Продавайте».

— Я вернулся, — заявил Виктор на всю торговую площадку, глядя на полосы от «Виндекса» на терминале. — Я круче всех. Я охеренно круче всех!

— Давай я отвезу вас в неотложку, — предложил Шэннон.

— Нет, спасибо, — ответил Кьюсак. — Я в порядке. Мы поймаем такси.

— Джимми, а твоя машина?

— Заберет эвакуатор.

— Что будет с «ЛиУэлл Кэпитал»? — спросила Эми.

— Откуда мне знать? — сказал Шэннон. — Он закроется. Страховые компании подадут в суд. И семьи жертв подадут гражданские иски.

— Как те, которые подавали против О. Джея, [50] Имеется в виду О. Джей Симпсон, знаменитый американский футболист и киноактер. Был обвинен в убийстве своей бывшей жены и ее друга. — заметила Эми.

— Верно, — ответил здоровяк.

Он улыбнулся, демонстрируя щель между зубами. В эту секунду Эми и Кьюсак позабыли о свирепости, будто приклеенной к его лицу.

— Вам нужно почаще улыбаться, — сказала Эми.

— Зачем? — недоуменно спросил Шэннон.

— Потому что я до конца жизни не забуду ваше лицо.

— А это немало значит, — заметил Джимми и рассмеялся вместе с Эми.

— Что-что? — растерянно спросил Шэннон.

— Долгая история, — ответил Кьюсак. — Ты приедешь завтра в офис?

— Возможно. Если нас впустит полиция.

— Увидимся там.

Эми на прощанье поцеловала Шэннона в огромную щеку и сказала:

— Спасибо.

Когда Джимми и Эми остались одни, она спросила:

— А зачем тебе завтра приезжать в офис?

— Клиенты меня знают. Это вопрос репутации. Мне нужно разгрести бардак, прежде чем двигаться дальше. И я уже проходил через такое.

— Я хочу, чтобы ты забыл о «Кьюсак Кэпитал».

— Именно это говорит твой папа.

— Вот видишь. Он вовсе не такой уж плохой, — лукаво заметила Эми.

— Знаю, знаю, — согласился Джимми. — А еще мне нужно поговорить с Грэмом Даркином.

— Зачем?

— У нас хорошие отношения, и он всегда спрашивает совета о рынках.

— И что ты ему посоветуешь, Джеймс?

— Положить деньги под матрас.

— Правильно.

— Эми, у меня есть еще одна идея.

— Расскажешь мне по дороге в травмпункт.

В Рейкьявике было темно. Сигги сидел за столом, собираясь закрывать магазин. Он смотрел на маленький рисунок Пикассо, некогда висевший в кабинете Лизера. Скоро, может, в четверг или в пятницу, прибудут остальные картины. Все четыреста двадцать семь. Упакованные в ящики, помеченные и опечатанные для путешествия в Исландию.

Зазвонил телефон. Это был Олавюр, который остался в Нью-Йорке.

— Ты слышал, что случилось?