Джон Карр - Все приключения Шерлока Холмса

С ближайшим поездом он уехал в Уокинг и, прибыв на место, убедился в том, что документ может серьезно повлиять на международные отношения. Джозеф спрятал его в надежном, как ему казалось, месте, собираясь через день-другой отвезти его во французское посольство или в другое место, где за него дадут хорошую цену. Но тут внезапно возвращаетесь вы. Не дав одуматься, его выдворяют из комнаты, и с той самой минуты у него не было никакой возможности забрать документ – в спальне постоянно находились как минимум два человека: вы и ваша невеста или сиделка. Думаю, он сходил с ума от бессилия. Наконец ему представился удобный случай, но, как назло, в ту ночь вы не спали. Вы помните: в тот вечер вы забыли выпить успокоительную микстуру?

– Да, я помню.

– Думаю, он предпринял меры, чтобы в тот день она была особенно эффективной, и надеялся застать вас крепко спящим. Я не сомневался: преступник попытается снова проникнуть в комнату и забрать бумаги. Ваш отъезд пришелся ему как нельзя кстати. Я попросил мисс Харрисон никуда не отлучаться из комнаты в течение дня, а на ночь запереть ее на ключ. Ну, дальше я уже все описал. К тому времени я уже точно знал, что пропавшие бумаги находятся в вашей спальне, но мне не хотелось срывать плинтусы и мебельную обивку в поисках документа. Я предоставил ему самому достать договор, избавив себя от лишних хлопот. Ну как? У вас еще остались вопросы?

– А зачем он в первый раз полез через окно, когда мог спокойно войти через дверь? – поинтересовался я. – Ведь тогда дверь была не заперта?

– Спальня мистера Фелпса – седьмая по счету в длинном коридоре. Где гарантия, что никто не проснется? И потом: забравшись через окно, он в случае переполоха мог убежать в сад. Что-нибудь еще?

– Но вы же не думаете, что он собирался убить меня? – спросил Фелпс. – Наверное, он взял нож только в качестве отмычки?

– Возможно, – ответил Холмс, пожав плечами. – Я могу сказать только одно: не хотел бы я, чтоб моя жизнь зависела от милосердия такого человека, как мистер Джозеф Харрисон.

С тяжелым сердцем приступаю я к последним строкам этих воспоминаний, повествующих о необыкновенных талантах моего друга Шерлока Холмса. В бессвязной и – я сам это чувствую – в совершенно неподходящей манере я пытался рассказать об удивительных приключениях, которые мне довелось пережить бок о бок с ним, начиная с того случая, который я в своих записках назвал «Этюд в багровых тонах», и вплоть до истории с «Морским договором», когда вмешательство моего друга, безусловно, предотвратило серьезные международные осложнения. Признаться, я хотел поставить здесь точку и умолчать о событии, оставившем такую пустоту в моей жизни, что даже двухлетний промежуток оказался бессильным ее заполнить. Однако недавно опубликованные письма полковника Джеймса Мориарти, в которых он защищает память своего покойного брата, вынуждают меня взяться за перо, и теперь я считаю своим долгом открыть людям глаза на то, что произошло. Ведь одному мне известна вся правда, и я рад, что настало время, когда уже нет причин ее скрывать. [107] © Перевод. Д. Лившиц, наследники, 2009.

Насколько мне известно, в газеты попали только три сообщения: заметка в «Журналь де Женев» от 6 мая 1891 года, телеграмма агентства Рейтер в английской прессе от 7 мая и, наконец, недавние письма, о которых упомянуто выше. Из этих писем первое и второе чрезвычайно сокращены, а последнее, как я сейчас докажу, совершенно искажает факты. Моя обязанность – поведать наконец миру о том, что на самом деле произошло между профессором Мориарти и мистером Шерлоком Холмсом.

Читатель, может быть, помнит, что после моей женитьбы тесная дружба, связывавшая меня и Холмса, приобрела несколько иной характер. Я занялся частной врачебной практикой. Он продолжал время от времени заходить ко мне, когда нуждался в спутнике для своих расследований, но это случалось все реже и реже, а в 1890 году было только три случая, о которых у меня сохранились какие-то записи.

Зимой этого года и в начале весны 1891-го газеты писали о том, что Холмс приглашен французским правительством по чрезвычайно важному делу, и из полученных от него двух писем – из Нарбонна и Нима – я заключил, что, по-видимому, его пребывание во Франции сильно затянется. Поэтому я был несколько удивлен, когда вечером 24 апреля он внезапно появился у меня в кабинете. Мне сразу бросилось в глаза, что он еще более бледен и худ, чем обычно.

– Да, я порядком истощил свои силы, – сказал он, отвечая скорее на мой взгляд, чем на слова. – В последнее время мне приходилось трудновато… Что, если я закрою ставни?

Комната была освещена только настольной лампой, при которой я обычно читал. Осторожно двигаясь вдоль стены, Холмс обошел всю комнату, захлопывая ставни и тщательно замыкая их засовами.

– Вы чего-нибудь боитесь? – спросил я.

– Да, боюсь.

– Чего же?

– Духового ружья.

– Дорогой мой Холмс, что вы хотите этим сказать?

– Мне кажется, Уотсон, вы достаточно хорошо меня знаете, и вам известно, что я не робкого десятка. Однако не считаться с угрожающей тебе опасностью – это скорее глупость, чем храбрость. Дайте мне, пожалуйста, спичку.

Он закурил папиросу, и, казалось, табачный дым благотворно подействовал на него.

– Во-первых, я должен извиниться за свой поздний визит, – сказал он. – И кроме того, мне придется попросить у вас позволения совершить второй бесцеремонный поступок – перелезть через заднюю стенку вашего сада, ибо я намерен уйти от вас именно таким путем.

– Но что все это значит? – спросил я.

Он протянул руку ближе к лампе, и я увидел, что суставы двух его пальцев изранены и в крови.

– Как видите, это не совсем пустяки, – сказал он с улыбкой. – Пожалуй, этак можно потерять и всю руку. А где миссис Уотсон? Дома?

– Нет, она уехала погостить к знакомым.

– Ага! Так, значит, вы один?

– Совершенно один.

– Если так, мне легче будет предложить вам поехать со мной на недельку на континент.

– Куда именно?

– Куда угодно. Мне решительно все равно.

Все это показалось мне как нельзя более странным. Холмс не имел обыкновения праздно проводить время, и что-то в его бледном, изнуренном лице говорило о дошедшем до предела нервном напряжении. Он заметил недоумение в моем взгляде и, опершись локтями о колени и сомкнув кончики пальцев, стал объяснять мне положение дел.

– Вы, я думаю, ничего не слышали о профессоре Мориарти? – спросил он.

– Нет.

– Гениально и непостижимо. Человек опутал своими сетями весь Лондон, и никто даже не слышал о нем. Это-то и поднимает его на недосягаемую высоту в уголовном мире. Уверяю вас, Уотсон, что если бы мне удалось победить этого человека, если бы я мог избавить от него общество, это было бы венцом моей деятельности, я считал бы свою карьеру законченной и готов был бы перейти к более спокойным занятиям. Между нами говоря, Уотсон, благодаря последним двум делам, которые позволили мне оказать кое-какие услуги королевскому дому Скандинавии и республике Франции, я имею возможность вести образ жизни, более соответствующий моим наклонностям, и серьезно заняться химией. Но я еще не могу спокойно сидеть в своем кресле, пока такой человек, как профессор Мориарти, свободно разгуливает по улицам Лондона.